Инженер Петра Великого 8 (СИ) - Гросов Виктор

Психику атакующих сломало. Сочетание воя с небес и слепящих огненных вспышек на земле оказалось сильнее боевого азарта. Суеверный ужас перед «небесной карой» и «громом Божьим» запустил цепную реакцию. Началась суматоха. Люди бросали оружие, отталкивая друг друга, пытаясь убежать как можно дальше от проклятого места. Некоторые просто падали на колени суеверно крестясь. Штурм превратился в паническое бегство.

Холодное удовлетворение. Получилось. На стенах острога, в проломах, появлялись фигуры защитников. Они стояли, ошеломленно глядя на нас. Их боевой дух возрождался из пепла.

Мы выиграли им время. Драгоценные минуты, может быть, часы. Однако вдали, за рекой, казачьи атаманы, оправившись от первого шока, уже пытались остановить бегущих.

Самые хладнокровные атаманы рубили саблями паникеров, криками и угрозами сбивая бегущих в сотни. Первый шок прошел, на смену суеверному ужасу в их крови закипала ярость. Они перегруппировывались. Через полчаса, час максимум, это будет налет разъяренных волков, стремящихся разорвать то, что их напугало.

Второй атаки нам не пережить. Нужно было вырвать у них сердце. Лишить самой возможности воевать.

— Высота — двести! — скомандовал я. Федотов, поддав жару в горелку, заставил наш аппарат снова набирать высоту. — Медленный круг над лагерем! Искать арсенал!

У Прута я тогда промазал, нужно реабилитироваться. На моих губах играла наверняка безумная улыбка.

Моя подзорная труба жадно впивалась в детали вражеского стана, раскинувшегося в излучине реки. Логика войны проста и неизменна во все века: армия — это люди и логистика. Артерии, по которым течет ее кровь — порох, свинец, провиант. Перережь главную, и самый могучий организм истечет кровью. Я искал их «пороховую бочку».

И нашел. В стороне от основного лагеря, в неглубоком, заросшем кустарником овраге, их с головой выдавала чрезмерная охрана. Десятки конных дозорных оцепили ничем не примечательное место, откуда к штурмующим отрядам и обратно сновали крытые рогожей повозки. Там. Без сомнения, там был их главный запас, и командовал всем этим какой-то буйный атаман.

— Вижу цель! — крикнул я, указывая на овраг. — Готовить «Изделие-1»!

Это были опытные образцы простейших снарядов. Четыре сигары, начиненные густой смесью на основе «резиноида», фосфора и селитры. Эдакий хирургический инструмент, которым мне предстояло провести сложнейшую операцию. Тросики «щук» только не успели сделать, слишком уж спешили, поэтому сделали все проще.

— Федотов, на управление! Ведомый, за мной! Заход с юга, против солнца, на предельно малой высоте!

Приказ передали.

Шанс был один: снизиться до ста метров, подставившись под огонь сотен ружей, чтобы я мог прицелиться. Солнце за спиной должно было хоть немного ослепить стрелков на земле.

Мы пошли на снижение. Земля стремительно неслась навстречу. Распластавшись на дне гондолы, я прильнул глазом к своему примитивному прицелу — простой деревянной рамке с перекрестием из конского волоса и медным отвесом, показывающим угол.

— Левее, левее… Держи… Так, хорошо! — выкрикивал я команды, пытаясь поймать в перекрестие едва заметную точку — крытую повозку, стоявшую чуть в стороне от остальных. По всем признакам, именно в ней хранили самое ценное и опасное: фитили, запалы и порох.

С земли ударили первые выстрелы. Пули со злым сухим щелчком принялись прошивать оболочку. Несколько попали в гондолу, выбив прутья и оставив рваные дыры. Один из гвардейцев охнул, схватившись за плечо.

— Высота сто! Скорость… — лихорадочно делая поправки в уме, я учитывал снос от ветра. — Еще немного… Есть!

Цель замерла в центре перекрестия.

— Пуск!

Механик, не отрывая взгляда от меня, замкнул контакт на распределительном щитке. Наша последняя энергия, накопленная в цинковых батареях, ушла, чтобы дать жизнь огню. Ведомый повторял за мной.

С глухим шипением четыре огненных хвоста сорвались с подвески под гондолой — четыре огненных пальца, указующих на цель. Секунда полета, показавшаяся вечностью.

Я не отрывался от прицела. Первая ракета ушла слишком высоко, перелетев овраг. Вторая и третья легли с недолетом, бесполезно догорая в мокрой траве. Неужели не получилось?

Ан-нет! Четвертая шла точно. Прямо в укрытый верх арсенала. На мгновение ничего не произошло. А затем…

Взрыв был каким-то сухим, злым. Повозки разорвало на куски, разбросав вокруг тысячи горящих угольков. Этого хватило. Один из них упал на соседнюю повозку, груженую явно пороховыми бочками. Она мгновенно заискрила и вспыхнула, огонь, подгоняемый ветром, перекинулся дальше. Началась цепная реакция.

Земля разверзлась. Из оврага вырвалось пламя, там родился маленький рукотворный вулкан. Огненный шар, клубясь, поднялся на сотню метров, а следом ударила звуковая волна, которая тряхнула нашу гондолу так, что заскрипели все крепления.

Поднявшись на ноги, я ухватился за борт. Картина внизу была грандиозной и страшной. Овраг превратился в ревущий огненный котел. Взлетали на воздух повозки, рвались бочки с порохом, разбрасывая фонтаны искр. Огонь жадно пожирал все, до чего мог дотянуться.

Войско бунтовщиков, собранное в кулак, замерло.

И сломалось. Кажись, осознали полное, абсолютное, технологическое превосходство неприятеля. До них дошло, что они со своими саблями и старыми мушкетами пытаются рубить паровой молот.

Часть отрядов, в основном голытьба, просто бросилась врассыпную, растворяясь в степи. Однако несколько сотен под командованием уцелевших есаулов, сохраняя строй, начали организованный отход, огрызаясь выстрелами. Враг был разбит, но не уничтожен.

Битва за острог выиграна. Орлов и его горстка героев спасены. Я посмотрел на ведомый аппарат, который шел рядом. Пилот вскинул руку, салютуя. Я ответил тем же. Мы сделали это. Победили.

И в самый апогей триумфа из-под кожуха нашего двигателя донесся протяжный, умирающий скрежет металла.

Торжествующий рев со стен острога потонул в визгливом скрежете металла из самого сердца машины. Из-под медного кожуха электродвигателя вырвался сноп ярких искр, следом повалил густой, едкий дым с запахом горящего лака. Истерзанный штормом и перегруженный последними маневрами, двигатель не выдержал. Он банально сдох.

Лишившись привода, наши огромные несущие винты сделали несколько оборотов по инерции и безвольно замерли. В наступившей тишине явно слышались свист ветра и далекий треск догорающего арсенала. «Катрина» превратилась в простой воздушный шар, полностью отданный на милость стихии.

И стихия тут же показала свой нрав. Ветер изменил направление, перестав подталкивать нас к острогу. Он начал медленно сносить «Катрину» на юго-восток. Прямо в степь. На путь отступающих и злых казачьих сотен.

— Командир, нас тащит! — крикнул Федотов, указывая на землю. — Прямо на них!

Из охотников мы превратились в добычу.

Взгляд лихорадочно шарил по расстилавшейся внизу местности. Степь, голая, как стол. И вот оно! Впереди, километрах в трех, темнела извилистая полоса — неглубокий широкий овраг, густо поросший лесом и кустарником. Единственное укрытие на многие версты вокруг. Наш единственный шанс.

— Садимся! — решение сорвалось с губ раньше, чем я успел его обдумать. — Готовиться к экстренной починке!

— Сюда? — недоверчиво переспросил механик, глядя на деревья. — Разобьемся!

— Лучше разбиться по своему выбору, чем быть растерзанным по чужому! — отрезал я. — Гаси горелку! Стравливай воздух помалу! И молись!

Начался самый сложный маневр за весь полет. Лишенные двигателя, мы могли управлять лишь скоростью снижения. Я встал у рычагов, превратившись в единое целое с аппаратом, пытаясь поймать воздушные потоки, заставить эту махину планировать. Получив мой сигнал, ведомый аппарат начал снижение следом.

Земля неслась навстречу. Ветки деревьев на краю оврага уже казались протянутыми костлявыми руками.

— Еще! Трави!

Оболочка просела, мы резко провалились вниз. Удар. С оглушительным треском подломилась одна из опорных стоек гондолы, нас сильно накренило. Аппарат проскрежетал по верхушкам деревьев, сдирая с себя куски прочной ткани, и, завалившись на бок, замер на дне оврага, запутавшись в ветвях. Рядом, чуть удачнее, приземлился второй.