Сегодня утром ко мне явился гонец из Келлса. Юный монах, дрожавший от усталости, протянул ларец из берёсты. Внутри лежал лист пергамента с миниатюрой — ангел, протягивающий свиток с надписью «Lex Hiberniae». Под рисунком аббат Киарлах, человек, чья гордость когда-то равнялась лишь славе «Книги из Келлса», написал: «Ваши законы достойны быть увековечены рядом с Евангелиями».
— Скажи Киарлаху, — обратился я к гонцу, — что его скрипторий получит десять листов стекла для окон. Пусть свет истины не меркнет.
Руарк, наблюдавший за этим, провёл пальцем по резной рукояти кинжала:
— И что, они теперь ваши писцы?
— Нет. Они — глашатаи. Каждая буква, вышедшая из-под их пера, будет прославлять Эйре как «защитницу веры».
Но не все нити прялись гладко. Аббат Бангора, Маэл Руан, упрямец с лицом, напоминающим высохший пергамент, продолжал сопротивляться. Его последнее письмо, доставленное вчера, было кратким: «Не продадим душу за стеклянные бусы». Я развернул его на столе рядом с докладом о набеге викингов на его побережье.
— Отправь в Бангор двадцать копий с эйритовыми наконечниками, — сказал я, обращаясь к Руарку. — И приложи письмо: «Душа сильна, когда тело защищено».
— Он вернёт их сломанными.
— Нет. Его монахи примут дар тайком, а Маэл Руан сделает вид, что не заметил. Гордость — роскошь для сидящих в безопасности, а им нечем отбиваться от набегов.
К вечеру я поднялся в архивную башню Глендалоха. Здесь, среди паутин и запаха столетий, стояли дубовые сундуки с моей старой перепиской. Я открыл один из них, подняв облачко пыли. Письма аббатиссы Итты из Эмли, написанные пять лет назад, пахли ладаном и сушёной мятой. Тогда она просила совета, как уладить спор о границах с кланом О’Дрисколл. Мои ответы, аккуратные, как ноты в хорале, были полны цитат из Августина и советов о справедливости. Теперь же её письма содержали просьбы о железе и налогах.
«Время меняет даже святых», — подумал я, проводя пальцем по её старой подписи.
На нижнем ярусе башни зазвучали шаги. Вошёл старый монах, когда-то учивший меня искусству каллиграфии. Его руки, дрожащие от возраста, несли глиняную чашу с тлеющими углями для растопки воска.
— Вы всё ещё копаетесь в старых письмах, брат Бран? — спросил он, ставя чашу на стол.
— Ищу ответы, которые давал, когда сам не знал вопросов, — улыбнулся я.
Он кивнул, разглядывая миниатюру из Келлса:
— Раньше мы писали о Боге. Теперь — о дорогах и налогах.
— Дороги ведут к храмам, а налоги строят стены вокруг них. Разве это не богоугодное дело?
Он не ответил, но в его глазах мелькнуло понимание. Даже он, человек, проведший жизнь в переписывании псалмов, знал: алтари стоят на фундаменте из хлеба и железа.
Перед рассветом я закончил письмо аббату Ионы — последнему из двенадцати. Его монастырь, неприступный остров-крепость, всё ещё отказывался от диалога. Но вчерашний доклад о викингской ладье у их берегов заставил меня выбрать слова тщательнее:
«Брат Даллан. Шлём вам десять бронзовых колоколов, отлитых в наших мастерских. Пусть их звон напоминает, что даже камень точит вода. И помните: когда волки у дверей, стены важнее гордости».
Сургучная печать с дубом легла на конверт, как последний штрих на картине.
***
Дождь хлестал по ставням зала сената, словно пытался вымыть камни от копоти. Я стоял у карты Ирландии, отмечая булавками последние донесения разведчиков. Красная нить, протянутая от Гаррхона к землям Айлиля, напоминала рану, которая так и не затянулась.
— Они едут, — сказал Руарк, входя в зал. Его кольчуга звенела, как цепь призрака. — Три вождя. Три провинции. И ларец, который они везут как «дар».
Я кивнул, не отрывая взгляда от булавки, воткнутой в холмы Слив-Блум. Там, в развалинах старой крепости Айлиля, наши дозорные нашли следы свежих костров.
— Прикажи проверить каждого, кто войдет в зал. Даже старуху с хлебом.
Руарк хмыкнул: — Если бы Айлиль прислал старуху, в её корзине лежали бы змеи, а не хлеб.
К полудню зал наполнился шепотом. Сенаторы из девяти провинций заняли места за дубовым столом, вырезанным в форме кольца — символ единства, который сейчас казался насмешкой. Эндла из Осрайге перебирала янтарные чётки, Катал из Лойгиса щелкал плашмя ножом по краю стола, а старый Нейтан из Уи Нейллов дремал, прислонившись к щиту с волчьей головой.
— Впустить послов Лейнстера! — прокричал глашатай.
Двери распахнулись, впуская поток сырого ветра. Трое вождей вошли медленно, словно несли не ларец, а гроб. Их плащи, вытканные из шерсти цвета запекшейся крови, волочились по полу, оставляя мокрые следы. Лица скрывали капюшоны, но я узнал их по походке: Дунгал из Уи Фаэлайн, его правая рука, перебитая в битве при Бойне, висела как плеть; Коналл из Уи Дунлайнге, чей шрам на шее напоминал след от удавки; и старик — Морн из Уи Хуаланн, его глаза блестели, как лезвия под луной.
— Бран мак Фергал, — заговорил Дунгал, сбрасывая капюшон. Его лицо, изрубленное оспой и мечами, исказила улыбка. — Мы принесли дар от короля Айлиля.
Он протянул ларец. Дубовый, окованный железными полосами, с замком в виде сплетенных змей. На крышке — выжженный волк, символ Айлиля, но его глаза были инкрустированы камнями, мерцавшими кровавым блеском.
— Откройте его, — прошептал Морн. — До начала переговоров.
Зал замер. Руарк шагнул вперёд, закрывая меня собой, но я поднял руку: — Почему до переговоров?
— Потому что внутри то, что изменит ваше... решение. — Коналл провёл пальцем по шраму на шее.
Сенаторы зашумели. Нейтан проснулся, ухватившись за рукоять меча.
— Это ловушка, — прошипела Эндла. — Внутри яд или змеи.
— Или хуже, — добавил Катал.
Я подошёл к ларцу. Замок скрипнул, будто звал меня. Вспомнились слова Айлиля, сказанные им в последней битве: «Ты построишь королевство на костях, Бран. Но кости всегда напоминают, кому они принадлежали».
— Откройте его, — повторил Морн. Его голос звенел, как стекло под ботинком.
Руарк выхватил кинжал: — Дайте мне, я...
— Нет, — я остановил его. — Если это смерть, она должна быть моим выбором.
Пальцы дрожали, когда я притронулся к крышке. Замок щёлкнул.
Воздух в зале сгустился. Я приподнял крышку на палец — из щели пахнуло смесью ладана и тлена. Руарк замер с кинжалом наготове. Сенаторы встали, опрокидывая скамьи.
— Что там? — крикнул Нейтан.
Я откинул крышку полностью.
И остолбенело уставился в выпученные глаза отрубленной головы Айлиля…
КОНЕЦ ПЕРВОГО ТОМА
Второй том: https://author.today/reader/450212
