Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

Сан Саныч в пятницу не явился. Хотя прадед меня заверил, что «Санечка» уже вернулся в Москву и отзвонился Юрию Григорьевичу днём на работу. Сан Саныч и Варвара Юрьевна нагрянули к нам в субботу утром. Меня они сразу с дивана не подняли. Я спал до обеда. К тому времени бабушка Варя сварила борщ, а Александров пообщался с моим прадедом. Сквозь сон я слышал их голоса, прадедовский кашель и позвякивание кухонной посуды. Окончательно разбудил меня запах бабушкиного борща. Желудок настойчивым урчанием отогнал сонливость; напомнил мне о том, что я всё же поспал почти четыре часа и до утренней пробежки.

После обеда Сан Саныч повёз нас на своём «Москвиче» в парк на прогулку — в соответствии с пунктом прадедовского плана «подышать свежим воздухом». В парке Юрий Григорьевич в компании своей дочери и будущего зятя прогуливался по тенистым аллеям. Я же уселся «дышать» на скамейку около входа в парк: медитировал с повязками на руках, мял в руке носовой платок. Пару раз меня отвлекала от тренировок Варвара Юрьевна: угощала меня мороженым. В третий раз мою медитацию прервал Сан Саныч. Он принёс мне тёплую бутылку лимонада. Уселся рядом со мной на лавку. Выждал, пока я утолю жажду.

Александров расспросил о моём общении с режиссёром Зверевым. В целом он одобрил мои действия. Сообщил, что вчера ему уже задали вопросы обо мне. Кто именно обо мне спрашивал, Сан Саныч не уточнил — он лишь отмахнулся от моего вопроса и сказал: «Ерунда». Я сделал вывод, что мною заинтересовалось не КГБ — обо мне у Сан Саныча спросили либо его коллеги по работе, либо «деятели культуры». Александров одобрил идею показа «новых серий» для Зверева в понедельник-вторник-среду ночью. С той лишь поправкой, чтобы я показал режиссёру в эти дни по две «серии». Сказал, что одной недостаточно.

Воскресенье мы с прадедом провели «в трудах». Прадед весь день и вечер чиркал по станицам тетради (сидя за столом) ручкой. Я полдня, вечер и полночи просидел в кресле. Юрий Григорьевич остался доволен проделанной работой. Мне мои труды принесли в воскресенье лишь боль в пояснице. Вечером в понедельник к нам явился Сан Саныч. Как и пообещал мне в субботу. С его помощью я дважды отправил режиссёру послания в виде головной боли: потревожил в полночь и в два часа ночи воображаемую стрелку компаса. В промежутке между этими сеансами Сан Саныч пил на кухне кофе и перечитывал статьи о маньяках.

Александров засиделся допоздна в квартире моего прадеда и во вторник. Мы с ним отправили Звереву обещанные болевые послания. В ночь со среды на четверг мы отработали финальный на этой неделе для Зверева «поиск», выпили с Сан Санычем на кухне очередные чашки кофе. Юрий Григорьевич к тому времени уже похрапывал в своей комнате. Сан Саныч сообщил мне, что на этой неделе больше в квартире Юрия Григорьевича не появится. Пообещал, что «в ближайшие дни» наведёт справки о поведении Зверева. Потому что мы пришли к общему мнению: уже пришло для режиссёра время одуматься и помириться с Еленой Лебедевой.

В пятницу восемнадцатого сентября я снова пересказал прадеду всё, что помнил об аварии на Чернобыльской АЭС. Новых подробностей не вспомнил и почти ничего не добавил к содержанию той короткой статейки, которую прадед прочёл мне вслух. Юрий Григорьевич посетовал на то, что Порошины бросили в свою папку «слишком урезанный» материал о «столь значимом событии». Озвучил мне свои записи на тему этой аварии. Я заявил, что к уже сказанному Юрием Григорьевичем ничего не добавлю. Снова напомнил прадеду, что в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году я был лишь одиннадцатилетним мальчишкой.

Сан Саныч и Варвара Юрьевна в субботу девятнадцатого сентября к нам не явились. Поэтому мы с дедом пошли на прогулку вдвоём. Прогулялись вдоль Севастопольского проспекта. Снова поговорили о будущем. Я рассказал прадеду, как изменится московская архитектура рядом с его родным кварталом в ближайшие тридцать лет. Показал на дома, которые к тому времени исчезнут. Сообщил, где на их месте возведут новые строения. Поужинали мы с прадедом в кафе. Вернулись домой ещё засветло. В честь этого возвращения распили на кухне по чашке сваренного на газовой плите кофе, и лишь тогда разошлись по рабочим местам.

