Судьба империи (СИ) - Старый Денис

— Если и сама русская правительница столь глупа, что не видит очевидного, то у неё должны быть мудрые советники. В последнее время Россия всё больше возвышается. Если бы ею правили только глупцы, это было бы невозможно, — сказал Хаким.

— Пошли прогуляемся, — сказал Исмаил, жестом показывая на стену.

В дальнейшем разговор происходил не в той квартире, которую Исмаил-бею предложил использовать статс-министр, а на набережной Невы. Были подозрения у главы Крымского меджлиса, что его непременно будут подслушивать. Он даже в некоторых обстучал стены и понял, что они полые и там может кто-то находиться.

Так что приходилось выходить в сырую и холодную погоду и просто бродить недалеко от дома, в котором и находилась большая пятикомнатная двухэтажная квартира, полдома.

Исмаил-бей и раньше было дело примерял на себя европейское платье. Так что он не был белой вороной в Петербурге. Разве что его тёмный цвет кожи и чёрные волосы, в которых лишь только проступала седина, указывали на его нерусское происхождение.

— И всё-таки, Хаким, ты должен отправиться в дом к моему внуку и разузнать всё: почему он оказался за решёткой. Это важно не только для того, чтобы я мог как-то помочь Александру, это важно еще и для нашей страны, — после долгих раздумий сказал Исмаил-бей.

Крымский татарин поежился. На самом деле еще не так уж и холодно. Но ветер пронизывал и не спасал камзол из толстой шерстяной ткани.

— Сейчас же. Я лишь…

— Я понял, что ты не хотел подставлять. И поступил правильно. Но сейчас же отправляйся вновь.

Хаким поспешил в дом бригадира Александра Лукича Норова, благо он находился в десяти минутах ходьбы. А глава Крымского меджлиса направился в квартиру. Рядом с ним шли два бойца — охранники главного человека в Крыму. Вот только на них европейское платье сидело крайне нелепо.

Исмаил-бей был убеждён, что проведёт в Петербурге чуть ли не несколько месяцев. Столько придется ждать аудиенции у государыни. По крайней мере, если бы даже хан поехал в Стамбул и запросил встречу с османским султаном, то эта встреча не могла бы никак состояться в тот же день. Да и через две недели считалось, что почти невозможно, чтобы Султан принял своего вассала.

Вот такие политические реалии примерял на себя и Исмаил-бей. Ему очень не хотелось оставаться в Петербурге на зиму, но если так случится, и до декабря его не примут, то придётся зимовать в столице Российской империи.

И каково же было его удивление, когда он вернулся домой и увидел рядом с парадным входом на первый вид неприметную карету. Татарин знал, кто на такое ездит. Уже видел и общался. Недолго, лишь на въезде в Петербург.

Нацепив на лицо некоторую надменность и исключительную серьёзность, Исмаил-бей направился в гостиную.

— Приветствую достойнейшего друга Российской империи, — сказал Андрей Иванович Остерман и слегка поклонился Исмаил-бею.

Андрей Иванович несколько терялся, хотя и был готов к разговору. Он пытался понять специфику переговоров с представителями условно Юга, ну и, конечно же, мусульман. Несмотря на то, что фактически граф Остерман формально был равен Исмаил-бею, всё же решил ему поклониться. С европейцами понятно, как себя вести, а тут — Восток…

Исмаил-бей заметил растерянность Остермана, но лишь внутренне усмехнулся: неплохо, когда глава иностранного ведомства России будет чувствовать себя неуверенно. Хотя рассчитывать на это особо не стоило. Такие политические волки, как Остерман, без тщательной подготовки и без козырей не начинают разговоры.

— Всё ли вас устраивает? Не желаете ли чего-то? — спросил Остерман. — Особая еда, или послать за муллой. В Казани есть, можно быстро привезти.

— Первое, что я желаю, — Исмаил-бей нахмурил брови. — Чтобы перестали слушать мои речи. Уберите слухачей.

Остерман улыбнулся, но вопрос проигнорировал.

— Вы замечательно говорите на русском языке, — вместо ответа, Остарман одарил своего собеседника комплиментом.

