Я – Товарищ Сталин 8 (СИ) - Цуцаев Андрей

Черчилль ответил:

— Полковник, я не позволю никому манипулировать Британией. Советы, Абвер, Гитлер — все они узнают, что мы не так слабы, как они думают. Мы будем действовать на наших условиях, и мы будем действовать быстро.

Кроуфорд, задумчиво глядя на карту, добавил:

— Нам нужно больше информации о целях. Норвегия, Румыния — это приоритеты, но мы должны знать, где именно ударить. Если ваш источник предоставит детали, мы сможем спланировать операцию, которая нанесёт максимальный ущерб. Но нам нужно время на подготовку — агенты, оборудование, маршруты.

Черчилль кивнул, его взгляд был устремлён на карту.

— Время — это тот ресурс, которого у нас мало, генерал-майор. Но мы будем готовы. Мой источник обещал передать вторую часть информации в ближайшие дни. Когда она поступит, мы определим цель. А пока я хочу, чтобы вы начали собирать команду. Харроу — ключевой игрок, но нам понадобятся и другие. Люди, которые не боятся действовать в условиях неопределённости.

Келл, внимательно слушавший, добавил:

— Мы также должны подготовить дезинформацию. Если операция будет масштабной, нам нужно отвлечь внимание от нашей причастности. Мы можем использовать наши контакты в прессе, чтобы создать историю, которая запутает Абвер. Например, слухи о внутренней борьбе в их рядах. У них достаточно врагов внутри, чтобы это выглядело правдоподобно.

Синклер поддержал:

— Хорошая идея. Мы можем также усилить наблюдение за их связными в нейтральных странах, таких как Швеция или Швейцария. Если они попытаются перегруппироваться после нашего удара, мы должны знать об этом заранее.

Пирс, всё ещё записывая, спросил:

— А что, если Гитлер использует наш удар как повод для эскалации? Если мы сорвём их планы в Норвегии или Румынии, он может обвинить нас в провокации. Как мы будем объясняться перед союзниками?

Черчилль посмотрел на Пирса, его голос стал тише, но в нём чувствовалась непреклонная уверенность:

— Молодой человек, если мы будем бояться каждого шага Гитлера, мы никогда ничего не сделаем. Наши союзники поймут, что мы действуем ради общей безопасности. А если нет — мы заставим их понять. Дипломатия важна, но сейчас не время для компромиссов. Мы должны показать силу, иначе нас просто сметут.

Кроуфорд подвёл итог:

— Итак, мы создаём группу под моим руководством. Харроу будет ключевым агентом, но мы подберём и других. Мы усиливаем наблюдение за Абвером в Лондоне и за рубежом. Мы ждём вашей информации, сэр Уинстон, чтобы определить цель. Но нам нужно больше ресурсов — людей, денег, оборудования. И нам нужно время, чтобы всё организовать.

Черчилль кивнул.

— Ресурсы будут, генерал-майор. Я позабочусь об этом. Что касается времени — его у нас мало, но мы используем то, что есть. Мой источник знает, что мы не можем ждать. Когда данные поступят, мы должны быть готовы действовать мгновенно.

Келл добавил:

— Мы также должны подготовиться к возможным последствиям. Если операция сорвётся, нам нужно иметь план на случай дипломатического кризиса. Мы можем использовать наши связи в Париже и Вашингтоне, чтобы заручиться поддержкой союзников.

Синклер согласился:

— И нам нужно усилить контрразведку. Если Абвер заподозрит нас, они могут нанести ответный удар здесь, в Лондоне. Мы должны быть готовы к любому сценарию.

Черчилль, всё ещё глядя на карту, сказал:

— Господа, это не просто операция. Это война, пусть и тайная. Мы сражаемся не только с Абвером, но и с амбициями Гитлера. Если мы не остановим его сейчас, он станет неудержимым. Мы должны быть готовы ко всему — к риску, к потерям, к критике. Но мы не отступим.

Совещание завершилось. Мужчины поднялись и стали выходить из кабинета. Черчилль остался сидеть, глядя на карту Европы. Его сигара догорала, а мысли были заняты таинственным сообщением из Москвы. Что задумал его источник? Какой удар они готовят для Абвера? Ответы были близко, но пока оставались за завесой тайны. Одно было ясно: игра становилась всё опаснее, и Британия готовилась к своему следующему ходу.

