Лекарь-палач (СИ) - Браулер М.

– Что у вас в бумагах, господин лекарь, зелья описаны всякие? – звонкий голос отрока заставил меня вздрогнуть.

Я быстро сел на кровати, в дверях стоял Елисей.

– Тебе нужно еще много отдыхать, – строгим голосом сказал я. – Лекарство помогло, но нужно, чтобы организм восстановился.

– Я знаю, господин лекарь, – проговорил отрок, посмотрев прямо в глаза.

Да что же это такое? Каждый раз внутри словно что-то обрывалось, глаза подростка словно были бездонными и проникали до самых глубин души.

– Спасибо, что спасли мне жизнь, господин лекарь, – проговорил Елисей, аккуратно присаживаясь на край кровати. – Я говорить тогда не мог, совсем слаб был, но сразу понял, что зелье наступает на болезнь. Как первые ложки влили, так жар внутри живота загорелся и вверх пошел.

Я улыбнулся и удивился одновременно. Надо же, отроку шестнадцать лет, а настолько наблюдательный. Даже взрослому человеку не пришло бы в голову следить, как «жар от лекарства наступает» и убивает бактерии.

– Все верно, в лекарстве же вино есть, – пояснил я, отсюда жар.

– Я так хотел, чтобы вы остались господин лекарь, – сказал Елисей.

– Вот, судя по всему, остаюсь пока в Старице, – кивнул я.

– Дело у меня к вам есть, – смущенно проговорил подросток.

– Говори, какое дело, – с интересом спросил я.

Елисей смущенно протянул вперед левую, руку, которую прятал за спиной. Теперь я вспомнил, что, когда он лежал на кровати и держал руки на одеяле, он поджимал мизинец левой руки. Теперь понятно, почему.

Я осторожно взял левую кисть Елисея и с удивлением осматривал. Взял правую кисть и долго сравнивал. Конечно, я не хирург, и не генетик. Отклонение было странным, никогда ничего подобного не видел.

Все пальцы подростка были тонкие, ровные, словно выточенные. Вообще вся костная структура, лицо, ключицы Елисея идеально сочетались с ангельской красотой. Гармоничные пропорции и вызывали ощущение, собственно, красоты. Фигуру словно выточил гениальный скульптор.

С одним досадным исключением.

Мизинец на левой руке подростка был намного длиннее. Отличался не просто размер. Я несколько раз ощупал все пальцы, подумав, что может одна фаланга длиннее. Нет. На мизинце было четыре фаланги вместо трех.

– Очень странно, – пробормотал я.

– Уродство вот такое с рождения, – расстроенно сказал Елисей.

– Давай не будем это так называть, – быстро сказал я. – Отклонение есть, согласен, но и называть уродством лишнюю косточку не стоит. Так ты говоришь с рождения у тебя такой палец?

– Да, – кивнул подросток, явно обрадовавшийся, что заморский лекарь не считает его уродом. – Сколько себя помню. Тятенька говорил, что у матери моей покойной, Царствие ей Небесное, подобно тому было.

«Разумеется, если это какое-то генетическое отклонение, передаваться будет по материнской линии», – быстро промелькнуло в голове.

– Хм… и правда необычная структура, – я несколько раз ощупал палец и убедился, что ни наростов, ни смещения кости не было.

Мизинец состоял из четырех фаланг. Выше последней дистальной фаланги, располагалась еще одна, на которой и был ноготь. Причем, мизинец сужался дальше, как положено. Длинные, выточенные пальцы. Словно так и должно быть. Нет, уродством это нельзя было назвать.

– И что ты хочешь? – спросил я, посмотрев на отрока.

– Может есть какое средство сделать длинный палец якоже и другие? – с надеждой посмотрел на меня Елисей.

– Ты хочешь сделать мизинец короче? – уточнил я. – Отрезать, чтобы было так же, как и на правой руке, верно?

Понимая, что Елисей не все понимает, я взял обе его кисти и сравнил мизинцы. Левый выступал за счет дополнительной фаланги.

– Да, короче, – подросток закивал, поняв, что я имел в виду.

– Прости, Елисей, но я не хирург, – сказал я и сразу осекся.

Откуда ребенок может знать, кто такой хирург.

– Вы не режете кости, только растворы готовите? – слов Елисей может и не знал, но аналитика мозга была превосходной.

