Русь. Строительство империи 7 (СИ) - Гросов Виктор

Скилица снова повернулся ко мне. На его лице уже не было и тени прежней маски. Только холодная, расчетливая злоба.

— Готовься к смерти, Антон, — сказал он тихо, но так, чтобы я услышал. — Рассвет ты, возможно, встретишь. Но следующего заката не увидишь.

С этими словами он резко развернул своего коня. Ярополк и остальные парламентеры последовали его примеру. Группа всадников, уже не сохраняя прежней медлительности, довольно быстро поскакала обратно к своему лагерю, их силуэты постепенно растворялись в ночной мгле. Белый флаг, символ неудавшихся переговоров, безвольно обвис на древке.

Мы молча смотрели им вслед. Звук конского топота затих вдали. Снова повисла тишина, но теперь она была другой — тяжелой, наэлектризованной. Переговоры закончились. Маски сброшены. Теперь оставалось только одно — битва. И она могла начаться в любой момент.

Мои воеводы подъехали ближе. Илья Муромец крякнул, поглаживая седую бороду.

— Ну, княже, слово твое было твердое. Как камень. Не по нраву пришлось оно греку. Зол он теперь, как пес цепной.

— Зол, да, — согласился я. — И опасен. Думаю, ждать утра они не станут. Попытаются ударить скоро, пока мы не окопались как следует, пока печенеги не освоились.

Ратибор, стоявший рядом, молча смотрел в сторону вражеского лагеря. Его лицо было непроницаемо, но я знал — он уже просчитывает варианты, готовится к худшему.

— Усилить дозоры, — приказал я Бориславу, командиру авангарда. — Вперед выслать самых глазастых. Любой шорох, любое движение — немедленно докладывать. Илью попрошу с конницей быть наготове. Если полезут — встретить как положено.

Воеводы молча приняли приказы и разъехались по своим позициям. Я остался стоять на краю холма, вглядываясь во тьму, где раскинулся огромный вражеский стан. Там сейчас наверняка идет свой совет. Скилица докладывает о провале переговоров, Ярополк рвет и мечет, хазарские беки и византийские командиры решают, как нас уничтожить.

Ночь перестала быть просто темным временем суток. Она превратилась в поле ожидания, в натянутую тетиву. Каждый звук — далекий крик птицы, треск ветки под ногой часового, ржание коня в печенежском лагере — заставлял напрягаться. Воздух был густым, и казалось, что сама тьма наблюдает за нами, выжидая. Блеф закончился. Начиналась игра по-настоящему. И ставки в этой игре были высоки как никогда — не только Тмутаракань, но и судьба всей моей только что рожденной Империи.

Я резко развернул коня, не дожидаясь, пока последние всадники Скилицы скроются во тьме. Не было времени на раздумья или пустые переживания. Грек бросил вызов, и он не из тех, кто будет тянуть. Действовать нужно было немедленно, пока их лагерь еще переваривает мой дерзкий ответ, пока они там совещаются и строят планы. Нужно было ударить первыми, перехватить их замысел.

— Ратибор, Илья, Борислав! За мной! — бросил я через плечо, пришпоривая коня. — Остальным — вернуться на позиции, удвоить бдительность!

Мы втроем помчались обратно к нашему лагерю, взлетев на холм. Внизу зашевелились дозорные, узнав нас. Лагерь не спал. Несмотря на поздний час и усталость после марша, чувствовалась напряженная готовность. Костры горели ярче обычного, воины сидели кучками у оружия, тихо переговариваясь. Весть о ночных парламентерах и, видимо, сам тон моего ответа уже разнеслись по рядам.

Мой шатер, самый большой в лагере, стоял на вершине холма, откуда открывался вид на всю долину. Уже подъезжая, я увидел, что там горит свет и собрались люди. Мои гонцы сработали быстро.

— Зови Степана! — приказал я одному из гридней, спешиваясь. — И передай Такшоню в город — пусть будет готов ко всему! Если есть лазейка выбраться незаметно — пусть пришлет весточку или сам пробирается на совет, но только если уверен, что пройдет! Жизнью его рисковать не станем.

Внутри шатра уже ждали: Борислав, командир авангарда, здоровенный, обветренный воин с тяжелым взглядом; Илья Муромец, степенный, седобородый, но с живыми, умными глазами; Ратибор, моя тень, молчаливый и сосредоточенный. Вскоре появился Степан, наш мастер на все руки, от осадных машин до хитрых замков, невысокий, жилистый, с вечно чумазыми руками и пронзительным взглядом.