В воскресенье прадед разбудил меня после полудня, позвал к телефону.

— Кто там? — спросил я.

Потёр руками глаза.

— Варвара, — ответил Юрий Григорьевич. — Тебя потребовала. Срочно.

Прадед снял очки и близоруко сощурился.

— Что случилось? — спросил я.

Уселся, скрипнул диванными пружинами.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Не сказала мне ничего, — ответил он. — Торопила. Сам у неё спроси.

Прадед указал очками в направлении стоявшего за стеной в его комнате телефона.

— Ладно, — пробормотал я.

Зевнул и босиком прошёл в спальню прадеда. Окинул взглядом разложенные на письменном столе бумаги, вздохнул. Поднёс к уху динамик телефонной трубки, поздоровался с бабушкой Варей.

— Братец, вызывай такси и приезжай к нам, — потребовала Варвара Юрьевна. — Прямо сейчас. Срочно нужна твоя помощь.

Глава 11

Спросонья я не добился от бабушки Вари никакой конкретики. Услышал только: «Приезжай. Сейчас. Всё узнаешь». Юрий Григорьевич мне уверенно заявил, что если бы случилась «что-то серьёзное» — позвонил бы Сан Саныч. Он пожал плечами и сказал: «Варвара чудит. Не знаю, что ей от тебя понадобилось». Я торопливо умылся — прадед в это время вызвал такси.

Четверть часа я простоял около подъезда, рассматривал двор, слушал голоса детей. В Москве с прошедшего четверга вновь установилась летняя погода: по моим ощущениям температура воздуха сейчас на улице была явно выше двадцати градусов, ярко светило солнце. Листва на деревьях оставалась зелёной — я не заметил в кронах ни одного жёлтого листа.

Вызванная прадедом машина подкатила к подъезду вальяжно, будто представительский автомобиль. Я забрался в салон и озвучил водителю бабушкин адрес. В очередной раз не нашёл ремень безопасности. Почесал покрытые аллергической сыпью запястья. С водителем по пути почти не общался, хотя тот и попытался развлечь меня разговором.

Дверь мне открыл Сан Саныч. Мы поприветствовали друг друга рукопожатием.

Александров указал рукой в направлении кухни и сказал:

— Они там.

— Они? — переспросил я.

Сан Саныч виновато развёл руками.

— Прости, что не предупредил тебя, Красавчик, — произнёс он. — Варвара запретила.

Он придвинул к моим ногам тапки. Я надел их и побрёл на кухню. Отметил, что Сан Саныч следом за мной не пошёл — он юркнул в гостиную, которая сейчас служила ему и бабушке Варе спальней. Я остановился в шаге за порогом, встретился взглядом с сидевшей за кухонным столом… Лебедевой. Алёна выглядела взволнованной и будто бы расстроенной. Она подняла на меня глаза, невесело улыбнулась. Со своего места торопливо вскочила Варвара Юрьевна и поспешила прочь из кухни.

— Ухожу, ухожу, — обронила она. — Беседуйте. Не буду вам мешать.

Бабушка Варя прошмыгнула мимо меня (на ходу погладила меня кончиками пальцев по руке), прикрыла дверь. Я услышал, как скрипнул в прихожей паркет. Посмотрел на лицо Алёны. Невольно вспомнил, что небо над морем днём было такого же цвета, как Алёнины глаза. Увидел на столе перед Лебедевой чашку с недопитым чаем и распечатанную, но непочатую пачку с печеньем «Юбилейное». Мне почудилось, что Алёна рассматривала меня, будто бы с вызовом во взгляде.

Я чуть склонил набок голову и сказал:

— Привет.

— Здравствуй, Серёжа, — сказала Лебедева. — Прекрасно выглядишь.

Она снова улыбнулась.

— Зачем ты пришла? — спросил я.

— Захотела узнать правду, — заявила Лебедева. — Думаю: имею на это право. Разве не так? Потому и приехала к твоей сестре. Мы с ней спокойно поговорили. Варя мне всё рассказала.

Я почувствовал, как от звуков Алёниного голоса пробежала вдоль моего позвоночника стайка «мурашек».

Скрестил на груди руки и поинтересовался: