Я – Товарищ Сталин 8 (СИ) - Цуцаев Андрей

Такаги кивнул, отпив глоток чая. Он поставил чашку на стол и посмотрел на Кэндзи.

— Вы могли опубликовать статью, которую готовили для Сато Харуки. Статью, которая навредила бы генералу Накамуре и его союзникам. Но вы этого не сделали. Это был мудрый выбор, Ямада-сан. И генерал это ценит.

Кэндзи молчал, осмысливая услышанное. Значит, они знали о статье. Знали, что он работал над ней. Но как? От Сато? Или кто-то следил? Если люди Накамуры знали о статье, значит, они знали и о нём. Эта мысль заставила его желудок сжаться.

— Я не понимаю, — сказал он. — Откуда вы знаете? И почему генерал Накамура интересуется мной?

Такаги улыбнулся. Он постучал пальцами по трости, лежащей на столе, и наклонился чуть ближе.

— У генерала много друзей, Ямада-сан. И много глаз. Мы знаем, что Сато заставлял вас писать статью, которая выставила бы Накамуру и его людей в дурном свете. Он хотел использовать вас, чтобы разжечь конфликт в армии. Сато был слишком амбициозен, и его амбиции привели к тому, что вы видели у реки.

Кэндзи сжал чашку. Значит, это были люди Накамуры. Или их союзники. Он вспомнил гильзы на мостовой, мятый пиджак Сато под простынёй, и понял, что эти люди не шутят. Он не знал, что хуже: быть пешкой Кэмпэйтай или мишенью тех, кто способен устранить агента Кэмпэйтай.

— Сато мёртв, — продолжал Такаги. — И это меняет расклад. Статья, которую он хотел, больше не нужна. Но генерал Накамура знает, что вы можете стать проблемой. Вы знаете слишком много. И всё же вы решили молчать. Это говорит о вашем уме и о вашей осторожности.

Кэндзи почувствовал, как гнев смешивается со страхом. Он не молчал из осторожности — он хотел выжить. Сато угрожал ему, и Кэндзи писал статью, потому что у него не было выбора. Но теперь, когда Сато мёртв, он уничтожил черновик, чтобы защитить себя. А Такаги видел в этом какой-то расчёт, словно Кэндзи играл в их игру. Это злило его, но он не мог показать эмоций.

— Чего вы хотите? — спросил Кэндзи.

Такаги откинулся на спинку стула, постукивая пальцами по трости. Его взгляд был спокойным, почти доброжелательным, но Кэндзи чувствовал, что за этим скрывается что-то большее.

— Ничего, Ямада-сан. Пока ничего. Генерал Накамура не любит ненужных конфликтов. Он хочет, чтобы вы продолжали работать, писали статьи, жили своей жизнью. Но он также хочет, чтобы вы знали: если возникнут проблемы — с Кэмпэйтай или с кем-то ещё, — вы можете обратиться к нам.

Он достал из кармана визитную карточку и положил её на стол. На ней был адрес в Уэно и телефонный номер, без имени. Кэндзи посмотрел на карточку, но не взял. Она лежала между ними, как молчаливое предложение, от которого нельзя было просто отмахнуться.

— Это на случай, если понадобится помощь, — добавил Такаги. — Генерал ценит тех, кто умеет держать язык за зубами. Но он знает, что Кэмпэйтай может начать задавать вопросы. Если это случится, звоните по этому номеру. Мы позаботимся.

Кэндзи смотрел на карточку, чувствуя ком в горле. Это была не помощь. Это была новая клетка, другого цвета. Он больше не был пешкой Сато, но теперь его тянули в игру Накамуры. Он хотел отказаться, сказать, что не нуждается в защите, но слова застряли в горле. Он знал, что отказ может стоить жизни. Генерал Накамура не угрожал напрямую, но его посланник ясно дал понять: молчание Кэндзи — это его единственный шанс остаться в безопасности.

— Я подумаю, — сказал Кэндзи, сохраняя нейтральный тон. Он старался не смотреть на карточку, чтобы не выдать волнения.

Такаги кивнул, словно ожидал этого ответа. Он допил чай, аккуратно поставил чашку на стол и поднялся.

— Хорошо. Но не думайте слишком долго, Ямада-сан. Времена неспокойные. И люди вроде вас, которые знают слишком много, часто оказываются в беде.

Он слегка поклонился, взял трость и вышел из кафе, оставив Кэндзи одного за столом. Дверь за ним тихо закрылась, и звон колокольчика эхом отозвался в пустом зале. Кэндзи смотрел на визитную карточку, лежащую на столе. Он не хотел её брать, но понимал, что оставить нельзя. Если кто-то увидит карточку, это может вызвать вопросы. Он сунул её в карман, допил чай, оставил несколько монет на столе и вышел на улицу.

