Воронцов. Перезагрузка. Книга 3 (СИ) - Тарасов Ник

— Вот ведь! И правда затеяли!

— Ну что ж, — я поднялся с лавки, — пошли разделывать. Дело не ждет.

Пока Машка готовила тазы да корыта, я прихватил один из них, поглубже, и пошел ближе к ангару, где Захар уже опаливал соломой тушу свиньи. Запах паленой щетины разносился по всей округе — характерный, резкий, но для деревенского жителя привычный и даже многообещающий.

По дороге увидел, что на порог дома вышла Прасковья. Я махнул ей рукой:

— Прасковья! Бери какое корыто поглубже и пошли к Захару. Свинью разделываем, всем работы хватит!

Он быстро кивнула и скрылась в доме. Проходя мимо новых домов, я увидел в окне мелькнувшее лицо Пелагеи. Постучал в ставень:

— Пелагея! Хватай посудину какую побольше и айда к ангару. Да Фому позови, нечего ему бока отлёживать в такой день!

Не успел я это сказать, как из-за угла дома выскочил сам Фома — словно подслушивал. Волосы всклокочены, в руках топор.

— Барин, я не сплю! — воскликнул он, пытаясь на ходу придать себе более важный вид. — Уже иду! Еще до петухов встал!

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Пошли Захару поможем. Дело общее, споро пойдет — всем выгода.

Пока всех собирал, Захар уже частично освежевал тушу. Работал он аккуратно, с видимым знанием дела — ни одного лишнего движения, ни одного неверного надреза. Туша, подвешенная на крюке, медленно лишалась шкуры, обнажая розоватое мясо.

— Шеи кусок с треть пуда вырежи, — сказал я ему, оценивая фронт работ, — и мне чтоб принесли. Особые планы на него имею.

Захар только кивнул, не отрываясь от работы.

Тут подошел Степан — запыхавшийся, но довольный. По лицу было видно, что спешил с какими-то новостями.

— Баб с ребятней до вишен довел, — отрапортовал он, утирая пот со лба. — Оставил там — вишня поспела, хорошая, крупная.

— А как там кролики? — спросил я, вспомнив о недавнем приобретении.

Лицо Степана расплылось в довольной улыбке:

— Все хорошо! Едят как не в себя, только успеваем траву докладывать. Мягкую выбираем, как вы учили.

— Ну и хорошо, — кивнул я. — Пусть растут. Спарить не забудь.

Он улыбнулся еще шире, в глазах появился озорной блеск:

— Дак уже. Вчера еще. Все как положено.

— Хорошо, — я одобрительно хлопнул его по плечу. — Смотри, чтоб крольчихи в тепле были, когда окролятся.

Тут смотрю, Пелагея идет с тазом, полным свежесрезанного мяса. Лицо раскраснелось от усердия, руки крепко держат тяжелую ношу.

— Куда нести, Егор Андреевич? — спросила она, останавливаясь передо мной.

Я махнул в сторону дома:

— Домой неси. Под яблоней на стол поставь.

Пелагея кивнула и пошла в указанном направлении, осторожно ступая, чтобы не расплескать кровь, собравшуюся на дне таза.

Сам же я повернулся к Степану, который все еще стоял рядом, ожидая дальнейших указаний.

— Сделай к вечеру десяток прутьев из свежего дерева, — сказал я ему. — В палец толщиной. Да десяток про запас.

Степан задумчиво почесал затылок:

— А какой длины-то прутья нужны?

— Да с локоть будет в самый раз, — показал я рукой примерный размер.

— Сделаю, Егор Андреевич, — кивнул Степан и направился к опушке леса, где росли молодые, гибкие деревца.

Я остался наблюдать за разделкой. Вокруг Захара уже собралась целая толпа — кто советом помогал, кто делом. Прасковья споро собирала внутренности в отдельное корыто — из них потом выйдут отменные колбасы. Фома, закатав рукава, помогал удерживать тушу в нужном положении, пока Захар делал основные разрезы.

Работа шла слаженно, без суеты и лишних разговоров. Каждый знал свое дело, каждый понимал важность момента. Свежее мясо в деревне — всегда событие, объединяющее людей.

Я подошел ближе, чтобы проверить качество разделки. Захар, заметив мой интерес, пояснил:

— Хорошая свинья выросла, Егор Андреевич. Жирок ровный, мясо розовое. На славу покушаем.

— Сало отдельно складывай, — напомнил я. — Часть засолим, часть перетопим.

— Знамо дело, — кивнул Захар. — Всё будет в лучшем виде.