– Да, – с облегчением сказал я. – Лечить людей буду растворами, это моя специальность. Резать кости я не умею. Да и зачем тебе? Посмотри, все же ровно, красиво. Подумаешь, лишняя косточка, не обращай внимания.

Подросток сложил две кисти, внимательно посмотрел, и вздохнул.

– Хорошо, господин лекарь, – согласился Елисей.

– Иди и ложись, – строго сказал я. – Пить раствор нужно еще три дня точно. Побольше пей и отдыхай! Тело должно восстановиться!

Незначительная деталь с мизинцем Елисея в памяти не отложилась, как нечто важное. Позже я сильно пожалел, о том, что не придал этому значения.

После разговора с сыном Петра, я решил все же немного отдохнуть. Так и привыкну спать днем. Когда я встал, уже темнело и меня позвали ужинать.

Вечер прошел прекрасно. Меня просто распирало от ощущения, что теперь я не какой-то бомж, головой ударившийся, а присланный лекарь «на службу царя». Можно сказать, теперь я ощушал себя достойным членом общества. За столом сидели все братья Ткачевы. Обсуждали события последнего дня, говорили о своих торговых делах, в которых я ничего не понимал и не собирался вникать. Я думал все время о своем. О том, как смогу поднять медицину в небольшом городе в шестнадцатом веке.

Позже я понял, что братья купцы собирались на ужин вместе только из-за моего присутствия. Заморский лекарь в доме – большая редкость, вот все и приходили посмотреть. Федор рассказывал, как местный аптекарь вызывал губного старосту, очень смешно передавал все, что сказал Яков и как злился. Братья хохотали до слез, я тоже смеялся вместе со всеми. Постепенно, можно сказать жизнь налаживалась. Я все меньше чувствовал себя чужим.

После плотного ужина я вышел на улицу, погулял. Теперь мне нравилось мечтать, странное ощущение полета завладело мозгом. Сколько возможностей. Я в другом совершенно веке со знаниями своего времени.

Россия станет передовой в медицине, затмит Европу. Мы сможем использовать новые виды оружия, выигрывать войны. Какая красота!

Все пошли спать, я отправился в свою комнату. Только долго не мог заснуть. Лежал с открытыми глазами, размышляя о том, что нужно сделать в первую очередь, как вообще выстраивать работу лаборатории. Помощники нужны, подмастерья. Записи растворов нужно вести, писец нужен…

Хорошо, что я успел заснуть почти счастливым. Потому что проснулся я, резко вспомнив, что дьявольские изощренные убийства неизвестной нитью связывают начало двадцать первого и шестнадцатого века.

Напомнили. Вскочил я от резкого стука в дверь.

– Господин лекарь, вставайте, срочно! – голос Федора звучал очень испуганно. – Губной староста просит срочно доставить вас.

– Куда, что случилось? – пытаясь проснуться, спросил я.

– Дак рано утром десятские приехали с княжьего села Чукавино, недалече от Старицы будет, – Федор явно сильно нервничал. – Ночью девку нашли разрезанную. Такоже, как и ранее под Тверью находили! Ой, свят, свят, что делается. Староста сказал, лекаря везти срочно!

Четвертое убийство! Как легко я вчера позволил себе забыть об адских событиях. Идиот мечтательный! Если бы думал не о великих свершениях, а о связи между убийствами, может быть, смог бы предотвратить.

– Сейчас иду! – коротко сказал я, быстро одеваясь.

Ко всему можно быстро привыкнуть, надевая третий раз одеяние, я уже не считал его нелепым. Накинул плащ, взял сумку. Ну настоящий лекарь.

Во дворе стояла повозка и двое мужчин в такой же одежде, в какой стояли пришедшие с губным старостой в дом Петра.

«Десятские, – пронеслось в голове. – Представители местных общин, помогали губному старосте в поимке разбойников и воров».

Еще раз порадовался вновь приобретенному дару феноменальной памяти. Сразу вспомнил все чины полицейских шестнадцатого века.

«Губной староста был должностным лицом, который выбирался, отвечал за борьбу с преступлениями. Старосте помогали «губные целовальники», выбирались на должности из местных граждан. Прислали десятских, они ниже рангом, и выполняют поручения губного старосты».