Воронцов. Перезагрузка. Книга 7 (СИ) - Тарасов Ник

— А время?

— Год, — сказал я. — Может, чуть больше. Первые три месяца — проектирование и изготовление турбин с компрессорами. Ещё три — установка и испытания. Параллельно Савелий Кузьмич с мастерами делает пневмодвигатели. Параллельно нужно организовать прокладку труб, ещё месяц на переделку станков и подключение двигателей. И месяц на испытания всей системы и устранение недочётов.

Иван Дмитриевич записывал:

— Год на модернизацию завода. Двадцать пять тысяч рублей вложений. А на выходе?

— На выходе, — я снова взялся за карандаш и начал писать цифры, — производительность вырастет минимум вдвое. Потому что станки будут работать быстрее и надёжнее. Брак упадёт с тридцати процентов до пяти, а то и меньше. Качество продукции станет сопоставимо с европейским. Появится возможность делать сверлёные стволы — небольшими партиями поначалу, для отборных стрелков, гвардии, офицеров. А там, глядишь, и наладим массовое производство.

Я отложил карандаш:

— И самое главное — мы создадим образец для других заводов. Когда система заработает у нас, её можно будет тиражировать. Поставить на железоделательные заводы барона Строганова. На монетный двор. На верфи. Везде, где нужна механическая энергия.

Иван Дмитриевич медленно кивал:

— Убедительно. Очень убедительно. Но есть один вопрос — а вы сами сможете всем этим руководить? Вы же говорили, что постоянно находиться на заводе не сможете.

— Не смогу, — согласился я. — Но первые месяцы, пока идёт проектирование и изготовление основных узлов, мне нужно будет приезжать не так и часто. Скажем, два раза в месяц на два-три дня. Давать чертежи, объяснять принципы, проверять работу, исправлять ошибки.

— А когда система будет готова и пойдёт установка, Савелий Кузьмич уже сможет руководить сам, под моим общим контролем. Я буду приезжать раз в месяц, смотреть прогресс, решать проблемы. К тому времени у него уже будут обученные помощники, которые понимают систему.

Иван Дмитриевич задумчиво потягивал коньяк:

— Значит, первые полгода вам придётся активно участвовать.

— Да, — кивнул я. — Это много времени, понимаю. Но это необходимо, если мы хотим сделать всё правильно с первого раза. Переделывать потом выйдет дороже и дольше.

— А как же Уваровка? Ваши собственные проекты?

Я пожал плечами:

— Придётся совмещать. Благо зимой в деревне работы меньше — основные дела по хозяйству сделаны, урожай собран. Мои мастера могут работать самостоятельно — Петька в кузнице, Семён на стекольне, Илья на лесопилке. Я оставлю им задания, они выполнят в моё отсутствие.

— Да и ученики, которых вы пришлёте, — добавил я, — как раз займут это время. Я уеду на завод — они будут учиться у моих мастеров практической работе. Я вернусь — проверю их успехи, дам теоретические знания, снова уеду. К весне они освоят базовые навыки.

Иван Дмитриевич улыбнулся:

— Вы всё продумали.

— Стараюсь, — признался я. — Понимаю, что взваливаю на себя много. Но вы правы были в одном — я уже в игре. И раз уж ввязался, надо делать всё как следует, а не вполсилы.

Он поднял бокал:

— За успех нашего предприятия. И за то, чтобы Россия перестала догонять Европу и начала её опережать.

Мы снова чокнулись и допили коньяк.

— Ладно, — сказал Иван Дмитриевич, убирая бокалы. — Думаю, на сегодня хватит. Вам завтра в дорогу, нужно выспаться. Я в ближайшие дни встречусь с генералом Давыдовым, обрисую ему полную картину. Подготовлю документы на финансирование. Думаю, он одобрит — генерал человек решительный, понимает важность технического превосходства.

— А со сверлёными стволами пока повремените, — добавил он. — Сначала внедрим стандартизацию и пневматическую систему. Когда это заработает и даст результаты, тогда уже представим проект сверловки. Иначе может показаться, что мы хватаемся за всё сразу.

— Разумно, — согласился я. — Сперва стандартизация и качество на существующей технологии. Потом, когда все увидят улучшения, предложим революционную замену всего подхода к работе. Так будет легче получить одобрение и финансирование.