— Я знаком с европейской культурой и к вашему сведению владею французским. Вы понимаете, что принято считать «восточной хитростью»? А я, напротив, жду прозрачности и честности, — сказал Исмаил-бей.

— Хорошо, прошу прощения. Вас больше никто слушать не будет. Ведь в этом и нет необходимости. Все договорённости, изученные Её Величеством, не подвергаются сомнению, верно? — уточнил Остерман.

— Я распорядился, чтобы принесли угощения. Вы обязательно должны попробовать напиток из конской крови, — с серьёзным видом сказал Исмаил-бей.

Остерману не удалось скрыть своего раздражения и брезгливости. Что-что, а пить кровь он пить точно не хотел.

— Не беспокойтесь. Это была шутка. Но в данном случае она показывает, что вы можете относиться ко мне как к европейскому дипломату. Ведь я понимаю, что есть такие вещи, что неприемлемы европейцам и не навязываю их. Признаться, я сперва подумал, что можно было бы воспользоваться вашей растерянностью. Но сейчас считаю, что нам все-таки лучше говорить откровенно и честно. Получится ли — это другой вопрос, — продолжил Исмаил-бей.

Конечно же, Андрею Ивановичу Остерману не понравилось, что в разговоре он оказался в роли догоняющего. Однако, если начистоту… То не пора ли выкладывать козыри?

— Если никаких вопросов нет, то мы можем подписать договор очень быстро. Государыня ждёт. И, если мы говорим начистоту, то только от меня зависит, когда вы познакомитесь с вашим новым сюзереном. А больше вы ничего не желаете? — сказал Остерман. — Или пока еще не освоились в Петербурге и не узнали последние новости?

Глава Крымского меджлиса задумался. Намекает на арест внука, Александра Норова. Однако, было бы слишком наивно думать, что Андрей Иванович не подготовился к встрече и не имеет козырей в рукаве. Вот он и выкладывает.

— За что арестован мой внук? — прямо спросил он.

— Скажите, а ваши правители, ханы, часто совершали поступки, продиктованные личными обидами? — с вопроса начал описывать ситуацию Остерман.

— Вы знаете ответ. Правители на то и обладают полнотой власти, чтобы порой поступать по своим чувствам. Но вы продолжайте, что натворил мой внук?

В какой-то момент Исмаил бей словил себя на мысли, что, если бы Александр был рядом, то даже мог бы и за уши того оттягать. Но так вляпаться, по глупости! Или не столько по глупости, а из-за похоти! Впрочем, то, что произошло с Норовым — это вполне обычная история как при дворе Султана, так и при любом Крымском хане. И там можно и из-за женщины голову потерять, причем во всех смыслах.

— Что нужно сделать, чтобы он вышел? — спросил дед Норова.

— Почти ничего. Мы в договоре увеличим с одного голоса до трёх представителей от государыни в Крымском меджлисе, — сказал Остерман.

— А ведь разговор шёл о честной сделке, — усмехнулся Исмаил-бей.

На самом деле у Андрея Ивановича Остермана были все возможности для того, чтобы вызволить Норова. Более того, сама государыня в его присутствии даже интересовалась, а не слишком ли жёстко обошлись с Александром Лукичом?

Может, достаточно было подержать день-другой в Петропавловской крепости и отпустить? Так думала императрица, на самом деле. А потом больше не допускать к Анне Леопольдовне, всяко будет в назидание и недвусмысленным намеком. Но Остерман решил использовать ситуацию: и Норов наказан, и уступки получены.

Предложил ситуацию использовать. Причём партия, которую играл этот теневой интриган, была во всём хороша. С одной стороны, можно добиться еще больших уступок со стороны Крымского меджлиса. Ведь у Крымского ханства по договору сохранялось немало свободы. Внутренние дела решались меджлисом. Землю можно было покупать, беи могли приобретать владения и в России. Исключением являются только земли, которые будут отданы под военные нужды.

Во внешней политике — зависимость. Мало того, через два года ханство обязано выставлять воинский контингент в российскую армию не менее, чем в пятнадцать тысяч воинов. И даже более того, Крымское ханство практически не будет платить почти никаких налогов, лишь десятую часть от своих доходов. И никакого крепостничества, если сами беи не пожелают. Но это было бы решением для легализации рабства.