Экс на миллион (СИ) - "Greko"

… До Белева добрались по железной дороге. Можно сказать, проскочили на тоненького. Не сегодня завтра начнется всероссийская политическая стачка. Жизнь в стране замрет, и, в первую очередь, все перевозки и телеграфные сообщения. Обстановка всеобщего бардака нам на руку. Но как мы будем выбираться в Москву после завершения экса, который правильнее было бы назвать разводом на доверии, — этот вопрос больше всего волновал Сашку Беленцова.

— Не боись, студент, все учтено! — успокаивающе выдал я и похлопал себя по карману, где притаился бельгийский браунинг. — Ты свою работу сделал, оружием нас обеспечил. Теперь мой черед. Прорвемся, лихие налеты!

Юный эсер не соврал. В Калуге, через которую мы ехали в Белев, он ненадолго отлучился и вернулся к самому отправлению поезда с увесистым саквояжем. В нем обнаружились несколько новеньких пистолетов и две жестяные коробки из-под конфет — те самые бомбы, которые я заказывал. Не иначе как товарищи по партии поделились. По-моему, сейчас в России проще найти захоронку с украденными винтовками или лабораторию взрывников, чем вменяемого человека.

Трястись в поезде в компании с адскими машинками — то еще развлечение. Но Бог миловал, добрались благополучно. И столь же успешно прошла акция по обезглавливанию полиции уезда. Неровня купился как последний лох, настолько грамотно Изя изобразил профессионального фотографа. А снимки? Ну какие снимки, если человек впервые взял в руки ручной Кодак? Магнезию подпалил, аппаратом на публику потряс — и всех делов! Как однажды заявил мне мелкий поганец в детском саду, отбирая у меня горшок, наглость — второе счастье! На всю жизнь запомнил. С этой аксиомой я готовился познакомить купеческое сообщество Белева в невиданных прежде масштабах.

И первым на очереди — Дормидонт Мудров, папаша Робкого. Я-то, грешным делом, думал, что наипервейшим среди гильдейских городских капиталов является Прохоровский, основателя торговой марки «Белевская пастила» Амвросия Прохорова. Или семья Сорокиных, торговавшая конопляным маслом. Но нет, Мудров всех побил размером оборота от продажи пеньки, отправляя по Оке многочисленные барки на два миллиона в год. Вот к нему я и направился в компании Бодрого, которому отводилась роль главного балабола.

Разговор с Мудровым вышел тягомотным. Классической такой купчина: сам себя поперек шире, сюртук до колен, сапоги бутылками, борода лопатой. И считающим революцию глупой затеей, вредящей торговле. Свобода слова, собраний и даже прямые выборы в государственную Думу — глупости все это, господское баловство.

— Баловство, говорите? — не выдержал я и вмешался. — А ну как встанут все заводы? Или склады с товаром полыхнут? Или придут к вам победившие пролетарии и спросят: что ты сделал, сукин сын, для дела революции? И наганом в харю: отдавай награбленное!

Для убедительности я вытащил вороненный браунинг и пощелкал переключателями предохранителя с «sur» на «feu» и обратно. Собравшийся послать меня подальше за «харю» и «сукиного сына» Мудров подавился словами. Смотрел, как кролик на удава, то на пистолет, то на шрам на моем горле.

— Хорошая машинка М1900. Семизарядная. Никакой, говорят, отдачи и отклонения от прицельной линии, — поделился я с купцом. — И дешевая. Всего-то 22 рубля. Но революции нужно много таких машинок. И пулеметы! Без пулеметов нам никак. Враг так просто не сдастся.

Купец крякнул и полез за лопатником. Я придержал его руку.

— Нам от вас денег не нужно, — Дормидонт испуганно вздрогнул. — Вернее, пригодится и ваш взнос, но не сейчас.

— Я не понимаю! — чуть не дал петуха озадаченный купец.

— Полагаю, вы в городе вес имеете немалый. К вашим словам люди прислушаются.

— Всенепременно.

— Вот и соберите вечерочком у себя в доме самых богатеев. А мы с ними потолкуем о нуждах революции.

— Упрутся. Народ у нас тугой.

— А мы их подтолкнем. Рванем перед встречей какой-нибудь склад. У вас есть конкуренты? Можем друг другу помочь.

Мудров сцапал широкой ладонью свою бороду. Погрузился в глубокие раздумья. Вдруг его глаза озарила вспышка какой-то идеи.

— Мой! Мой склад сожгите!

— Ваш⁈

— Мой, — кивнул Дормидонт. — Он у меня застрахован. Если дадите мне немного времени, самую лучшую пеньку вывезу, а на ее место заброшу отходы.

— Да вы, смотрю, умеете торговаться за первый сорт, — польстил я купчине. — В таком случае услуга за услугу. Как бабахнет, бегите по дружкам-знакомым и всем в уши лейте: нужно со страшными бомбистами договариваться.

— А полиция?

— А что полиция? Мы у вас поживем. Здесь-то нас искать никто не будет. Да особо и некому. Единственный офицер отбыл на несколько дней по срочной надобности.

Не сказать, что идея заполучить первый в Белеве отряд революции в качестве гостей Мудрова сильно воодушевила. Но перспективы прибыли перевесили все доводы осторожности.

— Была не была! С пенькой-то я нонче в пролете из-за этих ваших забастовок. С деньгами все одно лучше. Закусить не желаете, чем Бог послал?

… Славно отобедав в доме купца и воздержавшись от десерта, мы, не откладывая дело в долгий ящик, быстренько сбегали подорвать Мудровский склад. Беленцов поколдовал с коробкой из-под монпансье. Вылетел с вытаращенными глазами из дверей большущего сарая, забитого пенькой.

— Тикаем! Ща рванет!

Ну мы и рванули. Задами, а не по улицам, по которым нет-нет, но шлялись разные еще непуганые личности. Вслед нам основательно долбануло, мигнула вспышка, потянуло теплом. Где-то вдали зазвонил колокол на пожарной каланче. Не оглядываясь на дело рук своих, мы поспешали в дом купца, где нас поджидал горячий самовар и отличная белевская пастила.

— Хорошо пошла! — сообщил я Бодрому, не снижая скорости. — Думал, фуфло — ваши бомбы.

— Обижаете, Командор! Бомбы — первый сорт! А вы, можно сказать, первооткрыватель. У воров есть такая профессия — кипер. Это тот, кого нанимают для поджога застрахованного склада. Но взорвать — это что-то новенькое. Как думаете, Мудров нас не сдаст?

— Он наш теперь с потрохами. Но на всякий случай я Изе и Осе поручил за ним последить.

Дормидонт не подвел. Пока мы чаевничали в его гостиной, он как оглашенный носился по городу и созывал купечество на тайную сходку «Союза меча и орала». Нет-нет, но мне то и дело приходила в голову эта аналогия. Но хотелось все сделать внушительнее, театральнее и основательнее. 500 рублей, собранные великим комбинатором, меня не устраивали. Тем более, в моем распоряжении не «мощный старик» прекрасного роста, а вполне себе цветущий Бодрый, которому так хотелось сунуть в руки что-нибудь вроде революционного маузера.

— Эх, мне бы костюмчик матроса и пулемётную ленту через плечо, — сокрушался я из-за недостатка реквизита.

— Зачем? — пучил глаза Беленцов.

— Тебе не понять. Молодой еще. Подрастешь — увидишь. Если полиция не поймает.

— Типун вам на язык.

Я проигнорировал восклицание нервничавшего Сашки и оглядел его с ног до головы.

— Надо тебе красный бант, что ли, пришпилить на грудь. И мне. Хорошо, что я догадался хоть это с собой захватить.

Чеканным шагом, выпятив подбородки и придав глазам стальной блеск, мы плечом к плечу промаршировали в гостиную. Народу собралось не меньше трех десятков. Слухи о взрыве, о том, что это лишь первая ласточка, что помощник исправника исчез как не бывало, что вся страна, а с ней и Белев заодно, вот-вот сорвется в штопор, изрядно наэлектризовали городскую атмосферу. Мудров умудрился добавить свои пять копеек в нарастающую панику и колоссально нас отрекламил, выставив полнейшими отморозками. Когда мы появились в тесно набитой зале, из которой пришлось убрать всю мебель, чтобы все поместились, нас встретили встревоженные, испуганные и возбужденные лица.

— Жги, Бодрый! — напутствовал я товарища, а сам принялся зыркать на всех из-под нахмуренных бровей и демонстративно мацать рукоять своего ножа, который специально вывесил на поясе на всеобщее обозрение.

— Пока революционный народ собирается с силами… Сознательность масс… Вихри враждебные… Россия вас не забудет… Последнее усилие, и ненавистный трон рухнет, подгребая под собой… — заливался соловьем Беленцов.