Вечер окутал Кремль мягким сумраком. В кабинете Сергея, где свет лампы отражался на полированном столе, царила тишина, прерываемая лишь тиканьем настенных часов. Карта Абиссинии, разложенная на столе, была усыпана пометками: красные линии обозначали позиции итальянских войск, а синие — немногочисленные советские отряды, поддерживавшие абиссинскую армию. Дверь тихо отворилась, и в кабинет вошёл Павел Судоплатов. Его лицо, обычно спокойное, сейчас выражало сдержанную тревогу. Он держал в руках тонкую папку с грифом «Секретно». Сергей поднял взгляд, жестом приглашая Судоплатова сесть.

— Павел Анатольевич, что у вас? — спросил он, стараясь скрыть усталость в голосе.

Судоплатов положил папку на стол и начал без предисловий:

— Товарищ Сталин, только что поступило сообщение от итальянцев. Их военные предлагают сделку. Они обещают не трогать наши отряды в Абиссинии и дать им возможность спокойно эвакуироваться. Условие одно: мы не должны мешать им захватить Аддис-Абебу.

Сергей нахмурился, переваривая услышанное. Он откинулся в кресле, его пальцы замерли на подлокотнике.

— Итальянцы… — медленно произнёс он. — Они уверены в своей победе, раз выдвигают такие условия. Что ещё?

Судоплатов открыл папку, бегло взглянув на лист с шифровкой.

— По данным английских источников, император Хайле Селассие готовится к эвакуации. Они говорят, он покинет страну 9 июля вместе с британцами. Наши силы в Абиссинии слишком малы, чтобы противостоять итальянскому наступлению. Если мы попытаемся удержать позиции, наши люди, скорее всего, погибнут. Итальянцы наступают с подавляющим преимуществом, а абиссинская армия деморализована.

Сергей молчал, его взгляд скользил по карте. Он знал, что шансов на сопротивление почти нет. Советские советники и отряды, отправленные в Абиссинию, сделали всё возможное, чтобы поддержать Селассие, но император, похоже, потерял волю к борьбе. Сергей чувствовал горечь: он вложил столько усилий, чтобы укрепить позиции СССР в регионе, чтобы помочь Абиссинии устоять против итальянской агрессии. Но реальность оказалась безжалостной — итальянцы были слишком сильны, а союзники Селассие либо отступали, либо преследовали свои интересы.

— Селассие уходит… — тихо сказал Сергей, словно обращаясь к самому себе. — Если он не хочет сражаться, держать наших людей там — значит обречь их на бессмысленную гибель.

Судоплатов кивнул:

— Товарищ Сталин, я согласен. Если мы примем предложение, мы сможем вывести их без потерь. Но это значит, что Аддис-Абеба падёт, и Италия укрепит свои позиции в Восточной Африке.

Сергей встал и подошёл к окну. За стеклом мерцали огни Москвы, но его мысли были далеко — в пыльных равнинах Абиссинии, где советские бойцы, рискуя жизнью, пытались выполнить его приказы. Он знал, что отступление — не поражение, а необходимость. Но в душе всё равно оставалась тяжесть. Он повернулся к Судоплатову.

— Мы не можем позволить нашим людям погибнуть ради проигранного дела, — сказал он. — Если Селассие покидает страну, у нас нет причин держать там силы. Дайте приказ готовить эвакуацию. Но я хочу, чтобы всё прошло безупречно. Никаких потерь, никаких ошибок. Свяжитесь с итальянцами через наши каналы и подтвердите, что мы не будем препятствовать их наступлению. Но предупредите: если хоть один наш человек пострадает, они пожалеют.

Судоплатов кивнул, записывая указания.

— Будет сделано, товарищ Сталин. Я организую связь с нашими людьми в Абиссинии. Мы начнём вывод войск немедленно. Но есть ещё один вопрос. — Он сделал паузу, словно взвешивая слова. — Итальянцы могут использовать эту уступку как знак нашей слабости. Это может повлиять на нашу репутацию в других регионах, особенно в Европе.

Сергей вернулся к столу и снова посмотрел на карту. Он понимал, что Судоплатов прав. Отступление, даже вынужденное, могло быть воспринято как признак уязвимости. Но рисковать жизнями ради символического сопротивления было бы ошибкой. Он знал, что СССР должен сосредоточиться на более важных фронтах — в Европе, где Гитлер набирал силу, и в Азии, где Япония становилась всё более агрессивной.