— Княже, гонец от Такшоня прибыл только что, — доложил Ратибор, пока я сбрасывал тяжелый плащ. — Говорит, сам Такшонь выйти не может, следят греки плотно и со стен, и с моря после нашего появления. Но он передает: люди его готовы, ждут твоего слова. Стены держатся из последних сил, стрел почти не осталось, еды тоже. Но духом не пали, особенно как нас увидели.

Держится, значит. Молодец, Такшонь. Значит, надо спешить вдвойне.

Я прошел к столу, на котором была разложена грубая карта местности, нарисованная на куске пергамента нашими разведчиками. Обозначены холмы, речка, расположение нашего лагеря и огромный, расплывшийся по долине вражеский стан.

— Садитесь, воеводы, — сказал я, указывая на грубо сколоченные лавки. — Дело серьезное и не терпит отлагательств. Вы слышали мой ответ послу ромейскому.

Мужчины молча расселись. Илья погладил бороду, Борислав скрестил руки на мощной груди, Степан присел на краешек, готовый слушать.

— Грек взбешен, — продолжил я. — Он угрожал прямо. Думаю, ждать утра они не будут. Ударят ночью или на рассвете, пока мы не успели как следует укрепиться и пока они считают, что печенеги еще не готовы к бою. Их больше, они свежее нас после марша. Если дадим им напасть первыми на выгодных для них условиях — плохо наше дело будет.

Я обвел взглядом своих воевод. Они понимали серьезность момента.

— Значит, надо бить первыми, — глухо проговорил Борислав, выражая общую мысль.

— Именно, — подтвердил я. — Пока они там решают, как нас лучше раздавить, мы должны нанести им такой удар, чтобы они опомниться не успели. Нужен дерзкий план. Ночной бой — дело рискованное, но сейчас это наш единственный шанс переломить ход событий в свою пользу.

В этот момент полог шатра откинулся, и вошел мой гридень.

— Княже, хан Кучюк прибыл. Со своими беками.

— Проси, — сказал я.

В шатер вошли печенеги. Впереди — сам Кучюк, молодой, энергичный, с цепким взглядом черных глаз. За ним — трое его ближайших советников, пожилых, морщинистых степняков с хитрыми, опытными лицами. Они внесли с собой запах степи, кожи и дыма. Кучюк окинул быстрым взглядом нас, карту на столе, остановил взгляд на мне.

— Слышал крики твоих людей, князь Антон, — сказал он на своем ломаном, но понятном русском. — Видел, как уезжали послы ромейские. Лица у них были злые. Что сказал тебе посол? Что сказал ты?

Я коротко, без лишних эмоций, пересказал суть ультиматума Скилицы и свой ответ. Рассказал и об угрозах грека. Кучюк и его советники слушали внимательно, не перебивая. Когда я закончил, хан хмыкнул.

— Ромеи всегда хотят чужого. Хитрые, жадные. Но ты ответил как настоящий воин, князь. Печенеги уважают силу.

— Сила сейчас на их стороне, хан, — сказал я прямо. — Их больше. У них флот. Они могут напасть в любой момент. Ждать — значит проиграть. Я созвал своих воевод, чтобы решить — мы нападем первыми. Этой же ночью.

В шатре повисла тишина. Печенеги переглянулись. Один из старых советников что-то негромко сказал Кучюку на их языке. Хан нахмурился, задумался. Мои воеводы ждали его реакции. Без печенегов наш план был невыполним.

— Ночью? — переспросил Кучюк. — В темноте? Это опасно. Хазары знают эту землю. Ромеи умеют строить строй. Можно потерять много людей.

— Можно, — согласился я. — Но если ждать утра, мы потеряем еще больше. Смотри, хан. — Я подошел к карте и показал на расположение вражеского лагеря. — Они растянулись по всей долине. Их много, но они не ждут удара от нас. Особенно сейчас, после прибытия твоей орды. Они думают, что мы будем окапываться, ждать рассвета. А мы ударим им в самое незащищенное место.

Я изложил свой план. Он был прост и дерзок. Кучюк с большей частью своей конницы должен был устроить шум и переполох на одном фланге — имитировать атаку, отвлечь на себя внимание хазар. А я с отборной дружиной и частью его самых надежных воинов обойду их лагерь с другой стороны и нанесу внезапный удар по центру — по ставке Скилицы и Ярополка. Задача — посеять панику, уничтожить или захватить командование, нарушить управление их войском. Одновременно наши лодочники под командованием Степана должны были атаковать дромоны на рейде, поджечь их, лишить врага поддержки с моря.