Инженер Петра Великого 8 (СИ) - Гросов Виктор

— Возвращайтесь с победой, Учитель, — процедил он, наконец.

Это «Учитель» прозвучало как упрек. Он развернулся и пошел отдавать приказ на выдвижение наземной колонны. Я забрался в гондолу.

— Отдать швартовы!

Мой голос прозвучал громче, чем я ожидал. Люди отпустили удерживающие канаты. Дрогнув, огромная махина с легким скрипом плетеной гондолы плавно оторвалась от земли. Земля медленно поползла вниз, превращая людей в маленькие фигурки, а Игнатовское — в игрушечную крепость на ладони. Набрав высоту, я дал команду на малый ход. С легким жужжанием ожил электродвигатель. Два огромных винта завращались, и «Катрина», подталкиваемая их слабой тягой, медленно развернулась и взяла курс на юг.

Внизу, у ворот, из которых выползала колонна «Бурлаков», Алексей все-таки остановился и поднял голову. Он стоял один, провожая нас взглядом. Лица я не видел, но был уверен: в этот момент он по-настоящему осознал всю тяжесть власти и одиночества, что легли на его плечи.

А мы летели навстречу неизвестности.

Первые часы полета прошли в обманчивом спокойствии. Неуклюжая на земле, в своей родной стихии «Катрина-3» двигалась послушно и даже грациозно. Под нами разворачивалось лоскутное одеяло полей и перелесков, а мы шли на небольшой высоте, экономя заряд батарей и тепло горелки. Легкий попутный ветер мягко подталкивал нас на юг, сама судьба благоволила нашему рейду. Поначалу напряженный экипаж немного расслабился. Молодой механик жадно впитывал каждое мое движение, люди всматривались в горизонт в поисках пыльного следа колонны Дубова, а лекарь проверял свои склянки. Уверенная работа машины убаюкивала.

Беда пришла не с земли, а с неба. Сначала на горизонте проступила тонкая, иссиня-черная полоса. Я ее заметил, правда недооценил. Фронт казался далеким, и по прикидкам мы должны были проскочить южнее. Но ветер вдруг сменил направление, потянул нас прямо в пасть надвигающейся бури.

— Снижаемся! — скомандовал я, пытаясь уйти под нижнюю кромку. — Живо!

Было поздно. Стена туч росла с пугающей скоростью, пожирая чистое небо и превращаясь в свинцовую, набухшую гневом массу. Она накрыла нас, всосала в себя. Мир исчез, утонув в клубящемся молоке. Аппарат швырнуло, как щепку, гондола резко провалилась вниз, потом ее подбросило вверх. Жесточайшая болтанка.

— Держаться! — прохрипел я, вцепившись в рычаги управления. Новый композитный вал стонал и скрипел под чудовищными, нерасчетными нагрузками. — Крепить груз!

Мои люди, вцепившись в борта, пытались закрепить оторвавшиеся ящики с боеприпасами (а ведь проверял крепления — намертво крепили.

Затем началось страшное. Температура за бортом упала мгновенно, влажный воздух тумана тут же превратился в лед. Звук вращающихся винтов изменился: шум стал глухим, тяжелым, с надрывным воем. Лопасти покрывались инеем, теряя аэродинамику и подъемную силу. Мы начали падать.

— Больше жару! — крикнул я механику. Тот, пошатываясь, пытался усилить пламя в горелке, но резкий порыв ветра едва не погасил огонь, опалив ему руки. Лекарь тут же бросился к нему.

Лед нарастал быстрее, чем мы успевали компенсировать потерю высоты. Он покрывал канаты, утяжеляя их, превращая в жесткие, непослушные тросы. Он нарастал на самой оболочке, и вес нашего, казалось бы, невесомого аппарата увеличивался с каждым мгновением.

А потом полыхнуло. Сноп голубоватых искр вырвался из-под медного кожуха электродвигателя. В наэлектризованном, ионизированном воздухе грозы наш «дьявол в проводах» начал сходить с ума. Щеточный узел пробивало. Каждый разряд мог стать последним.

Попытка удержать курс провалилась. Рядом, ослепив нас, ударила молния. Мы чуть не ослепли.

— Командир, нас сносит! — отчаянно крикнул один механик, пытавшийся разглядеть хоть что-то в серой мгле. — Потеряли колонну Дубова! Земли не видно!

