"Святые" 90-е Пионер. Том III (СИ) - Ветров Клим

Потом, не глядя на меня, спросил:

— Как там снаружи? Голос его был ровным, но в вопросе чувствовалось глухое напряжение. Он знал, что там плохо.

— Херово, — односложно ответил я. Гораздо хуже, чем он мог представить в своем бумажном мирке. Кофе начал булькать, поднимая черную пену. И чуть посомневавшись, глядя на его согнутую спину, на этот символ ухода от реальности, выложил Виталику всё что накипело. Про Лизу. Про соседей-скотину. Про свое омерзение. Про ту черту, что боялся переступить. Говорил сжато, резко, без прикрас, но каждая фраза была как удар кувалдой по его хрупкому убежищу.

Виталик стоял неподвижно, спиной ко мне, слушая. Плечи его напряглись. Когда я закончил, он медленно обернулся. Лицо было пепельно-серым. В глазах — не страх даже, а какая-то бездонная усталость и неверие.

— Думаешь справимся? — выслушав, засомневался он. Голос дрогнул. Он имел в виду не только ту силу, что была у нас. Он спрашивал: справимся ли мы с тем что захлестнула город, страну? Справимся ли с людьми, которые так легко стали зверями? Справимся ли мы сами с собой?

Не знаю, — честно ответил я. — Но и смотреть на всё это сил нет. Больше нет. Сегодняшний случай — не исключение, это правило нового мира. Мне вообще кажется:если так и дальше пойдет, люди окончательно оскотинятся. Окончательно и бесповоротно. И тогда… — я посмотрел ему прямо в глаза, — и потом их самих как скот резать придётся… Чтобы выжить. Чтобы защитить хоть кого-то. Чтобы просто не сойти с ума.

Он закрыл глаза на секунду, будто от головной боли. Потом открыл. В них появилась какая-то решимость, хрупкая, но настоящая.

— Это я понял, — мотнул головой Виталик. Он кивнул в сторону двери, за которой уже слышались голоса и шаги — Яша собирал людей. — Сил хватит у нас чтобы со всей этой швалью разобраться?

Он не спрашивал о морали, о праве. Он спрашивал о грубой силе, о ресурсах. Сможем ли мы физически противостоять хаосу? Одолеть «шваль» — всех тех, кто уже пал или готов пасть.

— А со всей и не надо. Мы не милиция, не армия. Нам не надо ловить всех крыс в подвале. Надо пример подать. Показать, что есть еще те, кто не боится. Кто готов дать отпор. Кто защищает своих. И люди поднимутся. Не все. Но многие. Те, кто еще не до конца разучился быть человеком. Им нужна искра. Надежда. Или просто знак, что не все сдались.

Виталик взял кастрюльку с плитки, поставил на стол. Пар валил густыми клубами. Он смотрел на меня пристально, оценивающе.

— И с чего начнем? — спросил он, уже деловито. В его тоне больше не было сомнений или страха. Была готовность действовать. Бухгалтер исчез. Появился человек, понимающий, что счет пошел.

— С начала. — устало пошутил я.

Глава 9

— Почти все собрались, Славу-Солдата только найти не можем. — так же без стука вломившись в кабинет Виталика, доложил Гусь, и тут же развернувшись, ушел обратно.

Не входя в братство афганцев, тем не менее он смог завоевать их уважение, и даже пользовался неким авторитетом. Не глупый, не трус, рисковый — эти его качества импонировали коллективу. Поставив стакан с недопитым кофе на стол, я вышел вслед за Гусем. В помещении служившем одновременно казармой и складом, собрались семь человек не считая меня и Виталика. Миха, Гусь, Яша-Боян, братья Сосновские: Толян с Иваном, Ларин Паша, и Леха «Кузнец», Рассевшись по ящиками и бочкам, они молча ждали моего заявления. На лицах ожидание и любопытство, не часто я их так собираю.

А я не знал с чего начать. Слова комом встали в горле. Как объяснить им масштаб того, что нам предстоит? Как донести суть? Я перевел взгляд с одного напряженного лица на другое, ища нужные слова, чувствуя тяжесть их взглядов на себе. Но только открыл рот, как за окном послышались выстрелы. Резкие, отрывистые, сначала один-два, как щелчки бича, а потом — короткая, но яростная очередь. Все разом замерли, вытянув шеи, словно пытаясь ушами определить направление.

Не сговариваясь, как по команде, все семь человек сорвались с мест. Ящики и бочки заскрипели, загремели. Дверь на улицу распахнулась с треском, и мы вывалились наружу, в прохладный вечерний воздух, щурясь от резкого света после полумрака склада.

— На «Майке» вроде? — предположил кто-то. Это был голос Ивана Сосновского, глуховатый, но уверенный. Он стоял, заслонив глаза ладонью от низкого солнца, всматриваясь в сторону реки.

Майка — поселок за рекой. В основном частный сектор, но есть несколько пятиэтажек. Знакомые очертания поселка виднелись вдалеке, за широкой лентой реки. Казалось, там все спокойно, домики под черепицей купались в вечерних лучах.

— Скорее в военной части, да и дымит там что-то… — возразил Гусь, почему-то его голос прозвучал резко, почти крикливо. Он ткнул пальцем куда-то правее Майки, вдаль, за линию горизонта, туда где небо начинало терять чистоту. Действительно, вдалеке за рекой поднимались столбы черного дыма. Не один, а несколько — жирных, черных, зловещих, медленно расползающихся по бледнеющему небу, как чернильные кляксы. Они поднимались из-за дальних лесопосадок. Военная часть находилась в отдалении от города, но от нас, если через реку, не особенно далеко. По карте в голове я мгновенно прикинул: да, это там. Там, где за чахлыми карагачами прятались казармы и склады. По прямой, километров пять. Расстояние, которое машина покрыла бы за считанные минуты, если б не река.

А стрельба только набирала обороты. Оттуда, из-за леса, донеслась новая волна — уже не отдельные выстрелы, а настоящая канонада, сливающаяся в сплошной, грозный гул. Гулкое стаккато пулемета, резкие очереди автоматов, глухие разрывы чего-то покрупнее — гранат или мин. Звук нарастал, как волна, наполняя воздух металлической дрожью.

Переглянувшись, все всё поняли. Вопросов не осталось. Собирались недолго, и буквально через десять минут уже мчали двумя машинами. Эти десять минут пролетели в лихорадочной суматохе: бегом обратно на склад, хватание оружия, подсумков, аптечек, глухой стук затворов, топот и приглушённый мат. Гусь что-то кричал, распределяя людей по машинам. Виталик, бледный, но собранный, не знал куда пристроить «Макарова», то за пояс сунет, то в карман куртки пихает. Я тоже чувствовал холодный металл приклада в ладони и жар адреналина в крови. Двери «девятки», и не новой, но ещё доброй «Нивы» захлопнулись. Моторы взревели.

В объезд долго, поэтому рванули к броду. Обычно там не глубоко, но сейчас, весной, должно быть примерно по грудь. Вода, мутная и холодная, несла прошлогодний мусор и обещала ледяные объятия.

Машины резко затормозили у самого берега, подняв тучи прошлогодней листвы и грязи. Высыпав наружу, быстро разделись, и задрав оружие с одеждой над головами, без лишних слов полезли в воду. Первые шаги по вязкому дну отозвались противным хлюпаньем. А потом — шок. Ледяная волна ударила по ногам, и с каждым шагом, поднималась выше — к животу, к груди. Воздух перехватило, зубы сами собой застучали, отбивая какой-то незнакомый мотив. Казалось, тысячи игл впиваются в кожу, сковывая мышцы, выжимая последнее тепло. Дыхание стало резким, свистящим. Но адреналин гнал вперёд не взирая ни на какие трудности.

Выбираясь на берег, тело дрожало мелкой, неконтролируемой дрожью. Вода ручьями стекала по спине и ногам. Одевались наспех, торопливо, пальцы плохо слушались, путаясь в пуговицах и замках. Подсохнуть бы, но останавливаться нельзя. Сбив дыхание, перешли на тяжелую, хотя и быструю рысь. Лесопосадка встретила нас чахлыми, еще голыми деревцами и густым бурьяном. Земля была сырой, местами скользкой от грязи. И этот проклятый подъем! Ноги, еще не отошедшие от ледяной ванны, горели огнем, наливаясь свинцовой тяжестью. Дыхание стало хриплым, рваным, сердце колотилось как бешеное, пытаясь вырваться из груди. Каждый шаг в гору требовал усилия воли. В ушах стоял собственный тяжелый хрип и непрекращающаяся какофония дальнего боя.

Чем ближе мы подходили, тем отчётливее доносились звуки. Резкие очереди «Калашей» сливались в непрерывный треск, им вторил тяжелый, методичный стук крупнокалиберного пулемета — «долбил», как молот по наковальне. И над всем этим — глухие, сотрясающие землю удары взрывов. То ли гранаты, то ли что-то мощнее.