Тверской баскак. Том Шестой (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

Дело в том, что, заселив пленниками из Европы пустующие земли на севере Черниговского княжества, я не остановился, а двинулся дальше на юго-восток, осваивая под прикрытием новых крепостей черноземы некогда Новгород-Северского княжества. Для этого показавший себя отличным организатором Куранбаса был оставлен на юге моим специальным представителем по делам переселенцев.

Смеюсь, конечно! Так бы его назвали в веке двадцатом, а ныне он всего лишь скупщик живого товара. После окончания Западного похода поток рабов с Европы сильно поредел, но не усох окончательно. Храбрые батыры Бурундая продолжили набеги на земли Галича, Венгрии и королевства Польского, а Куранбаса продолжил скупать у них пленников.

Купленных людей перегоняли на север и селили на моих землях в Черниговщине и Новгород-Северском княжестве. Вот тут-то я и столкнулся с административным беспределом обоих князей.

Поскольку торная дорога от кочевий Бурундая на север проходила через их земли, то они не преминули наложить грабительские транзитные пошлины на проход караванов с моими невольниками. И ладно, если бы они этим ограничились, но нет, мне все чаще стали приходить жалобы на случаи открытого вымогательства, а то и прямого нападения на караваны. Причем с молчаливого одобрения старших, на подвиги потянуло и младших князьков. Всякая шелупонь и даже наместники с воеводами мелких городков обнаглели до того, что тоже не стеснялись запускать руку в мой карман.

С этим надо было что-то делать! Наезжать на Галич и Волынь у меня интереса пока нет, но вот приструнить амбиции Киева руки у меня давно чешутся. Инцидент с Мозырем пришелся как раз кстати, чтобы двинуть ударные силы на юг, не вызывая больших подозрений. Что я и сделал, а после установлении власти Союза в Мозыре корпус Соболя спустился по течению Припяти до самого Днепра, где и встал лагерем. Официально присутствие войск Союза здесь на южных рубежах оправдывалось защитой моих новых земель от набегов степных грабителей, не слушающихся ни Берке, ни Бурундая.

Брать Киев на щит в мои планы не входило. Я рассчитывал на поддержку разумных сил изнутри и взятие города без крови и разрушений. Для этого и была нужна остановка. Во-первых, чтобы панические настроения в Киеве, вызванные моим движением на юг, поуспокоились, а во-вторых, те, кто поумней, смогли бы получить от меня гарантии безопасности за свою лояльность.

Нынешний расклад сил и мое знание судеб центральных фигур этого времени давали мне значительную фору. Я мог позволить себе подождать, когда созревшее яблоко само упадет мне в руки. Особенно теперь, когда заключенная с литовскими заговорщиками сделка еще больше склонила ситуацию в мою пользу.

Заговор против Миндовга точно в согласии с летописью завершился убийством первого и последнего короля Литвы, вместе с его малолетними детьми. Великим князем литовским объявил себя Тройнат, а старший сын Миндовга Войшелк сбежал на Волынь искать помощи у своего друга и Галицкого наследника — Шварна Даниловича. Тот, я уверен, обязательно подсобит другану, ведь отчего ж не подсобить, коли дело такое выгодное. Я же помогу Тройнату удержать трон, и на западном фланге Союза городов Русских надолго все будут при деле! Ни у кого не останется ни свободного времени, ни сил, дабы вступиться за сирот и наследников Киевского княжества.

Правда, пока еще никто не догадывается, что Великий князь Киевский не вернется домой живым, даже наоборот, Киев ждет его возвращения с воодушевлением. Поговаривают, что Александра Ярославича очень хорошо приняли в Золотой Орде, и Берке вручил ему ярлык на Мозырь для его среднего сына Дмитрия.

Шорох откинутого полога заставляет меня отбросить свои размышления и поднять глаза на застывшего у входа Прохора.

Мой вопросительный взгляд безмолвно спрашивает: «Чего тебе?», и тот, кивнув себе за спину, басит:

— Там это, посланник от Черниговского князя пришел, все спрашивает, когда ты сможешь принять господина его.

Не отвечая, продолжаю вопросительно смотреть на своего секретаря, мол, это все или еще что есть⁈

Подумав, Прошка все-таки посчитал своим долгом напомнить.

— От Смоленского князя тож посол с утра сидит, боярин Киевский опять же ждет. Еще купец персидский ожидает, и…

На этом я обрываю Прохора.

— Что за купец⁈ Чего раньше молчал!

