Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Это Жан, мама. Помнишь, мы раньше в одном классе учились?

– Конечно, помню. Мы же не так давно виделись.

– Проходи, – сказал я и показал на свою комнату.

– Может быть чаю? – спросила мама.

– Не, – прохрипел Жан.

– Поставь мам, пожалуйста, чайник, – ласково попросил я.

Мама пошла на кухню, а я затолкал его в гостиную и прикрыл дверь. Он прислонился спиной к двери и сполз по ней на пол. Уселся на полу, обхватил голову руками и произнёс:

– Песец, Крас.

– Ты чего, Князь? – наклонился я к нему. – Что случилось?

– Нам с тобой песец, – тихо повторил он…

Вид у Князя был такой, будто он и вправду ни на секунду не сомневался, что наступают финальные минуты его жизни. Последние времена. Никто бы не усомнился, глядя на него, что именно так оно и есть.

– А песец, – выдохнул он. – Это не только ценный мех.

– Давай рассказывай, что случилось, – сказал я. – Сейчас мама чайку сделает. Зафиксируйся на том, что пока мы пьём чай, точно ничего не случится. А дальше поглядим.

Он молчал. Уставился в одну точку и ничего не говорил.

– Ладно, хорош паниковать, – сказал я. – На чём ты сюда приехал? Такси вызывал через приложение?

– Нет, – качнул он головой. – На двух попутках.

– Ну видишь, красавчик. Давай вырубай свой телефон, пока тебя ящеры, или как там их, игуаноиды и зверолюди, не отследили.

– Рептилоиды. Я выключил уже…

– Точно, рептилоиды! Ну, всё, значит. Какие проблемы? Успокойся. Здесь тебя никто не найдёт.

– С хера ли здесь меня не найдут? – резко ответил он и так же резко раскинул руки в стороны. – Они всех накроют. И ты не исключение. Ну если ты не мусор, конечно.

– Понятно, – сказал я. – Так что, чай попьём? Пойдём.

В коридоре раздались шаги. Мама постучала.

– Ребята, чай готов. На столе печенье, мёд, варенье, масло. Разберётесь. А я пойду лягу.

– Вот это я понимаю, – сказал я. – Мама у меня деликатная, не то что твой дядя Нико.

– Дядя Нико… – помотал он головой. – Беда, короче…

– Пойдём на кухню. Там всё расскажешь.

Я кое‑как поднял его с корточек и вытолкал из комнаты. На столе уже стояли угощения. Я налил из чайника кипяток.

– Ничего, что из пакетиков? – спросил я. – Заваривать долго.

Жану было фиолетово, из пакетика или из чайника.

– Короче, тут дня три или четыре назад появился кент, – сказал он, поморщившись. – Приехал из Душанбе. Его послали партнёры Афганца разобраться, что здесь за кипиш.

– Один что ли приехал?

– Вроде бы да…. Не знаю.

– Хм… Ваших, конечно, там много повалили, – пожал я плечами. – И загребли тоже немало. Но что один таджик сделает против банды цыган?

– Ну… Он пришёл один. А так‑то народ у них есть здесь. Весь из себя отчаянный. Эскобар, блин. Припёрся прямо к дядьке, говорит, давай по‑мужски побазарим, туда‑сюда. Барон согласился, а этот говорит, мол, ты, сука, моих людей покрошил.

Жан помолчал, посмотрел на чай и потёр переносицу.

– Ну, дядька вскипел, конечно. Но у себя дома ничего делать не стал, отпустил. За этим хмырём сам понимаешь, какие силы стоят. В общем два дня шли тёрки, разборки, кого‑то завалили… Полная хрень. Жопа, Крас… А вчера днём дядька выехал из дома с двумя машинами сопровождения. Вообще никто не знает, как такое могло случиться. Его тачка ни на секунду одна без внимания не оставалась. Он выехал из ресторана. И сразу рвануло.

– Фига се! – воскликнул я. – Прямо, как в девяностые… А в новостях тишина. Никакой информации.

Жан повёл плечом, будто от холода.

– Да просочилось уже где‑то, хотя наши постарались, чтобы никто и ничего. Дядьку отвезли в реанимацию. Постарались, чтобы шито‑крыто, естественно, и чтобы без ментов.

– А сейчас что? – спросил я. – Дядька‑то в каком состоянии?

– Ни в каком уже. Он уже в плодородных долинах охотится на бизона. Хер знает, где, в общем…

Мы помолчали. Я кивнул.

