Инженер Петра Великого 8 (СИ) - Гросов Виктор

— Проверить оружие, перезарядить кассеты, — тихо приказал я. — Наверняка скоро придут основные силы.

Опустившись на колено, я поднял свою винтовку. Холодная сталь приятно легла в ладонь.

Обманчивая тишина, накрывшая овраг после короткой и жестокой стычки, не вводила меня в заблуждение. Наверняка один-два казака уцелели, из тех, кто коней стерег, и теперь во весь опор мчались разбегающимся отрядам с вестью о «небесных бесах» со скорострельными ружьями. Через несколько часов вместо трех десятков удальцов здесь могут появиться сотни разъяренных воинов. Сидеть и ждать их — добровольно лезть в петлю.

Главная цель оставалась прежней — прорваться к Орлову, однако теперь к ней добавилась вторая, не менее важная: сохранить «Катрины». Бросить здесь, в степи, два аппарата, воплотившие все наши последние прорывы, было бы преступлением. Значит, нужно заставить врага поверить, что искать тут больше нечего.

Собрав своих людей, я начал без предисловий:

— Слушать приказ! Сидеть здесь нельзя. Будем прорываться к острогу. Но сначала мы исчезнем.

Люди переглянулись. Исчезнуть вместе с двумя двадцатиметровыми махинами? Похоже, командир тронулся умом.

— Федотов, с двумя бойцами, — повернулся я к механику. — Сворачиваете полотнища, стропы. Ваша задача — укрыть наши «Катрины». Сверху — ветки, дерн, все, что найдете. К вечеру на дне оврага должно быть два заросших холма, и ничего больше. Заставим их поверить, будто мы бросили свои «колесницы» и сбежали.

Мой отряд начал споро помогать сворачивать «Катрины». Пока они споро принимались за дело, я отозвал в сторону двух гвардейцев.

— У нас работа потоньше, — сказал я, раскладывая на земле содержимое одного из ящиков со снаряжением: мешочки с магниевой стружкой и селитрой для светошумовых зарядов да мотки бикфордова шнура. — Будем готовить врагу сюрприз.

Мой план был прост. Силой нам их не взять — ее у нас попросту не было, — зато можно было ударить по главному страху: по суевериям.

Едва сгустились сумерки, мы втроем выбрались из оврага и ползком направились к месту недавнего боя. Зрелище открылось не для слабонервных: на мокрой траве темнели неподвижные, застывшие в неестественных позах тела, воздух казался тяжелым. Стараясь не смотреть на лица, мы принялись за дело. Быстро и методично я превращал поле боя в минное поле нового типа.

— Собирайте пороховницы, — шептал я. — Все до единой.

Опустошив скудные трофейные казачьи пороховницы, мы смешивали их содержимое с нашей магниевой стружкой и селитрой, а затем снова плотно набивали. С магниевой стружкой — отдельная история, благо, мои лаборатории теперь способны производить и не такое (опять Магницкий будет в библиотеках рыться в писках этого вещества). В итоге, каждая пороховница превращалась в мощную светошумовую гранату. Эти «сюрпризы» мы раскладывали рядом с телами, маскируя в траве. От каждой «мины» тянулся тонкий, едва заметный фитиль — бикфордов шнур, который мы аккуратно присыпали землей.

Все фитили сходились в одной точке, в густых зарослях кустарника. Там я установил инициатор — простое, надежное устройство: трофейный казачий пистоль, закрепленный на колышках и нацеленный на пучок шнуров. К спусковому крючку я привязал тонкую, почти невидимую в темноте медную проволоку и протянул ее через все поле боя, закрепив на другом конце. Получилась гигантская растяжка. Расчет был прост: казаки, придя забирать своих павших, обязательно заденут проволоку. Щелчок кремневого замка, вспышка на полке пистоля — и по земле побежит огненная змейка, запуская цепную реакцию.

Вернувшись в овраг, мы застали почти завершенную картину. Вместо «Катрин» теперь возвышались два больших, бесформенных холма, кое-как прикрытых ветками. Издалека, особенно в темноте, сойдет.

— Отряд, ко мне, — собрал я всю группу. — Оставляем все лишнее. С собой — только винтовки, по три кассеты на брата, гранаты и сухари. Двигаемся налегке. Задача — прорваться к острогу.

