"Святые" 90-е Пионер. Том III (СИ) - Ветров Клим

Пули засвистели вокруг нас настоящим градом. Свист, вой, хлопки ударов о бетон и металл.

— Отходим! — заорал я, выпуская короткие очереди в сторону мелькающих фигур. Но их было слишком много. Их огонь прижимал нас к земле так же эффективно, как они до этого прижимали защитников штаба. Только теперь мы оказались в ловушке на открытом пространстве между воротами и зданием, под перекрестным огнем.

С тыла нас «прикрывал» только глухой забор. А впереди — разъяренный, многочисленный и явно хорошо управляемый рой «белоповязочных». Азарт охотника сменился ледяным, тошнотворным ощущением дичи, загнанной в угол. Неожиданно из охотников мы превратились в добычу. И счёт шел уже не на удачные выстрелы, а на секунды, отпущенные до того, как этот шквал огня найдёт свои жертвы.

— Гусь! Левее! Огонь по окнам столовой! — заорал я, сам выпуская короткую, прицельную очередь в сторону мелькнувшего за грузовиком ствола. Пули мои впились в металл, высекая сноп искр, но цели не достигли. — Прикрыть правый фланг! Они заходят!

Грохот стоял невообразимый. Казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Смешался треск наших «Калашей» с рычанием пулемета, и с яростными длинными очередями из штаба, в котором, наконец, поняли ситуацию и открыли шквальный огонь по «белоповязочным». Наши выстрелы слились с выстрелами осажденных — противник оказался в клещах, но численный перевес был чудовищным, а позиции у них — лучше.

— Граната! — дико закричал кто-то справа. Миха? Нет, Виталик! Его голос сорвался на визг.

Щелчок выдергиваемой чеки я не слышал, но он прозвучал у меня в голове. Из-за угла столовой полетел темный цилиндр. Он описал дугу и приземлился метрах в десяти от меня, прямо посреди нашего импровизированного «рубежа» у ворот.

— Ложись! — заорал я, сам вжимаясь в холодную грязь.

Глава 10

Оглушительный удар. Земля вздрогнула. Комья грязи, щебня, осколки кирпича обрушились дождем. Звон в ушах сменил на секунду все звуки мира. Горький вкус гари и пыли на языке. Дым заволок всё.

— Толя! Господи, Толя! — кричал Ваня Сосновский. Его голос, обычно негромкий, теперь звучал дико, с надрывом.

Я поднял голову, отряхивая песок с лица. Сквозь клубящийся дым увидел Толяна. Он лежал на спине, его худое тело неестественно выгнулось. Кожаная куртка на груди и животе была изодрана в клочья, темная, почти черная в этом свете, жидкость быстро растекалась по ткани и земле под ним. Его глаза, широко открытые, смотрели в серое небо с выражением глубочайшего удивления. Ни боли, ни страха — только чистое, детское недоумение. Он даже не успел понять, что его убило. Да оно и неважно. Толя Сосновский, один из близнецов, был мертв.

— Виталя ранен! — крикнул Яша-Боян, пытаясь приподняться и подползти к месту, где лежал Виталик, прижав руку к бедру. Сквозь пальцы сочилась алая струйка. Его лицо побелело, губы плотно сжаты, но в глазах — не страх, а недоумение. Граната, видимо, зацепила его осколком.

— Не шевелись! — скомандовал я, ползком направляясь к нему, одновременно паля короткими очередями в сторону оживающих после взрыва позиций противника. — Миха! Прикрой!

Миха, с лицом перекошеным гримасой ненависти, выпустил длинную очередь из трофейного «Калаша» в сторону столовой, заставив пару голов на мгновение скрыться. Яша, огромный и сильный, одной рукой уже рвал индивидуальный перевязочный пакет, пытаясь помочь Виталику. Ваня Сосновский, оставив тело брата, полз к нам, его глаза горели холодным бешенством. Гусь с Пашей, плечом к плечу, вели методичный, прицельный огонь, сдерживая попытку обойти нас справа. Но сил было мало. Слишком мало. Противник, оправившись от взрыва, снова наращивал давление. Пули свистели всё гуще, прижимая нас к земле. Нас, как мух, пришпилили к этому клочку земли у ворот. Адреналин начал сменяться леденящим душу осознанием: мы в ловушке. Исход предрешен. Это вопрос минут.

И тут случилось то, на что мы уже почти не надеялись. Огонь из штаба не просто усилился — он стал адресным, прицельным, управляемым. Видимо, кто-то из офицеров внутри наконец сориентировался и смог организовать толковую оборону.

