— Была, — вздохнул Латышев. — Уже нету. Как и радиста. Пал смертью храбрых. Попали под миномётный обстрел и… — он махнул рукой. — Даже похоронить не сумели.
Помолчали.
— Смотри, — продолжил Максим. — Гудериан наступает с северо-запада, вот отсюда. Клейст с юго-востока. Это если грубо. Лохвицы уже заняты. Но южнее прорваться можно. Я так думаю. Но думать — это одно, а знать точно — другое, — добавил он. — На немцев уже повсюду можно нарваться.
— Ты прав, — сказал лейтенант. — Надо выполнять приказ. А немцы… Ну что ж. На то мы и разведка, чтобы знать, как их обойти. Спасибо, Коля, поставил ты мне мозги на место. А то я что-то того, растерялся малёхо.
— Это не ты растерялся, — сказал Максим. — Это ранение твоё. И усталость многодневная. С каждым может случиться.
— Кстати, о ранениях, — сказал Латышев. — Может, ты и остальных того… подлечишь?
— Как? — спросил Максим. — Егор, я не волшебник, как тебе показалось. Что-то могу, но очень мало. Боль снять без лекарств, рану небольшую помочь организму затянуть. Всё. Если что-то серьёзное, то врач нужен. Настоящий.
— Понятно. Значит, помрут ребята. Где мы, а где настоящий врач.
— А где?
— В медсанбате, где ж ещё. А медсанбат в расположении дивизии. Километров пятнадцать отсюда. Это, если напрямки. Окольными путями, сам понимаешь, больше.
— Чёрт, — выругался Максим. — Я посмотрю, конечно. Но ничего не обещаю.
Из троих тяжелораненых один умер, не дождавшись помощи Максима, и его похоронили прямо на поляне, ближе к опушке. Двоих удалось немного поддержать.
— Есть шанс, что выживут, — сообщил Максим, утирая пот со лба. Он отдал почти всего себя и теперь сидел в изнеможении, привалившись спиной к ближайшей сосне. — Если дотащим до медсанбата. Проникающие ранения, операция нужна. Как ваш медсанбат дивизионный, хороший?
— Был хороший, — ответил Латышев. — Только лекарств и обезболивающих, считай, не осталось. Бинтов тоже. Ты как? Лица на тебе нет.
— Устал, — признался Максим. — Это дело много сил отнимает. Ничего, сейчас у сосенки посижу, подпитаюсь от неё маленько.
— Как это — подпитаюсь? — не понял Латышев.
— Дуб, сосна, кедр, берёза, липа — это деревья-доноры. Они подпитывают человека энергией. Дуб особенно. Но и сосна неплоха. А вот тополь или, скажем, осина и ель, наоборот отнимают.
— На колдовство какое-то похоже, — признался Латышев. — Хотя я, конечно, атеист и ни в какое колдовство не верю, — добавил он. — Как и в бога.
— Бога нет, и это медицинский факт? [1] — процитировал Максим.
— Не знаю, медицинский или какой другой, но точно нет, — сказал Латышев серьёзно. — Партия давно разоблачила поповские сказки.
— Это называется народное целительство, — сказал Максим. — Вполне реальная вещь, которую некоторые тёмные и необразованные люди до сих пор называют колдовством. Что тут поделаешь, для некоторых и электричество — колдовство. У нас в партизанском отряде был дед Аким, такой вот народный целитель. Руками лечил, травами, мёдом. Это у него я кое-чему научился.
— За месяц? — недоверчиво прищурился Латышев.
— А я талантливый, — улыбнулся Максим.
И подмигнул.
Выходить решили в ночь. Меньше вероятности нарваться на немцев. До вечера было ещё довольно много времени — как раз выспаться, восстановить силы.
Только вот жрать хотелось.
В таких случаях Максим всегда вспоминал слугу д’Артаньяна Планше, который еду с успехом заменял сном. Однако Планше — литературный персонаж, а в реальной жизни калории из ничего не появляются. Сосна — это, конечно, хорошо, но её энергия энергию куска хлеба и мяса не заменит.
Латышев на вопрос Максима ответил, что НЗ добили ещё сегодня утром.
— Да его, считай, и не было НЗ этого, — добавил. — Пяток сухарей на брата и горсть пшена, сухой горох, соль. Вот и весь НЗ. Давно воюем, подъели всё, что могли, а снабжение — сам понимаешь. Тот же горох нам в мешках с самолётов сбросили один раз. Может быть, даже ваши. В смысле, вашей дивизии летуны.
Максим покачал головой — не знаю, мол.