Солнце уже перевалило за полдень, и жара была в разгаре. В воздухе витали запахи свежего мяса, паленой щетины и летних трав.

Я направился к дому, оставив Захара и остальных заканчивать разделку.

Когда я зашел к себе во двор, Машка стояла под яблоней и разговаривала с Пелагеей. Обе ко мне спиной, поэтому не заметили моего появления. Яблоня, раскинув ветви, создавала приятную тень, в которой они укрывались от полуденного зноя. Прислушался, о чем болтают.

— А что барин-то с мясом делать будет? — спрашивала Пелагея. — Свиньи-то много, на всю деревню хватит.

Машка, перекинув через плечо косу, уверенно ответила:

— Не знаю точно, но уверена, что будет вкусно. Он за что не берется — все у него получается. Вот увидишь, что-нибудь диковинное сотворит.

Пелагея лишь кивнула и мечтательно вздохнула:

— Ой, повезло-то тебе как, Машка. Мой Фома то, отец твой, дай ему Бог здоровья, и кашу-то не всегда сварить может без пригара.

Я невольно усмехнулся, услышав такое сравнение. Кашлянул, обозначая своё присутствие. Обе женщины вздрогнули и обернулись, смущенно опустив глаза, словно дети, пойманные за кражей яблок.

— Барин! — выдохнула Пелагея, прижимая руку к груди. — А мы… мы тут… мясо принесла… — она начала пятиться к калитке. — Пойду я, пожалуй. У меня там… хлеб в печи…

— Какой хлеб? — не выдержала Машка. — Ты ж утром только опару ставила!

Пелагея покраснела до корней волос и, не находя что ответить, махнула рукой:

— Ну, значит, завтрашний! — и, подхватив подол, почти бегом устремилась к выходу, едва не запнувшись.

Мы с Машкой проводили её взглядом и расхохотались. Когда Пелагея скрылась за воротами, Машка подошла ко мне, вытирая выступившие от смеха слёзы.

— Егорушка, а что с мясом-то делать? Прямо всю деревню взбудоражил своими планами.

— А то, что буду делать — не женское это дело, — усмехнулся я, загадочно подмигнув. — Ты лучше соль неси, нож да перец. Да казан побольше — такой, чтоб всё это мясо влезло. Да лук не забудь.

— Свежий? — уточнила Машка, уже разворачиваясь к дому.

— Нет, репчатый, — покачал я головой.

Пока Машка собирала припасы, я осмотрел принесенную свиную шею. Мясо было свежее, с прослойками жира — идеально для того, что я задумал. Разложив шею на чистой доске, начал аккуратно нарезать её на ровные кусочки размером с ладонь.

Работа спорилась, но для полного счастья не хватало одного ингредиента. Отложив нож, я обернулся к Машке, которая уже вернулась с солью и специями:

— Слушай, сходи-ка к жене Ильи, узнай, нет ли у неё обрата, если творог делала. А может, молоко простоквашей было? Нам для маринада надо.

Машка удивленно приподняла бровь, но спорить не стала — привыкла уже к моим кулинарным экспериментам. Накинув платок, она отправилась к соседям, а я продолжил работу над мясом.

Через полчаса она вернулась с глиняным горшком, от которого исходил кисловатый запах.

— Вот, простоквашу дала. Говорит, только утром скисла, самая свежая.

— Отлично! — я потер руки. — Это то, что нужно.

Дорезав мясо, я приготовил маринад: простокваша, соль, перец, лук кольцами. Всё это тщательно перемешал и залил куски свинины, накрыв казан чистой тряпицей.

— Теперь пусть постоит до вечера, — объяснил я Машке, которая с любопытством наблюдала за процессом.

К вечеру всю свинью разделали. Часть мяса посолили, уложив в деревянные кадки, часть просто опустили в ледник. Всё деревенское бабье сошлось посмотреть на это зрелище, охая и ахая при виде такого богатства.

— Может, сало пожарим? — предложила одна из женщин, с вожделением глядя на аппетитные куски.

— На ужин и так будет что кушать, — отмахнулся я, поглядывая на замаринованное мясо. — Машка, ты бы зелени насобирала, да редиску, что осталась, тоже возьми. Да пора уже и картошку ставить.

Машка понятливо кивнула и ушла в огород. В это время во двор вошла запыхавшаяся Настасья в сопровождении ребятни — детвора тащила четыре ведра, полных спелой вишни. Ягоды, блестящие и сочные, напоминали крупные рубины.