Ирландия. Тёмные века 1 (СИ) - Сокол Артем

Первый день весны встретил нас дождем. На площади перед замком толпились люди — воины, крестьяне, даже несколько монахов из Глендалоха. Я вышел на помост, держа свиток как щит:

— С сегодняшнего дня вы не подданные — вы граждане. Ваша земля — ваша. Ваш труд — ваш. Судьи будут избираться, а не назначаться. Армия защищает всех, а не грабит.

— А вождь? — крикнул кто-то из толпы.

Руарк шагнул вперед, сверкая кольчугой:

— Выборный вождь станет выборным ригом. По закону. И следующий риг будет выбран по закону и так далее пока существует государство. Больше не будет литься кровь, когда решают, кто возглавит государство, будут чёткие правила игры, и риг будет выборным, а не передавать власть по наследству.

Тишина. Потом ропот: «Риг? Это же почти король! Мы же не франки!».

— Риг Эйре! — громыхнул Келлах, ударяя мечом о щит. Легионеры подхватили: «Эйре! Эйре!».

Люди замерли, впитывая новое имя. Старое — знакомое, но вдруг ставшее границей, щитом, обещанием.

После собрания Руарк задержал меня в зале:

— Ты счастлив? Построил свое королевство бумаг.

— Не я. Мы все.

Он усмехнулся, разглядывая пустую шахматную доску:

— Интересно, что скажет твой Бог про то, что ты украл у Рима?

— Он простит, если это спасет хоть одну жизнь, а я думаю это спасёт множество жизней.

До осени оставалось шесть месяцев. Шесть месяцев, чтобы законы перестали быть словами. Мы рассылали переписчиков, учили первых судей — бывших авторитетных воинов, способных читать. Финтан тренировал гонцов, а Келлах... Келлах молча наблюдал. Его, любителя порядка и дисциплины, радовало рождение нового государства в варварских землях.

Иногда ночью, когда ветер выл в бойницах, мне чудилось, будто тени легионеров стоят за спиной. Они шептали: «Ты дал им больше, чем Цезарь — нам. Не облажайся».

Но самая тяжелая партия была еще впереди — всенародный сбор, где вожди кланов потребуют доказательств, вступят в прения, каждый будет тащить одеяло на себя, а голодные крестьяне захотят хлеба вместо слов. Куда Хальфдан наверняка пришлет своих лазутчиков. Но только так можно заложить устойчивый фундамент государства.

Я развернул свиток, дописывая последнюю статью: «Ни один риг не выше закона». Руарк, прочтя это, достал печать и приложил к свитку.

— Начинается большая игра, монах.

— Не игра. Новая эпоха.

За окном таял снег, обнажая первую зелень. Эйре просыпалась.

Глава 10. Голос земли

Прошло шесть месяцев. Праздник урожая в этом году выдался тихим. Небо, затянутое пепельной дымкой, будто прикрывало землю от взглядов богов, а ветер нес запах догорающих костров и прелого льна. Я стоял на краю деревни Друим Кетрена, наблюдая, как крестьяне складывают последние снопы ячменя в амбары. Их лица, привыкшие к вечной усталости, теперь светились странным оживлением — словно впервые за жизнь они почувствовали, что их слова имеют вес.

— Слышал, старейшины говорят, налог теперь не вождю, а в общую казну! — бородатый пахарь Оэнгус стучал кулаком по столу в таверне, где собрались мужики. Его голос дрожал от возбуждения. — И судьи будут свои, не Руарковы!

— А если судья за взятку оправдает убийцу? — хрипло спросил кузнец Эрк, обжигая пальцы о кружку с горячим элем. — Кто тогда ответит?

Ответа не последовало. Вопросы висели в воздухе, как осенний туман. Закон, написанный на пергаменте, был для них книгой за семью печатями. Пока не пришли они — воины-ветераны в потёртых кольчугах, с деревянными табличками на груди, где красовалась надпись: «Хранитель законов Эйре».

Первым в Друим Кетрен прибыл Коналл. Высокий, сухопарый, с лицом, изборождённым шрамами, он разбил лагерь у старого дуба, что рос на холме. Крестьяне сторонились его, пока он не вытащил из сумки свиток и не начал читать вслух, смакуя каждое слово, словно монах на проповеди:

— «Статья пятая. Земля, обработанная три года подряд, переходит в наследство старшему сыну. Если сыновей нет — вдова вправе продать участок общине за справедливую цену...»

