— Разумно, — одобрил Фома, делая пометки. — Так и передам. А ещё вот что — появились желающие не просто стекло покупать, а в дело вкладываться. Один московский купец предлагал долю взять в производстве, деньгами помочь, взамен на часть прибыли.
— Павел Иванович Третьяков? — уточнил я.
Фома удивлённо поднял брови:
— Точно, он самый! Вы уже знакомы?
— Познакомились на приёме у градоначальника, — кивнул я. — Он мне своё предложение передавал. Вот, кстати.
Я достал из кармана бумаги с расчётами Третьякова и передал Фоме:
— Посмотри внимательно. Изучи условия, проверь цифры. Человек он, похоже, честный, но в делах осторожность не помешает. Если найдёшь какие-то подводные камни — скажи. А если всё чисто — можем подумать о сотрудничестве. Это на тебе будет.
Фома взял бумаги и начал внимательно их изучать, время от времени что-то бормоча себе под нос и считая на пальцах. Закончив, он задумчиво почесал бороду:
— Ну что сказать, Егор Андреевич… Условия выглядят честными. Цифры сходятся, подвоха не вижу. Двадцать пять процентов прибыли за вложение трёх тысяч и организацию сбыта — справедливо. Особенно учитывая, что он берёт на себя все хлопоты с доставкой и поиском покупателей.
— Но? — уловил я нотку сомнения в его голосе.
— Но я бы всё же не спешил, — осторожно сказал Фома. — Человека этого мы толком не знаем. Пусть он и рекомендован градоначальником, но в делах торговых всякое бывает. Я бы предложил так: начнём с малого. Дадим ему партию стекла на реализацию в Москве, посмотрим, как справится. Если честно деньги вернёт, без обмана — тогда можно и о партнёрстве думать.
— Разумно, — согласился я. — Так и сделаем. Напишите Третьякову письмо — мол, предложение интересное, но запустим пробную партию стекла на реализацию, а по результатам уже обсудим долгосрочное сотрудничество.
— Так и напишу, — кивнул Фома, убирая бумаги. — А когда мы в Уваровку возвращаемся?
— Да вот завтра или послезавтра, — я усмехнулся. — Так то, уже второй день собираемся. Дела здесь закончились, пора домой. Да и Машеньке отдых нужен, устала от городской суеты.
— Это точно, — согласилась Машка, отпивая чай. — Хочется домой, в тишину и спокойствие.
Фома кивнул с пониманием:
— Ну и правильно. Городская жизнь… беременной женщине покой нужен, а не вся эта суета. Я вот тоже собирался сегодня-завтра выезжать, так что можем и вместе отправиться.
— Отлично, — обрадовался я. — Так безопаснее и веселее в дороге.
Мы ещё немного поговорили о делах — Фома рассказал, что Игорь Савельевич планирует открыть торговую лавку в Калуге для продажи нашего стекла и досок из Уваровки. Я одобрил идею и попросил держать меня в курсе.
Когда Фома откланялся, а мы с Машкой поднялись к себе в комнату. Не успел я даже сесть, как снова постучали в дверь.
— Господи, — вздохнул я. — Что за день такой? Проходу нет.
Открыв дверь, я обнаружил посыльного в ливрее с запечатанным конвертом:
— Егор Андреевич Воронцов?
— Он самый!
— Письмо от господина Ивана Дмитриевича. Велел передать лично в руки и дождаться, в случае ответа сразу.
Я взял конверт и вскрыл его. Внутри оказалось краткое послание: «Егор Андреевич, прошу зайти сегодня к обеду в контору. Есть важные документы для передачи. И. Д.»
— Передайте Ивану Дмитриевичу, что я буду к полудню, — сказал я посыльному.
Тот кивнул и удалился. Я вернулся в комнату, где Маша уже собирала наши вещи, готовясь к отъезду.
— Егорушка, нужно решить, что с платьем делать, — сказала она, бережно разглаживая изумрудный бархат. — Оно такое красивое, но такое тяжёлое… Боюсь, в дороге помнётся.
— Аккуратно уложим в короб, ничего с ним не случится — успокоил я её. — Только вот не понятно когда же мы всё-таки выедем, — засмеялся я.
Машка кивнула и продолжила складывать вещи.
К полудню я добрался до конторы. Дежурный в сером кафтане молча пропустил меня — видимо, уже был предупреждён о моём визите. Поднявшись на второй этаж, я постучал в знакомую дверь.
— Входите! — послышался голос Ивана Дмитриевича.
Я вошёл и обнаружил, что он не один. За столом сидел ещё один человек — пожилой господин в строгом чёрном камзоле с проницательным взглядом.
— А, Егор Андреевич! — поднялся Иван Дмитриевич. — Рад, что вы смогли прийти. Позвольте представить — Пётр Александрович Зубов, статский советник, ведающий финансовыми вопросами нашего ведомства.
Зубов встал и поклонился:
— Рад знакомству, Егор Андреевич. Много о вас слышал.
Мы обменялись рукопожатиями и уселись за стол. Иван Дмитриевич достал из ящика толстую папку с документами:
— Вот, Егор Андреевич, как мы и договаривались — официальное назначение на должность главного технического консультанта при тайной канцелярии. Пётр Александрович лично готовил все бумаги.
Зубов придвинул ко мне несколько листов:
— Прошу ознакомиться внимательно. Здесь прописаны ваши полномочия, обязанности и, разумеется, вознаграждение.
Я начал читать. Документ был составлен юридически грамотно. Основные пункты:
1. Назначение на должность консультанта сроком на три года с возможностью продления.
2. Жалованье — двадцать тысяч рублей в год, выплачиваемое ежеквартально.
3. Право требовать материалы, инструменты и людей для выполнения государственных заданий.
4. Доступ к любым государственным предприятиям для ознакомления и консультирования.
5. Особый статус, защищающий от вмешательства местных властей.
6. Обязанность отчитываться о проделанной работе раз в квартал.
Я дочитал до конца и посмотрел на Ивана Дмитриевича:
— Всё выглядит так, как мы обсуждали. Но вот что меня интересует — а если через год я пойму, что не справляюсь или не хочу продолжать? Могу ли я расторгнуть договор досрочно?
Зубов кивнул:
— Можете. Но с уведомлением за три месяца и возвратом части аванса пропорционально неотработанному времени. Это справедливое условие — мы не хотим вас держать насильно, но и понесённые расходы должны быть компенсированы.
— Разумно, — согласился я.
— И ещё один момент, — добавил Иван Дмитриевич. — Часть вашей работы будет засекречена. Не всё, что вы делаете для государства, должно становиться достоянием общественности. Особенно в части военных разработок. Надеюсь, вы понимаете?
— Понимаю, — кивнул я. — И согласен. Некоторые вещи действительно лучше держать в тайне.
Зубов придвинул ко мне чернильницу и перо:
— Тогда прошу расписаться здесь, здесь и здесь.
Я расписался во всех указанных местах.
Зубов собрал подписанные документы, одну копию передал мне, другую убрал в папку, а третью оставил Ивану Дмитриевичу. Потом достал из портфеля кожаный кошель, явно тяжёлый:
— А вот и первый квартальный аванс — пять тысяч рублей. Распишитесь в получении, пожалуйста.
Я взял кошель — действительно, увесистый. Расписался в ведомости и спрятал деньги во внутренний карман камзола.
— Егор Андреевич, — сказал Иван Дмитриевич, когда Зубов закончил с формальностями, — я уже переговорил с генералом Давыдовым. Он в полном восторге от ваших идей. Финансирование на модернизацию завода одобрено в полном объёме — двадцать пять тысяч рублей. Деньги будут выделены в течение недели.
— Отлично, — обрадовался я. — Значит, можно начинать работу?
— Можно, — кивнул Иван Дмитриевич. — Генерал уже распорядился выделить под вашу мастерскую отдельный корпус на заводе. Савелий Кузьмич назначен главным мастером проекта с соответствующим жалованьем. Двадцать лучших мастеров отобраны для обучения. Всё готово.
Он достал из папки ещё один документ:
— А вот официальное предписание, дающее вам право распоряжаться на оружейном заводе в рамках проекта модернизации. С печатью генерала и тайной канцелярии. Показав это любому начальнику на заводе, можете требовать всё необходимое.
Я взял документ и внимательно прочёл. Действительно, формулировки были чёткими и не оставляли места для кривотолков.