Я боролся с вырывавшимися из рук рычагами, пытаясь выровнять аппарат, но это была битва с самой стихией. Мы были заперты в ревущем сердце шторма. Наша миссия по спасению превратилась в борьбу за выживание.

Где-то в задворках разума промелькнула мысль о том, что один раз я уже падал, но тогда мне безумно повезло. И сейчас, кажется, шкала везения у меня явно в минусовой плоскости.

Глава 10

С оглушительным стоном ивовых шпангоутов мы провалились в воздушную яму. Без предупреждения. Плетеная гондола под ногами выгнулась с протестующим скрипом, швырнув меня на борт с такой силой, что из легких выбило весь дух. Мир за пределами нашего хрупкого убежища превратился в ревущую взвесь из серой водяной пыли и хлещущих по оболочке потоков ледяной крупы. Грозовой фронт, казавшийся далекой синей полосой на горизонте, сожрал нас целиком.

— Держаться! — прохрипел я, вцепившись в леденеющие рычаги управления. Слова утонули в вое ветра.

Во мгле рядом то появлялись, то исчезали силуэты двух ведомых аппаратов, которые бросало из стороны в сторону в непредсказуемом, рваном танце. Нас несло, кувыркало и било. Каждый порыв ветра грозил переломить наши хребты, превратить выстраданный проект в груду мокрых тряпок и обломков.

Страшнее ветра был холод. Он пробирал до костей и убивал сам полет. Огромные лопасти несущих винтов, вращавшиеся с натужным, надрывным гулом, покрывались белой крошкой. Вся аэродинамика летела к чертям. Подъемная сила таяла. Несмотря на ревущую внизу горелку и максимальные обороты, мы падали.

— Командир! — крикнул молодой механик Федотов. Его лицо превратилось в белую маску с расширенными от ужаса глазами. — Теряем высоту!

Еще как теряем. Мозг лихорадочно перебирал варианты. Противообледенительных систем в этом веке не существовало даже в теории. Мы были обречены.

Во время очередного резкого крена мой взгляд зацепился за движение. Лопасть из нашего композитного «резиноида» под нагрузкой заметно изогнулась, и в тот же миг с ее упругой поверхности сорвался, разлетаясь в пыль, едва появившийся пласт намерзшего льда.

Вот оно! Недостаток, ставший спасением. Гибкость. Наш пружинящий материал попросту не давал льду схватиться в монолитную корку — хрупкое наслоение не выдерживало деформации основы.

— Федотов! На рычаги управления углом атаки! — рявкнул я. — По моей команде — резко меняй шаг винтов! Вверх-вниз! Создай вибрацию!

Он непонимающе уставился на меня, и попробовал выполнить приказ.

— Давай!

Рывки рычагов заставили лопасти изменить угол. Аппарат тряхнуло еще сильнее, с винтов с характерным треском посыпались ледяные ошметки. Гул стал чище, увереннее. Падение прекратилось, мы зависли в бешеной пляске стихии. Решением это не было, всего лишь отсрочкой.

Внезапно по гондоле ударил резкий запах озона, и сноп голубых искр вырвался из-под медного кожуха электродвигателя.

— Пробой на щетках! — доложил механик срывающимся голосом. — Коротнет, командир!

Дело дрянь. Ионизированный грозой воздух, влага… Идеальные условия для того, чтобы наша капризная электрическая душа испустила дух. Остаться без двигателя здесь — верная смерть.

— На байпас! — приказал я, перекрикивая рев ветра. — Отсекай поврежденные обмотки! Живо!

Это была последняя предусмотренная мной аварийная система — примитивный, надежный рубильник, позволявший сохранить хоть часть тяги. Цепляясь за раму, механик дотянулся до щитка и с силой опустил тяжелую медную рукоятку. Двигатель захлебнулся, замолчал на мгновение, а потом снова загудел — тише, слабее, натужнее. Мы потеряли половину мощности, зато остались в воздухе.

Ослепительная вспышка заставила зажмуриться, и на одно бесконечное мгновение вся клубящаяся мгла вокруг озарилась мертвенно-белым светом. Этот свет выхватил из мрака картину, которая теперь будет преследовать меня в кошмарах. С сухим треском, похожим на пистолетный выстрел, на правом ведомом лопнула одна из основных стальных растяжек. Лишенная опоры, часть каркаса тут же выгнулась под напором ветра. Натянутая до предела ткань оболочки пошла по шву, как гнилая мешковина, издав глухой, рвущийся звук.