Гиндза бурлила, как всегда. Торговцы расхваливали товары, пары смеялись у витрин, а где-то вдалеке играли на сямисэне. Кэндзи решил пройтись пешком, чтобы успокоиться, и направился вдоль реки Сумида. Вода отражала огни фонарей, а лёгкий ветер нёс аромат цветущих вишен. Кэндзи остановился у перил, глядя на реку, и попытался собраться с мыслями. Карточка в кармане казалась тяжёлой, словно камень, тянущий его вниз. Он вспомнил адрес — Уэно, недалеко от чайной «Красный журавль». Это не было совпадением. Сато упоминал это место, говорил о встречах офицеров, о слухах, которые могли разрушить карьеры. Теперь генерал Накамура, одно из имён в той статье, протягивал ему руку помощи. Но Кэндзи не верил в бескорыстность. Это была сделка, и цена за неё могла оказаться слишком высокой.

Он достал карточку из кармана и повертел её в руках. Простая белая бумага, аккуратно напечатанный адрес и номер. Ничего, что выдавало бы её значимость, но Кэндзи знал, что она связывает его с чем-то большим, чем он мог понять. Он подумал о том, чтобы бросить её в реку, но остановился. Он сунул карточку обратно в карман и продолжил идти.

Кэндзи решил зайти в небольшую забегаловку неподалёку, чтобы выпить саке и успокоить нервы. Заведение было тесным, с потемневшими деревянными стенами и низкими столами. Несколько рабочих пили пиво, старик в углу читал газету, а бармен протирал стойку. Кэндзи заказал саке и сел у окна, глядя на улицу. Он пытался вспомнить всё, что Сато говорил о Накамуре. Имя всплывало в разговорах о недовольных офицерах, о встречах в чайных, о слухах, которые могли подорвать авторитет армии. Кэндзи тогда не придавал этому значения — он просто записывал, чтобы угодить Сато. Но теперь эти имена и места стали частью его жизни, и он не знал, как от них избавиться.

Саке было тёплым, с лёгким сладковатым привкусом. Кэндзи пил медленно, чувствуя, как тепло разливается по телу, но тревога не уходила. Он вспомнил слова Такаги: «Люди вроде вас, которые знают слишком много, часто оказываются в беде». Это не было угрозой, но звучало как предупреждение. Кэндзи понимал, что его молчание — единственное, что пока спасает его. Но как долго он сможет молчать? Если Кэмпэйтай начнёт задавать вопросы, что он скажет? А если люди Накамуры решат, что он больше не надёжен? Он допил саке и заказал ещё одну порцию, надеясь, что алкоголь поможет заглушить мысли.

Вернувшись домой, Кэндзи запер дверь на два оборота и сел за стол. Он достал карточку и положил её перед собой. Затем встал и подошёл к окну. Уличные фонари отбрасывали мягкий свет на булыжники, а где-то вдалеке раздавался звон велосипедного колокольчика. Он подумал о том, как просто было бы уйти из Токио, сесть на поезд и исчезнуть в какой-нибудь деревне, где никто не знает его имени. Но он знал, что это невозможно. Кэмпэйтай найдёт его, если захочет. И люди Накамуры, судя по всему, тоже. Он вернулся к столу, спрятал карточку в ящик и попытался отвлечься, перечитывая свои заметки. Но слова на бумаге казались пустыми, а мысли возвращались к одному и тому же: он оказался в ловушке, и выхода не было.

В то же самое время в заброшенном здании на окраине района Асакуса, вдали от ярких огней Гиндзы и шума уличных рынков, собрались трое мужчин. Старый склад, давно покинутый своими хозяевами, стоял в узком переулке, зажатом между полуразрушенными домами и зарослями сорняков. Его стены, покрытые облупившейся краской, хранили запах сырости и старого дерева. Сквозь разбитые окна пробивался слабый свет уличных фонарей, отбрасывая длинные тени на пыльный пол, усеянный обрывками бумаги и ржавыми гвоздями. Внутри было тихо, лишь изредка сюда доносились звуки далёкого трамвая или лай бродячей собаки.

Трое мужчин сидели за грубо сколоченным столом в углу помещения, освещённом единственной керосиновой лампой. Их лица оставались скрыты в полумраке, а голоса звучали приглушённо, словно они боялись, что даже стены могут подслушать. Они говорили осторожно, тщательно подбирая слова. Разговор был серьёзным, и каждый понимал, что цена ошибки может быть слишком высокой.