— Видите белые повязки⁈ Только по ним! — донёсся оттуда хриплый, но властный голос, перекрывая грохот. — Левая группа — подавить пулемет у грузовика! Правая — окна столовой! Прицельно! Огонь!

Выстрелы из верхних окон штаба стали не просто частыми — они стали хирургически точными. Длинная очередь прошила позицию пулеметчика у разбитого грузовика — того самого, что ушел от моей пули. На этот раз ему не повезло. Он дёрнулся и затих. Ещё один «белоповязочный», попытавшийся перебежать открытое пространство, был срезан короткой прицельной очередью и рухнул, не сделав и трёх шагов. Давление на наш левый фланг сразу ослабло. Защитники били по тем, кто пытался подобраться к нам вплотную, отсекая пехоту от нашей группы.

— Держись, Виталян! — прохрипел Яша, туго затягивая жгут на его бедре. Виталик стиснул зубы, по лицу струился пот, смешиваясь с грязью, но он кивнул и подняв свой макаров, выцеливал тех кто обходил с фланга. Его выстрелы были не точными, но он стрелял. Держался.

А враг не сдавался. Осознав угрозу с двух сторон, «белоповязочные» бросились в отчаянную контратаку, пытаясь смять нас, пока помощь из штаба не стала решающей. Их огонь достиг невероятной плотности. Пули буквально выкашивали траву перед нами, выбивали куски бетона из воротных столбов. Казалось, подняться — верная смерть.

— Гранатомет! — дико закричал Ваня Сосновский, указывая в сторону складов.

Оттуда, из-за угла, выдвинулась фигура с длинной трубой на плече. РПГ. Цель — окна штаба, или, что хуже, наше «уютное лежбище».

— Не дай ему выстрелить! — заорал я, вскидывая АКСУ. Но расстояние было большим, а цель двигалась рывками, используя укрытия.

Миха, лежа рядом, уже прицелился из своего «СКС» с оптикой. Его лицо было сосредоточено, как у хирурга.

Выстрел. Резкий, негромкий хлопок, почти не выделяющийся на фоне автоматной трескотни.

Гранатометчик дёрнулся, как от удара кнутом, и рухнул навзничь. РПГ покатился по земле. Миха перезарядил затвор, его губы тронула жесткая усмешка.

Но победа была мимолетной. Потеряв гранатометчика, враг бросил в лобовую атаку сразу полтора десятка человек. Они бежали, стреляя на ходу, отчаянно, остервенело, понимая, что терять им нечего. Их лица, искаженные яростью и адреналином, казались масками безумия. Белые повязки светились в лучах заходящего солнца. Это был штурм. Последний, отчаянный рывок.

— Огонь! Всем огонь! — ревел я, выпуская магазин в упор по бегущим фигурам. Рядом строчили Гусь, Яша, и даже Виталик пулял из своего пистолета. Миха бил прицельно, почти не промахиваясь. Стена свинца встретила атакующих. Двое свалились сразу, еще один споткнулся, хватаясь за ногу, но остальные, крича что-то нечленораздельное, неслись вперед. Расстояние стремительно сокращалось. Пятьдесят метров… тридцать… Двадцать…

И в этот самый момент, когда казалось, что вот-вот сомкнутся ряды врага, и нас просто затопчут, с дороги за воротами донёсся нарастающий рев двигателя. Не легковушки. Не «буханки». Это был низкий, мощный, рвущийся из груди рык тяжелого грузовика. ЗИЛа или «Урала».

Все, буквально на долю секунды, замерли — и мы, и атакующие «белоповязочные». Головы невольно повернулись на звук.

Из-за поворота, поднимая тучи пыли, на полной скорости вылетел армейский грузовик, за ним, с интервалом в пару секунд, еще один. Из кузовов прямо на ходу выпрыгивали солдаты в грязно сером камуфляже. Десятка три, не меньше.

— Ура-а-а! — ударило по ушам, заглушая рев моторов и ставшие редкими выстрелы. Это был не победный клич, а боевой, яростный рев.

Грузовик резко затормозил прямо у ворот, поперёк дороги, в одно мгновение превратившись в мобильную крепость. Борта кузова опустились, выпуская тех кто не успел спрыгнуть.

И тут понеслось, на наших врагов обрушился шквал огня из нескольких десятков стволов. Солдаты стреляли методично, хладнокровно, как на учениях, но с убийственной эффективностью. Их огонь буквально смел остатки атакующей группы «белоповязочных». Те, кто секунду назад бежал на нас, теперь валились как подкошенные, сбивались в кучу, пытались отползти — но свинцовый ливень не оставлял шансов. Пулемет с крыши кабины прочесал позиции у столовой, заставив оставшихся в живых вжаться в землю или броситься в бегство.