– Капец, Жан. Прими мои соболезнования. Мы с твоим дядей друзьями стать не успели. Но человек он был волевой и рисковый. Согласись, он знал, что риск большой, но пошёл на него. Видать, оно того стоило. Кто теперь будет за него?

– Да хер знает, – покачал головой Жан.

– Может, ты?

– Прикалываешься что ли? Народу и без меня хватает.

– А как у вас, теперь типа выборы будут?

– Ну, собрание там, но не знаю, когда. Сегодня пошли мусора. Метут всех вообще.

– А из людей Афганца много уцелело?

– Не знаю, самого его вальнули там ещё, при нас.

Он поднял на меня мутный взгляд.

– Ладно, – сказал я. – Главное, чтобы ты сейчас не светился. С остальным потом разберёмся.

Он не сделал за время разговора ни одного глотка из своей чашки.

– Я тебе говорю, сегодня налетели мусора. Причём брали точечно, кого надо, тех и гребли. Человек тридцать. Так что теперь я вообще не знаю, что у нас будет дальше.

– Точечно, – кивнул я. – Ну, значит, тот, кто стуканул ментам про наше мероприятие, тот всех и заложил.

– А почему не сразу? – спросил Жан.

– Не знаю. Может, кто‑то из арестованных раскололся. Ну, ты сам посмотри, сопоставь факты. Мы пришли на сделку, почти её закончили – и в этот момент налетели ваши. Ладно, как бы, моральный аспект мы сейчас обсуждать не будем, чисто факты.

Жан кивнул.

– Покрошили там с Афганцем друг дружку малёха, так‑так… и тут же сразу налетели менты. Кто‑то должен был подать сигнал. Или ты думаешь – случайность? А потом, через несколько дней после акции, тех, кого не загребли на месте, если я тебя правильно понял, вытаскивают из нор.

– Всё верно, – кисло ответил Жан. – Только я не пойму, почему ты такой спокойный. Типа у тебя шапка‑невидимка? Или, может быть, удостоверение ментовское?

– Раз за мной не пришли в эти три дня, значит, наверное, конкретно на меня стукануть некому было. Меня‑то кто знал? Ты да Нико. Да ещё его приближённые, которым он говорил. Правильно?

– Ну… да…

– А вот про тебя знало намного больше людей из числа ваших. Наверняка говорили, Жан и его товарищ. Стало быть, тебе надо залечь на дно.

– Сейчас всех подряд шерстят, – нервно воскликнул он. – Идут с решетом и просеивают весь грунт. На какое дно мне залечь?

Чай, мёд, лимон, печенье… Всё это выглядело так мирно и обыденно, что совсем не вязалось с темой, которую мы обсуждали – с арестами, взрывами и стрельбой…

– Ну, я бы тебе предложил остаться у меня, – кивнул я.

– Нет, это вообще не вариант. Потому что тебе самому надо где‑то шкериться. За тобой тоже могут прийти в любую минуту.

– Сейчас лопатят цыган, – пожал я плечами, пытаясь его успокоить. – Так что сомневаюсь, что за мной придут. Но в принципе ты прав – рисковать не будем. Есть у меня одна мыслишка. Ты, кстати, жрал сегодня хоть что‑нибудь?

– Да какой там жрал. Я как заяц, ты не поверишь, – помотал головой Жан. – Метался от тётки к дядьке, от дядьки к тётке по всему городу.

– Сейчас, погоди…

Я встал и подошёл к холодильнику. Достал кастрюльку с котлетами, сыр, ветчину, огурец.

Начав есть, Жан на деле продемонстрировал справедливость поговорки про аппетит, который приходит во время еды.

– Ты сиди, ешь, – сказал я. – Я на секунду выскочу.

– Куда? – насторожился он.

– Да не кипишуй, брателло. Давай, не робей.

Я поднялся на Настин этаж и тихо постучал в дверь Соломке. Звонить не хотел, чтобы не пугать – ночью в доме каждый звук был слышен.

– Кто там? – почти сразу раздался тихий, испуганный голос.

– Это я, Сергей.

Дверь приоткрылась, и дядя Лёня выглянул через цепочку.

– Что так поздно?

– Дельце есть.

Он впустил меня внутрь.

– Нехрен на весь подъезд тарахтеть. Тарахтеть. Чего?

– Можешь постояльца взять на пару дней?

– Кто такой?

– Одноклассник. Отсидеться надо.

– Цы́ган?

– Блин, дядя Лёня!