Ирландия. Тёмные века 1 (СИ) - Сокол Артем

— Закон Эйре не требует свергать вождей, — осторожно сказал я. — Он предлагает им стать частью большего. Как ручей вливается в реку.

— Дунгал называет это рабством, — прошипел посланец. — Он говорит, что ваш «риг» — кукла в руках монаха-колдуна.

Эоган, стоявший у двери с табличками, замер. Я видел, как его пальцы сжали рукоять ножа. Но сейчас требовались слова, а не сталь.

— Пусть Дунгал приедет сам, — сказал я, вставая. — Увидит, как судят не мечом, а правдой. Как дети учатся читать законы, а не прятаться от набегов.

На следующий день я отправился в Уи Дрона. Эта провинция, зажатая между горами и торфяными болотами, жила по законам, которые не менялись со времён друидов. Здесь до сих пор хоронили вождей в курганах, а споры решали испытанием огнём. Менестрели, посланные сюда осенью, пели у костров, пока их не прогнали жрецы с посохами из омелы. Но семя уже проросло.

Старейшины встретили меня у Священного камня — плоского валуна, испещрённого рунами. Их лица, похожие на высохшую кору, не выражали ни надежды, ни страха.

— Твои песни говорят о справедливости, — заговорила старейшая, женщина с белыми, как снег, волосами. Её голос скрипел, как несмазанная дверь. — Но наши боги молчат. Как мы можем доверять тому, что не освящено их волей?

Я подошёл к камню, положив на него свиток законов. Ветер рвал пергамент, но слова, написанные чернилами, оставались недвижны.

— Ваши боги дали вам жизнь. Закон даст ей смысл. — Я указал на мальчика, спрятавшегося за спиной старухи. — Он будет судить, когда вы умрёте. По правилам, которые поймёт.

Мальчик, лет десяти, вытаращил глаза. Старейшины зашумели, но женщина подняла руку:

— А если мы скажем «нет»?

— Тогда ваши внуки спросят, почему вы выбрали тьму, когда свет был так близко.

Они совещались до заката. А когда звёзды зажглись над болотами, старейшина-женщина протянула мне нож с рукоятью из оленьего рога — символ союза.

— Пусть закон войдёт. Но если боги покарают нас — твоя кровь искупит вину.

Уи Буйде оказался крепким орешком. Дунгал Рыжий, узнав о переговорах, выслал навстречу отряд всадников. Их доспехи блестели на солнце, как чешуя дракона, а щиты были украшены кровавыми рунами.

— Мой вождь велит передать: убирайся, пока цел, — сказал предводитель, здоровяк с заплывшим глазом. Его конь брыкался, будто чувствуя запах страха.

— Передай Дунгалу: его люди уже выбрали закон, — ответил я, указывая на деревню у подножия холма. Там, у колодца, легионеры Эйре учили крестьян измерять землю верёвкой с узлами. — Он может сражаться с нами. Или стать частью истории, которую запомнят.

В тот же вечер в лагере Дунгала начался бунт. Трое воинов, чьи семьи жили под защитой Эйре, отказались выступать против нас. Их приковали к столбам для устрашения, но к утру половина отряда разбежалась.

— Они поют твои песни у костров, — доложил Эоган, вернувшийся с разведки. Его лицо было исцарапано ветками, но глаза горели. — Даже жены воинов шепчутся: «Закон вернёт наших сыновей с войны».

Дунгал, поняв, что теряет власть, явился сам. Он въехал в Гаррхон на чёрном жеребце, с топором за спиной, но без свиты. Его рыжая борода, спутанная и грязная, делала его похожим на разъярённого кабана.

— Ты украл моих людей, колдун! — зарычал он, спрыгивая с коня. — Но я вырву твоё сердце и брошу псам!

Келлах, стоявший рядом, шагнул вперёд, но я остановил его жестом.

— Твои люди не рабы, Дунгал. Они выбрали закон, который защитит их детей. Даже твоих.

Он замер, будто услышав невидимый звон. Потом медленно вытащил топор и воткнул его в землю у своих ног — знак перемирия.

— Покажи мне этот закон.

Мы провели ночь в зале собраний. Я читал статьи о наследстве, судах, правах женщин. Дунгал молчал, лишь изредка хмурясь, как ребёнок, пытающийся понять речь чужеземца. Под утро, когда первые лучи солнца упали на свиток, он произнёс:

— Моя мать умерла голодной, потому что вождь забрал наш скот. По вашему закону... она могла бы выжить?

