Но одна мысль поразила меня. Теперь я знаю механизм перемещения в разные годы. Надо только умереть и я вновь окажусь в капсуле выбора.
Глава 9
В электричке
— Мы вызовем вам такси, — круглое чисто выбритое лицо главврача клиники излучало любезность.
— Нет, спасибо, я поеду на электричке, — сказал я. — Потом — на автобусе. Мне нужно вернуться в школу, забрать мой мотоцикл.
— Мотоцикл? — мохнатые брови врача, похожие на двух шмелей, взлетели вверх. — Вы собираетесь ехать на мотоцикле? После того, как два дня назад, вы были полутрупом и нам с трудом удалось вас спасти?
— Я помню, что вы меня спасли. Но я себя прекрасно чувствую.
— Это эмоциональной подъем, физически вы очень слабы. И ехать сейчас на мотоцикле — это самоубийство.
— Я медленно поеду, и осторожно, — попытался пошутить я.
Он лишь покачал головой с явным осуждением.
В большом окне за спиной врача, сидевшего за широким столом в массивном «директорском» кресле, плыли сизые тучи, кабинет находился на последнем шестом этаже. Туда не доставали деревья.
Интерьер кабинета сдержанный, но солидный. Просторное помещение, гораздо больше, чем для простых врачей, стены отделаны панелями под орех, наборный паркет. Массивный стол из резного красного дерева, настольный органайзер из малахита с бронзовыми вставками. Несколько телефонов. Стопки бумаг. Высокие металлические шкафы, за стеклянными дверями множество папок, книги по медицине. На противоположной стене мозаика из дипломов и грамот в деревянных рамках. Несколько черно-белых портретов, видимо, известных врачей, но ни одного я узнать не смог. В воздухе витал запах медикаментов, стерильности, нарушаемый едва заметным ароматом дорогого табака.
На следующий день после завтрака, когда я пришёл в себя, меня «обрадовали» известием, что решили выписать. Я невыносимо скучал здесь. Даже посещение моих учеников не сильно взбодрило меня. Я рвался назад, в школу и мысленно возвращался к мотоциклу, который оставил на школьном дворе. Что с ним сейчас? Разобрали на запчасти хулиганы? Угнали? Разбили?
— У вас останется шрам на шее, — предупредил врач. — Нам пришлось сделать длинный разрез, чтобы добраться до артерии, сшить все края. Будет болеть. Можете попить аспирин, если боль станет сильной.
— Нет, боли почти не чувствую.
— Это хорошо.
Внимание главврача подобной клиники, явно не для простых людей, удивляло меня. Будто бы за спиной всех в этой больнице незримо маячила фигура Звонарёва-старшего, который пытался загладить вину сына. Я не знал подробностей, не успел расспросить ребят. Но, возможно, о моем ранении узнал директор и скорая приехала быстрее, чем обычно. И отвезли меня в клинику, где смогли спасти. Но это были лишь мои предположения.
— На станцию вам доставят на машине, — предупредил врач. — Вам придётся подождать в холле.
Черная «Волга» с мрачно выглядевшим шофёром, довезла меня до станции.
В кассе купил билет, маленький прямоугольник розоватого цвета из рыхлого картона с выбитыми на нём фразой «Октябрьская ж. д.», названиями станций и с дыркой в центре. Электричку пришлось ждать долго. А сидеть на скамейке под навесом с наваленными сугробами снега не стал — холодно. Так что я просто начал мерить шагами перрон, туда-обратно, изредка останавливаясь, когда мимо проносились поезда дальнего следования.
Наконец, издалека, лениво развернувшись, как большой зелёный удав, показалась электричка. Ожидающие засуетились, подхватили свои кошёлки, сумки, начали собираться у края платформы. Выкатилась зелёная «морда» с большим круглым фонарём сверху, с серой облупившийся крыши срывались хлопья снега. Я подошёл к двери, ожидая по привычке, что она автоматически откроется, но тут кто-то, бесцеремонно оттолкнув меня в сторону. Бабка, тащившая продавленный фанерный чемодан, обтянутый коричневым дерматином, обмотанный верёвками, недовольно и грубо пробурчала: «Чего встал, как столб? Заснул что ли?» И сама потянула за ручку, раскрыв с грохотом и скрипом створки дверей. Я вошёл следом в пропахший гарью, едким дымом и мочой тамбур. Бабка проскочила первой, и раздвижные створки захлопнулись перед моим носом, пришлось широким жестом открыть самому. Я сделал шаг внутрь, сразу погрузившись в симфонию запахов из гари, резины, машинного масла, пыли, едкого табачного дыма и прелой одежды.
