Воронцов. Перезагрузка. Книга 7 (СИ) - Тарасов Ник

Я замолчал, подбирая слова. Он внимательно посмотрел на меня:

— Продолжайте. Я слушаю.

— Нужно полностью менять производство стволов, — выпалил я. — Переходить от ковки к сверловке.

Иван Дмитриевич приподнял бровь:

— Объясните подробнее. Какая разница?

Я придвинул к себе чистый лист бумаги и начал рисовать:

— Смотрите. Сейчас ствол делают так: берут полосу железа, разогревают, сворачивают вокруг стержня, проваривают шов. Потом вытаскивают стержень и получают трубку. Которую затем вручную растачивают развёртками, пытаясь сделать внутреннюю поверхность гладкой и ровной.

Я нарисовал схему процесса:

— Проблемы этого метода — во-первых, шов. Как бы хорошо его ни проваривали, это всегда слабое место. Там металл неоднородный, могут быть непровары, включения шлака. Во-вторых, форма. Невозможно свернуть полосу идеально ровно вокруг стержня. Всегда будут искривления, неравномерность толщины стенок. В-третьих, внутренняя поверхность. Вы сами видели сегодня — бороздки, неровности, выступы. При такой поверхности пуля идёт неровно.

Иван Дмитриевич кивал, следя за моими объяснениями.

— А теперь представьте другой подход, — продолжил я, рисуя новую схему. — Берём цельный кусок металла — круглый прут или квадратную заготовку. И сверлим в нём отверстие насквозь специальным сверлом. Получаем ствол из цельного куска металла, без швов, с идеально ровным каналом.

— Это возможно? — недоверчиво спросил Иван Дмитриевич. — Просверлить отверстие в куске железа длиной в аршин?

— Не только возможно, но и делается в Европе, — ответил я. — Правда, там используют для этого специальные станки с водяным приводом. Процесс медленный — на один ствол может уйти несколько дней. Но результат…

Я откинулся на спинку кресла:

— Представьте ружьё, ствол которого идеально прямой, с гладкими стенками, без единого шва. Пуля идёт точно по центру, не отклоняясь. Точность боя возрастает в разы. Дальность стрельбы увеличивается. Надёжность — тоже, потому что нет слабого места в виде шва, который может разойтись при выстреле.

Иван Дмитриевич медленно кивал, обдумывая услышанное:

— Звучит впечатляюще. Но вы сами сказали — процесс медленный. Нам нужны тысячи ружей в месяц, а не десятки.

— Именно поэтому я сказал, что на начальном этапе это слишком затратно, — согласился я. — Но давайте посмотрим на долгосрочную перспективу.

Я снова взялся за карандаш:

— Да, поначалу производство будет медленнее. Один сверлильный станок, который я могу сделать — даст два-три ствола в день, при условии готовых заготовок, против десятка кованых за то же время. Но! Во-первых, качество настолько выше, что можно производить меньше, а эффективность армии будет больше. Один меткий стрелок с точным ружьём стоит троих с неточными.

— Во-вторых, — продолжал я, загибая пальцы, — нет брака на швах. Сейчас треть стволов отправляется в переплавку из-за непроваров и дефектов шва. При сверловке брака почти нет — если заготовка будет хорошая, ствол получится качественным.

— В-третьих, можно делать стволы меньшего калибра. Когда ствол идеально ровный, пуля летит точнее даже при меньшем диаметре. А меньший калибр — это экономия свинца на пули и пороха на заряды. В масштабах армии это огромная экономия.

Иван Дмитриевич внимательно слушал, время от времени кивая. Я видел, что он просчитывает в уме цифры и последствия.

— И наконец, — закончил я, — это технология будущего. Рано или поздно все перейдут на сверлёные стволы. Вопрос только — сделаем мы это первыми, получив преимущество, или будем догонять, как обычно? На сколько я помню, в Европе уже применяют эту технологию. А в россии она будет внедрена только к концу этого века. Так почему бы нам не быть первыми?

Иван Дмитриевич потёр подбородок:

— Убедительно. Но вы сказали, что нужно переделывать весь подход к технологиям. Что конкретно имели в виду?