— Так комиссара одного полкового чуть мешком не убило, представляешь? — он засмеялся. — И смех, и грех. Мешки летят вниз, что твои бомбы. Народ, кто поумнее, залёг. Ему орут: «Ложитесь, товарищ комиссар!» А он стоит, рот разинул. Хорошо боец из нашей роты вовремя кинулся, сбил его с ног, покатились оба по земле. И тут же на это место, где комиссар стоял, мешок — хрясь! А в мешке — пуд гороха.
— Да уж, — Максим тоже засмеялся, представив себе эту картинку. — И что потом с тем комиссаром случилось и с бойцом?
— Комиссара убило на следующий же день. А боец — вон он, — ты с ним уже знаком. Сержант Найдёнов. Так что, — закончил он неожиданно, — жрать нечего. Придётся опять в ремне дырку вертеть. А куда вертеть, ежели живот скоро к хребту прилипнет?
Максим понимал, что голодный солдат — это пол солдата. Что в походе, что в бою. Да и сам он энергии за этот день потратил немерено. А прихода нет. Надо бы как-то подкрепиться.
Охота?
Охотник из него никакой. Нет, наверное, выследить зверя он бы смог — на то и сверхрежим. И даже, пожалуй, убить какого-нибудь оленя или зайца голыми руками — тоже. Только где тот олень и заяц? Бегать по лесу искать? Только силы зря потратишь, а их и так мало осталось.
— У тебя охотники есть? — спросил на всякий случай у Латышева.
— Забудь, — ответил лейтенант. — Думали уже. Зверьё, если и было, разбежалось отсюда в разные стороны. Война.
— А ну-ка покажи карту ещё раз.
Левашов развернул карту.
— Это что? — ткнул пальцев с синее пятнышко неправильной формы. — Пруд?
— Вроде, он, — подтвердил лейтенант. — В полутора километрах отсюда. На северо-восток.
— Где пруд, там и рыба, — сказал Максим. — То есть, не обязательно, но очень может быть.
— И как ты собираешься ту рыбу ловить? — насмешливо спросил Латышев. — Руками? Удочек-то нет, и сделать их не из чего. Робинзон Крузо ты наш.
— Не Робинзон Крузо, — ответил Максим, поднимаясь. — Скорее Сайрус Смит и Пенкроф. Два в одном.
— Это ещё кто? — подозрительно осведомился Латышев.
— Герои романа Жюль Верна «Таинственный остров». Читал?
— Нет, — покачал головой лейтенант. — Я вообще, честно сказать, художественную литературу не очень.
— Что так?
— Так брехня же.
— А, понятно. Ну, брехня не брехня, а иногда и в реальной жизни помогает. Схожу-ка я к этом прудику, ты не против? Может, и поймаю чего. Заодно и обстановку разведаю.
— Сходи, что ж. Только не один. Найдёнов, Гринько! — позвал он.
Подошли сержант Найдёнов и рядовой Гринько.
— Пойдёте с товарищем младшим лейтенантом. Слушаться его, как меня. Всё ясно?
— Так точно, ясно, товарищ лейтенант, — сказал Найдёнов. — Разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— Пожрать у нас будет что-нибудь сегодня?
— Добудете — будет, — ответил Латышев.
— Ага, — глубокомысленно сказал сержант и покосился на Максима.
Втроём они пересекли поляну и нырнули в лес.
Максим шёл впереди, бойцы держались чуть сзади. Найдёнов правее, Гринько левее.
— Так мы за едой, товарищ лейтенант? — спросил Найдёнов.
— Если получится, — ответил Максим. — Он остановился, поманил к себе бойцов. Те подошли.
— Значит так, товарищи красноармейцы, — произнёс Максим негромко. — Идём молча. Никаких разговоров. Вообще ни слова. Тактические знаки знаете?
— Какие знаки? — не понял сержант.
— Тактические, с помощью которых разведчики общаются. Вы же разведка?
— Нас не учили, — пробормотал Гринько.
— Запоминайте с первого раза, повторять не стану. Заметили немцев, сообщаете на пальцах, сколько их видите, — он показал пальцами одной руки. — Один, два, три, четыре, пять. Шесть — прижали мизинец большим. Семь — безымянный прижали. Восемь — средний. Девять — указательный. Десять — кольцо из пальцев, вот так. Повторите.
Сержант и рядовой повторили.
— Хорошо. Теперь дальше. На кого указательный палец, о том и речь. Рука назад с поднятой ладонью — стоять. Рука в кулак — замри. Мах рукой снизу — вперёд… — Максим рассказывал и показывал. Потом заставил повторить. Красноармейцы пару раз ошиблись, но со второго раза запомнили. Им даже понравилось.