Пассажиров оказалось немного, так что я нашёл место у окна на жёсткой деревянной скамейке. Тянуло сквозняком, и я постарался запахнуться посильнее в куртку. Промелькнула мысль, что зря я думал, что хорошо чувствую себя, меня начал бить противный озноб.
Из широких окон сочился белёсый свет ненастного февральского дня. Грохот колёс по стыкам рельсов, громкое гудение моторов, поскрипывание вагона. Бабка с чемоданом расположилась в центре вагона, где-то вдалеке, с задних рядов раздавалось треньканье гитары — там сидела тройка парней. Сгорбленный старичок в чёрном сильно потрёпанном пальто, опершись о сучковатую палку, уставился в пол. Два кряжистых мужика в распахнутых телогрейках, разложив на газетке закуску, выпивали из гранёных стаканов нечто противно-мутное.
Холодно, неуютно. Нахлынула тоска, одиночество накрыло с головой. Все те, кто ехал со мной, понятия не имели, что я лишь скиталец из будущего, абсолютно чужой здесь человек. Из тамбура тянуло едким табачным дымом дешёвых папирос. И сами собой в голове появились строчки поэта Кочеткова «Баллада о прокуренном вагоне»:
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернёмся оба — я и ты.
— Но если я безвестно кану —
Короткий свет луча дневного, —
Но если я безвестно кану
За звёздный пояс, в млечный дым?
— Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного…
Куда я еду сейчас? Домой, где ждёт женщина, которая ненавидит меня. А девушка, которая так любит, скрыта за стеной, сложенной из кирпичей нравственности и морали. И глаза защипало от слез.
Резкий шум раскрываемых дверей. В вагон проскользнула девушка с потрёпанным портфелем, затравленно оглядевшись, увидела меня и присела напротив на скамейке. Это совершенно мне не понравилось, всеми фибрами души я ощутил приближение опасности, интуитивно собрался. Девушка вытащила толстый учебник географии, открыла и будто бы спряталась за ним.
Ввалилось двое парней. Один высокий, долговязый, на округлой голове буйная поросль давно немытых темных кудрей. В дорогом темнокоричневом полушубке, отороченным светлым мехом. Его напарник, худой, одетый в черное драповое пальто, выглядел менее уверенным в себе. Высокий плюхнулся на скамейку рядом с девушкой, а его напарник уселся напротив.
— Куда ж ты сбежала, гёрла? — развязно воскликнул подвыпившим голосом высокий парень. — Мы ж только-только познакомились.
— Ага, — ухмыльнувшись во весь рот, подтвердил его напарник. — Мы же обычные парни. Чего нас бояться?
Девушка прижала к себе учебник, затравленно оглянулась, и я пару раз ловил её взгляд, обдумывая, что у хулиганов вполне может оказаться нож, если я встряну, могу вновь оказаться в больнице, чего совсем не хотелось.
— Пацаны, отстаньте от неё, — я не выдержал этого болезненно-беззащитного взгляда девушки.
— Эй, кто это тут развякался? — главарь будто ждал этих слов.
Вскочил в проход. Встал в боевую стойку. Нависнув надо мной всем телом. Я медленно поднялся, поймав взгляд серо-голубых, почти бесцветных глаз. Замах. Кулак полетел в мою сторону, а я рефлекторно отклонился, перехватил руку парня, и нанёс мощный удар ребром ладони ему по шее. Отморозок мотнул головой, зашатался, потерял ориентацию. Я схватил его за плечи, пригнул и вмазал по морде коленом. Противник свалился кулём, захрипел, засучил ногами, из носа хлынула кровь, залив дорогой полушубок. Его напарник испуганно вскочил, дрожа всем телом, подхватил подельника под мышки, потащил из вагона. Дверь распахнулись, и они исчезли.