— А если земля моя прадедами вспахана? — перебил его Оэнгус, переступая с ноги на ногу. — Вождь же отнял её за долги!

— По новому закону, долги списываются, — Коналл провёл пальцем по строке. — Если вождь не предоставил расписку, подписанную двумя свидетелями.

В толпе загудело. Кто-то засмеялся, кто-то заплакал. Старая Мор, чьи сыновья погибли в набеге викингов, упала на колени, целуя край Коналловой плащаницы:

— Значит, смогу оставить надел внукам?

Она не умела читать, но теперь закон был её щитом.

К вечеру у дуба собралась вся деревня. Ветераны, прибывшие из других поселений, расстелили на столе копии свода. Крестьяне тыкали в буквы грязными пальцами, требуя объяснить каждую статью. Даже дети, обычно носившиеся по полям, притихли, слушая, как странные символы на пергаменте меняют судьбы их отцов.

— А если мой сосед срубил мой дуб? — спрашивал молодой пастух Кайртир, указывая на раздел о собственности.

— Тогда ты вправе потребовать компенсацию — три ягнёнка или работу в твоём поле неделю, — отвечал ветеран, листая страницы.

— А если он откажется?

— Тогда суд.

— А суд где?

— После праздника урожая. В Гаррхоне.

Срок, данный Руарком, висел над всеми, как серп над колосом.

Я наблюдал за этим из тени, завернувшись в плащ с капюшоном. Моими ушами здесь были мальчишки — сын мельника Лиам и братья-сироты из клана Уи Нейллов. Они сновали меж взрослых, подслушивая споры, а после бежали ко мне в условленное место — старую овчарню на окраине.

— Сегодня опять про налоги ругались, — Лиам, задыхаясь, вытирал нос рукавом. — Говорят, если платить в казну, то и дороги починят, и мост через реку.

— А старуха Бригта сказала, что закон — это колдовство, — добавил младший из братьев, Эоган. — Мол, буквы на пергаменте — руны тёмных духов.

Я записывал их слова на восковую табличку, отмечая, где рождаются страхи, а где — надежды. Больше всего крестьян пугала неизвестность. Они веками жили под пятой вождей, где каждое правило было простым: «Отдай часть урожая, не спорь, молись богам». Теперь же им предлагали стать частью чего-то большего — машины, где каждый винтик имел значение.

— В Друим Кетрене довольны статьёй о наследстве, — пробормотал я, переводя записи на латынь. — Но в Баллиморе боятся, что судьи станут новыми тиранами...

Ночью я отправился к Коналлу. Он сидел у костра, чистя меч, и кивнул на принесённые мной свитки:

— Опять жалобы?

— Нет. Предложения. — Я развернул пергамент, где рядом с официальными статьями краснели пометки: «Добавить наказание за порчу межевых знаков», «Разрешить вдовам наследовать скот». — Люди хотят, чтобы закон был гибким. Как лоза, а не камень.

Коналл хмыкнул, бросая в огонь горсть сухих листьев:

— Ты думаешь, Руарк согласится менять свод?

— Он согласится, если это укрепит его власть.

— А если нет?

— Тогда мы найдём способ... убедить.

Утром в деревню въехал отряд всадников. Не воины Руарка, а легионеры Келлаха — двадцать человек в одинаковых кольчугах, с щитами, украшенными символом Эйре: дубом, обвитым змеями. Они привезли первые судейские жезлы — простые палки из ясеня, но с выжженной надписью: «Закон превыше всего».

— С сегодняшнего дня каждый может подать жалобу писцу, — объявил старший из них, молодой воин с лицом, ещё не тронутым шрамами. — После праздника судьи рассмотрят их в присутствии общины.

Крестьяне перешёптывались, трогая жезлы, словно священные реликвии. Старейшина Дунгал, чей отец когда-то судил по «законам предков» — то есть по настроению, — мрачно заметил:

— Раньше спор решался поединком. Кто сильнее, тот и прав.

— Теперь прав тот, у кого больше доказательств, — ответил легионер, доставая из сумки глиняные таблички. — Свидетели, расписки, следы на земле...