Мы выступили за полночь. Двигались медленно, пригибаясь, используя каждую складку местности, каждую тень. За спиной овраг, где прятались наши «Катрины». Впереди, в нескольких верстах, в ночной мгле едва угадывались очертания острога, где из последних сил держался Орлов.

Напряжение нарастало с каждым шагом. Мы уже почти миновали опасную открытую местность, когда со стороны поля с нашим «сюрпризом» донесся протяжный, испуганный крик.

Я резко обернулся. Огненная искра, родившаяся у кустов, змеей побежала по земле, и через мгновение поле боя взорвалось. Одна за другой, с оглушительным треском, начали рваться наши «мины». Каждая вспышка, ярче молнии, на миг выхватывала из темноты мечущиеся фигуры казаков и застывшие тела их товарищей. Огонь бежал от тела к телу, будто сама смерть пришла собрать свою жатву.

Для людей восемнадцатого века, не знавших химии, это означало одно: дьявольщина, осквернение павших, адский огонь, пожирающий души. Крики, доносившиеся оттуда, были вопли первобытного ужаса. Ловушка сработала. «Мины» не убивали физически — только пугали. Суеверный страх, помноженный на темноту, сделал свое дело. Заметались факелы — многие бросились туда, на помощь, или просто поглазеть на невиданное доселе чудо.

— Вперед! — прошипел я. — Пока они там разбираются!

Пользуясь всеобщим замешательством, мы рванулись к спасительным стенам острога.

Огненное представление за нашей спиной дало нам ровно ту фору, на которую я рассчитывал. Пока казачий лагерь, привлеченный взрывами и криками, метался в суеверном ужасе, мы, пригибаясь к самой земле, неслись вперед. Ночная степь стала союзником. Каждый овражек и заросшая полынью балка служили нам укрытием. Мы текли по местности, сливаясь с ней, превращаясь в тени.

Впереди уже маячили темные, приземистые стены острога. Измотанные, мы почти добрались. Оставалось пересечь последнюю, самую опасную полосу — ровную, как стол, поляну перед крепостным рвом. На стенах уже виднелись огоньки, доносился приглушенный говор часовых. Пжар успешно потушили, судя по его отсутствию. Осталось еще немного, еще один рывок.

Внезапно тьму вспорол окрик:

— Стой! Кто⁈

Нас заметили. Из-за невысокого холма, который мы считали пустующим, высыпал казачий заслон. Сотня, не меньше. Я рассчитывал, что все разбежались по степи. А ту кто-то сумел организовать толпу.

— К бою! — мой крик утонул в треске первых выстрелов.

Мы упали на мокрую траву, открывая ответный огонь. В первые секунды преимущество было за нами: несколько казаков, выскочивших на открытое место, скосил град пуль из наших «Шквалов». Но их было слишком много. Рассыпавшись цепью, они занимали позиции, обходя нас с флангов. Пули со злым сухим щелчком начали вгрызаться в землю, выбивая комья грязи. Плотный огонь прижал нас к земле, запер на этом проклятом пятачке. Кажется, в отряде появился еще один раненный. Тихий всхлип справа говорил именно это.

Со стен острога тоже ударили редкие, нестройные выстрелы — Орлов понял, что свои здесь, и пытался помочь. Несколько раз горстка его бойцов даже пробовала сделать вылазку, но их тут же прижимали огнем. Силы были слишком неравны.

Патроны таяли на глазах. Одна кассета, вторая… Мои гвардейцы — матерые волки, прошедшие огонь и воду, — действовали без суеты, однако их выдержка не была бесконечной. Еще десять, может, пятнадцать минут такого огня, и нас просто задавят числом. Ситуация стремительно становилась безнадежной. Времени не оставалось.

Я уже мысленно готовился к последнему броску гранат, когда задрожала земля. Сперва едва ощутимо, потом все сильнее, будто под степью проснулось нечто огромное, древнее. А следом из темноты на западе донесся низкий, вибрирующий рокот, в котором смешивалось шипение пара и методичный лязг металла.

Дрожь услышали и казаки. Стрельба с их стороны стала реже, головы поворачивались в сторону непонятного шума. Что-то приближалось, что-то большое и страшное.

На гребне холма, на фоне еще не рассветлевшего неба, выросли три силуэта. Приземистые, угловатые, извергающие из труб снопы искр. Они двигались медленно.