Иван Дмитриевич проводил меня до дверей конторы:

— Счастливого пути, Егор Андреевич. И передайте Марии Фоминичне мои наилучшие пожелания. Пусть беременность протекает легко.

— Спасибо, — поблагодарил я. — До встречи, Иван Дмитриевич.

Выходя на ночную улицу, где меня ждал Захар, я чувствовал одновременно воодушевление и лёгкую тревогу. Воодушевление от масштаба задуманного — возможности действительно изменить технологический уклад целой империи. И тревогу от осознания ответственности, которую взвалил на свои плечи.

Но пути назад уже не было. Да я и не хотел возвращаться. Это был шанс сделать что-то действительно важное. И я не собирался его упускать.

Когда я вернулся в комнату, Машка уже спала. Я тихо разделся и лёг рядом, стараясь не разбудить её. Но она всё равно проснулась, сонно прижалась ко мне:

— Егорушка, где ты был так долго?

— У Ивана Дмитриевича, — прошептал я. — Обсуждали планы работы. Спи, солнышко, завтра рано вставать.

— Хорошо, — пробормотала она и снова заснула.

А я ещё долго лежал без сна, глядя в темноту и думая о будущем.

Глава 11

Утро снова началось с того, что в дверь постучали раньше, чем я успел даже глаза открыть. Машка недовольно пробормотала что-то во сне и натянула одеяло на голову, а я, зевая, поплёлся открывать.

На пороге стоял Захар с виноватым выражением лица:

— Прошу прощения, Егор Андреевич, но внизу Фома Степанович. Говорит, что дело срочное, по торговым вопросам.

Я потер лицо руками, прогоняя остатки сна:

— Скажи, что спущусь через десять минут. Пусть чаю закажет.

Захар кивнул и скрылся за дверью. Я вернулся в комнату, где Машенька уже села на кровати, сонно моргая:

— Егорушка, опять дела?

— Твой батюшка приехал, — ответил я, умываясь. — Говорит, по торговым вопросам что-то срочное.

— Батюшка? — оживилась Машка. — Тогда я тоже спущусь!

Она быстро привела себя в порядок, и мы вместе спустились в трактир. Фома сидел за угловым столиком с дымящейся кружкой чая и стопкой каких-то бумаг перед собой. Увидев нас, он поднялся и расплылся в улыбке:

— Машенька, доченька! Егор Андреевич! Как я рад вас видеть!

Машка бросилась к отцу и крепко его обняла:

— Батюшка, я так соскучилась!

— И я, и я, доченька, — Фома поцеловал её в лоб. Как ты себя чувствуешь? Питаешься хорошо?

— Можете не сомневаться, Фома Степанович, — заверил я, улыбаясь. — Машенька у меня под присмотром постоянным.

Мы уселись за стол, Семён Петрович принёс ещё чаю и свежих калачей. Фома развернул свои бумаги:

— Вот, Егор Андреевич, хотел вам доложить о делах торговых. Игорь Савельевич велел передать — стекло ваше расходится как горячие пирожки! Партия, что он отдал Питерским купцам — распродана за день! Тот говорит, что покупатели спрашивают ещё, причём цену готовы даже выше платить.

— Это хорошие новости, — кивнул я, отхлёбывая чай.

— И это ещё не всё! — воодушевился Фома. — В Петербурге еще у одного интерес появился. Там один господин, купец именитый, Василий Кузьмич Корнилов зовут, стекло ваше видел у знакомого. Прислал письмо через Игоря Савельевича — хочет партию большую заказать, для оранжереи в своём имении. Готов тысячу рублей заплатить!

Машенька ахнула:

— Тысячу рублей! За стекло⁈

— За большую партию, доченька, — пояснил Фома. — Оранжерея у господина видная, стекла много надо. Но цена справедливая, я проверял.

Я задумался. Производство стекла в Уваровке шло хорошо, но о наращивании объёмов, можно думать лишь после расширения производственной линии. При чем, радикально пересмотреть существующую.

— Скажите Игорю Савельевичу, что я готов обсудить крупный заказ, — сказал я. — Но мне нужно время подготовиться. Месяц, может, полтора. Нужно увеличить производство, накопить запасы. Пусть господин Корнилов подождёт до конца зимы — тогда выполню заказ с гарантией качества.