— Для сверловки нужна мощность, — объяснил я. — Много мощности. Сверло должно вращаться с большой силой, чтобы прогрызать металл. Вручную это невозможно. Водяное колесо — да, но оно зависит от погоды, от уровня воды в реке, от морозов зимой.

Я встал и подошёл к окну, глядя на вечернюю Тулу:

— Нужна надёжная, стабильная энергия. И я знаю, как её получить. У меня в Уваровке уже работает подводная турбина на реке Быстрянка. Она приводит в действие мехи, которые нагнетают сжатый воздух. А сжатый воздух питает пневматические двигатели в кузнице и на лесопилке.

Я повернулся к Ивану Дмитриевичу:

— Та же система, только в промышленных масштабах, может обеспечить энергией весь оружейный завод. Ставим турбины на реке Упа — она куда полноводнее моей Быстрянки. Строим большие компрессоры для нагнетания воздуха. Прокладываем трубы к цехам. И в каждом цехе — пневматические двигатели, приводящие в действие станки.

— Савелий Кузьмич уже видел мои пневмодвигатели, — продолжал я. — Мало того — он их делал и участвовал в запуске. Он понимает принцип. Поручите ему с помощью выделенных работников делать такие же, только большие — промышленные. Десятки, если понадобится. Для сверлильных станков, для кузнечных молотов, для поддува горнов, для токарных станков…

Я вернулся к столу и снова взялся за карандаш, набрасывая схему:

— Представьте: по всему заводу идут трубы со сжатым воздухом. К каждому станку подведена такая труба. Мастер открывает кран — двигатель запускается. Закрывает — останавливается. Никаких ремней от центрального вала, никакой зависимости от одного водяного колеса. Каждый станок работает независимо, когда нужно.

Иван Дмитриевич склонился над схемой:

— И это реально воплотить?

— Конечно, — уверенно ответил я. — Технически это проще паровой машины. Нужны турбины — я дам чертежи, у меня уже есть рабочий образец. Нужны компрессоры — тоже дам чертежи, принцип простой. Нужны трубы — медные или железные, местные мастера справятся. Нужны пневмодвигатели — Савелий Кузьмич уже умеет их делать. При чем, два образца со мной поедут в Уваровку.

Я сел обратно в кресло:

— Конечно, это займёт время. Месяцы на строительство турбин и компрессоров. Ещё месяцы на изготовление десятков пневмодвигателей. Прокладку труб по заводу. Изготовления станков под новые двигатели и новые принципы работы. Но когда всё заработает…

Я помолчал, давая словам повиснуть в воздухе:

— Когда всё заработает, у вас будет завод, которому нет равных не только в России, но и в Европе. Потому что даже там ещё не додумались до такой системы распределённого привода через сжатый воздух. Они всё ещё используют центральный вал с ремнями или отдельные паровые машины для каждого станка, что дорого и сложно.

Иван Дмитриевич долго молчал, обдумывая услышанное. Потом встал, подошёл к шкафу и достал графин с янтарной жидкостью:

— Это заслуживает того, чтобы отметить. Коньяк французский, трофейный.

Он налил нам обоим по небольшому бокалу:

— Егор Андреевич, если хотя бы половина из того, что вы говорите, осуществится — это будет революция в производстве. Не побоюсь этого слова.

Мы чокнулись. Коньяк оказался действительно хорошим — мягким, с приятным послевкусием.

— Но давайте будем реалистами, — продолжил Иван Дмитриевич, садясь обратно. — Сколько это будет стоить? И сколько времени займёт?

Я задумался, прикидывая в уме:

— Турбины и компрессоры — это основная статья расхода. Скажем, десять тысяч рублей на их изготовление и установку. Трубы по всему заводу — ещё пять тысяч. Но те же трубы смогут делать рабочие — принцип такой же как изготовление стволов. Только толще в десять раз. Пневмодвигатели… если делать штук пятьдесят, по сотне рублей каждый — ещё пять тысяч. Переделка станков, непредвиденные расходы — накиньте ещё пять тысяч. Итого двадцать пять тысяч рублей.

— Много, — поморщился Иван Дмитриевич.

— Для сравнения, — парировал я, — новый оружейный завод с нуля обойдётся в сотни тысяч. А здесь мы модернизируем существующий, многократно повышая его производительность и качество продукции. Окупится за два-три года только за счёт снижения брака и роста производительности.