Все ранее перечисленные были из числа ожидаемых. Княжьих посланцев я «мариновал» специально в отместку за хитрожопость. Когда их под Мозырь звали, они, видите ли, не смогли прибыть. Ну, так пусть сейчас подождут, глядишь, поумнеют!

Кроме княжих посыльных, у меня в приемной постоянно ожидали еще десятки посетителей. Эти в большинстве своем из разряда просителей и жалобщиков. Все они уже чертовски меня достали! Народу страдающего на юге не перечесть, всем не поможешь, но персидский купец меня заинтересовал. Не скажу, что такие гости совсем уж редкость на Руси, но два года войны между Берке и Хулагу сильно ударили по торговле, и Иранских купцов уже давненько не видели в Твери.

«Это ж каким ветром занесло бедолагу аж к верховьям Днепра⁈» — Усмехнувшись, киваю Прохору.

— Зови этого персидского купца, посмотрим, кто таков!

Прошка исчез за пологом шатра, но через минуту вернулся, пропуская вперед человека в ярко малиновых шароварах и длинном шелковом халате.

«Что за клоун такой? — Не могу удержать издевку и ощущение, что знаю этого человека. Напрягаю память, и слово 'клоун» будит воспоминание. Днепровская степь, посольство Батыя к Ярославу Киевскому, и разодетый в яркие шелка клоун достает меня вопросами.

— Неужто не узнаешь, Фрязин? — Произносит незнакомец на фарси с ярко-выраженным хорезмийским акцентом, и я радостно вскрикиваю.

— Фарс-аль-Хорезми! Какими судьбами? Откуда?

Довольный тем, что его узнали, гость кланяется в ответ, а я, действительно, рад видеть этого разряженного хорезмийца. Совершенно искренне и без всякого подтекста! Ведь он отождествляет собой мою молодость, и первые наполненные тревогами дни в этом новом мире. Последний раз я видел его уж и не припомню точно когда. Очень давно, лет десять назад, а может и больше!

«Он приезжал с посланием от Турслана Хаши. — Подсказывает мне память, и в мозгу тут же щелкает. — Вот оно в чем дело! Мой старый „добрый друг“ Турслан решил напомнить о себе. Интересно, зачем⁈ Старина Турслан Хаши никогда и ничего не делает просто так!»

Усаживаю гостя, знаком показываю Прошке, мол, неси настойки, закуски! Не видишь, дорогой гость приехал!

Прохор уже и сам все понял. Через минуту в шатер просочился слуга с подносом, и на столике появились фрукты, засахаренные орехи и сыр. Из запотевшей бутылки он разлил крепкую темно-бордовую жидкость в две стеклянные стопки, и я произнес тост на чистом фарси.

— Давай выпьем за тех, кого на пути к цели не останавливают ни расстояния, ни время!

Хорезмиец признательно склонил голову, но сделал попытку отказаться.

— Я очень благодарен тебе, Фрязин, но ты же знаешь, аллах запрещает правоверному пить вино.

Растягиваю губы в улыбке, мол, о чем ты…?

— Мой дорогой Фарс, тож говорится о хмельном напитке из винограда, а этот нектар сделан из отборнейшего зерна! Так что можешь пить спокойно, твой бог возражать не будет!

Молча обдумав отговорку, хорезмиец нашел ее убедительной и поднял стопку.

— За встречу, старых друзей!

Выпив, откидываюсь на спинку кресла и поднимаю внимательный взгляд на гостя, мол, я рад встрече, но понимаю, что ты проделал такой длинный путь не ради того, чтобы поболтать со мной.

Фарс оценивает мой намек правильно и начинает говорить по делу:

— Мой господин и твой старый друг, Турслан Хаши, также передает тебе свои наилучшие пожелания!

Я давно ничего не слышал о Турслане и знаю лишь, что с приходом к власти Берке ему пришлось бежать из Сарая. Поэтому сейчас с интересом воспринимаю новость.

— И где же ныне благородный Турслан-Хаши нашел пристанище? Все ли у него в порядке?

В двух словах, не сильно распространяясь, хорезмиец рассказал мне о том, что Турслан сильно поднялся за время правления Боракчин-хатун, а как известно, чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Рассчитывать на милость нового хана ему не приходилось, и потому Турслан бежал из Сарая, не дожидаясь прихода Берке. Ему повезло больше, чем бывшей ханше, и он благополучно добрался до Ирана. При дворе ильхана Хулагу его приняли благосклонно и даже дали доходное место, но вот беда, Хулагу нынче сильно хворает и над головой Турслана вновь начали сгущаться тучи.