— Да.

Он встал, подошёл к окну, где за холмом уже виднелись дымки деревень Эйре.

— Я сохраню титул?

— Ты станешь судьёй или старейшиной если тебя выберут. Не по праву крови, а по праву воли народа.

Дунгал повернулся. В его глазах, всегда полных ярости, мелькнуло что-то человеческое.

— Попробуем. Но если обманешь — мои псы будут пить из твоего черепа.

К первому дню весны Эйре объединила уже пять провинции. На праздник равноденствия в Гаррхон пришли сотни людей: крестьяне с семенами для благословения, воины с жезлами судей, старейшины с дарами — шерстью, зерном, коваными медальонами. Даже Дунгал привёл коня, украшенного лентами — жест, от которого плакали его бывшие враги.

Я стоял на холме, глядя, как легионеры Келлаха водружают новый символ над воротами — дуб, обвитый змеями.

***

Костёр догорал, оставляя в воздухе горький шлейф сосновой смолы. Король Дунлайнг мак Муйредайг стоял на холме, откуда ещё пять лет назад смотрел на свои земли — зелёные долины Лейнстера, прошитые серебром рек. Теперь же внизу, там, где должна была возвышаться его крепость Дун Айлин, полыхал чужой стяг: дуб, обвитый змеями черный на зелёном поле. Ветер донёс обрывки песни, которую пели у подножия — не на его языке, а на том странном наречии, что смешало ирландскую речь с латинскими оборотами.

— Они называют это Эйре, — прошипел Айлиль Беззубый, старый друид, указывая посохом на долину. Его пальцы дрожали. — Говорят, здесь теперь закон выше вождей. Судьи. Налоги в общую казну…

— Судьи? — король расхохотался так громко, что конь шарахнулся в сторону. — Я пять лет воевал с Уи Нейллами, чтобы эти шакалы из Кенел Конайлл не смели смотреть в сторону моих полей! А теперь какой-то монах-выскочка…

— Не монах, — перебил Бранн. Его голос стал тише, словно он боялся, что само небо услышит. — Бран. Его зовут Бран. Он строит дороги. Раздаёт крестьянам право на землю. И… — друид замялся, глотая слова, как кость.

— И?!

— Твои собственные люди уже принесли ему клятву. Кланы Уи Дрона и Уи Буйде …

Кровь ударила в виски. Король выхватил меч, рубя воздух, будто перед ним стоял сам этот Бран. Лезвие, зазубренное в последней битве с королём Мунстера, звенело, как голодный зверь.

— Веди меня к нему. Сейчас! — Громко прокричал правитель Лейнстера.

Но когда они спустились к реке, всё оказалось хуже, чем король думал. Мост, который строили десять зим, теперь охраняли воины в одинаковых кольчугах — не его, и не союзников. На их щитах красовался тот же дуб, а на груди — бронзовые медальоны с надписью: «Закон превыше всего».

— Остановись, путник, — молодой воин преградил королю дорогу. Его лицо было гладким, без шрамов — видимо, ещё не нюхал настоящей сечи. — Чтобы вооружённым пересечь границу Эйре, нужен пропуск от судьи.

— Границу? — король оседлал коня так, чтобы тень от него накрыла юнца. — Это моя земля. Моя. Слышишь, щенок? Я — Дунлайнг мак Муйредайг, король Лейнстера, потомок…

— Здесь нет королей, — перебил он, и в его глазах не было страха. Только уверенность. — Есть закон.

Король занес меч, но в тот миг из-за поворота выехал отряд всадников. Не его. Не викингов. Их доспехи сверкали чужой выделки, а впереди скакал седой воин с деревянным жезлом — знаком судьи.

— Король Дунлайнг, — он поклонился, но не слезл с коня. — Добро пожаловать в Эйре.

— Ты знаешь меня? — король стиснул эфес так, что кожа перчатки затрещала.

— Все знают. И все ждут вашего решения. — Судья улыбнулся, будто предлагал чашу вина, а не измену. — Присягните закону, сохраните титул. Или…

— Или?

Он махнул рукой. Из кустов вышли крестьяне — крестьяне Лейнстера. Те, что когда-то пахали поля короля.

— Или они выберут сами, кому служить, кому платить налоги.

Ветер донёс звон колокола из деревни. Там, где должна был быть королевский тиун, теперь стояло здание с высокой крышей — школа. И сквозь открытые окна лилась детская песня: