Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

Клепаная броня «чехов» грешит подобным дефектом…

Как бы то ни было, лейтенант мгновенно скорректировал прицел, подведя острие «треугольника» под башню германского панцера — с той скоростью и сноровкой, что наработал на полигоне, осваивая трофейный танк. Малютину потребовалась лишь пара секунд — и прежде, чем немец дернулся бы в сторону, Илья нажал на спуск.

— Выстрел!

Опережая крик «наводчика» и сам звук выстрела, красный трассер молнией разрезал воздух, мгновенно уткнувшись в башню «чеха». Пышущими от жара искрами брызнули осколки лобовой брони… А секундой спустя крепко ухнул уполовиненный боезапас панцера; внутренний взрыв сорвал с погон перекосившуюся башню, съехавшую в сторону — а из образовавшейся щели вырвался тугой язык пламени.

Экипаж машины накрылся мгновенно — и в душе Ильи словно бы мелькнула тень жалости… Что впрочем, тут же заслонило мрачное удовлетворение.

Мы вас сюда не звали!

— Что же вы так мажите-то…

Бессильный стон комбрига мог удивить экипаж — но Фотченкову из командирской башенки видно куда больше «наводчика» или мехвода. Целая рота открыла огонь с дистанции прямого выстрела «сорокапяток»! Но вместе с Малютиным танкисты смогли подбить лишь три вражеских панцера… Причём одному «чеху» болванка лишь задела ходовую, сорвав гусеницу и вмяв каток — однако Т-38 сохранил возможность вести огонь с места.

Про «артиллерийские» БТ-7А и говорить нечего. В боеукладке их короткоствольных «окурков» КТ-28 нет даже бронебойных выстрелов… В теории, правда, поставленная на удар шрапнель способна уделать «чеха» даже в лоб. Но из-за паршивой баллистики, точно попасть в цель из пушки на дистанции большей, чем пятьсот метров… Нужно иметь чутье и опыт настоящего снайпера — ну, или же бесконечный лимит везения.

Впрочем, группа артиллерийских танков и не должна бороться с бронетехникой — тем более, за километр с лишним. Ведь в отличие от комбрига, «бэтэшки» с литерой «А» в названии держатся на обговоренной заранее дистанции… Нет, их шрапнель или увесистые осколочные гранаты должны были прижать германскую мотопехоту, не подпуская её к танкам первой линии.

Но пока что грузовики с десантом держатся в самом конце германской моторизованной колонны — скрытые от глаз советских танкистов массой разворачивающихся навстречу им панцеров. Так что экипажи БТ-7А решились все же поддержать товарищей — и цепочка трехдюймовых фугасов также устремилась к грунтовке.

На первый раз, впрочем, их разрывы легли с заметным недолетом…

После второго выстрела Чуриков рванул вперёд уже без оглядки на лейтенанта. Впрочем и сам Малютин, достав свой первый панцер, чуть поумерил пыл… Илья, правда, хотел было рявкнуть на мехвода, чересчур резко, рывком бросившего машину вперёд. Но именно этот рывок спас экипаж. Прилетевшая откуда-то справа болванка тряхнула башню динамическим ударом, разрезав воздух всего-то в тридцати сантиметрах от кормовой брони…

Немцы открыли плотный ответный огонь — не сколько точный, сколько густой за счет большей численности стволов. Впрочем, свои снайперы среди наводчиков-фрицев также имеются.

Ослепительно яркая, бензиновая «свеча» полыхнула над кормой одной из «бэтэшек». Верхняя плита лобовой брони русского «микки-мауса» расположена под углом ровно в девяносто градусов — что создает идеальные условия для ее пробития. А уж внутренняя перегородка в моторное отделение (ровно, как и тело погибшего мехвода), для раскаленной от удара болванки препятствием стать не могли по определению… Впрочем, командир танка и заряжающий все же успели покинуть подбитую машину через башенные люки прежде, чем сдетонировал боезапас; мощный взрыв разворотил танк изнутри.

Не повезло и командиру роты — если одна болванка все же застряла в массивной орудийной маске, то другая ударила в ведущее колесо, сорвав гусеницу. Мехвод не успел вовремя затормозить — и смятая гусеница забилась промеж катков, «бэтэшку» развернуло на месте… Попов не решился покинуть подбитую машину с исправной пушкой, дав приказ эвакуироваться лишь механику-водителю.

Но сам капитан успел пальнуть всего разок прежде, чем борт обездвиженной машины проломили сразу два калиберных бронебойных снаряда… Огненная вспышка поглотила советский танк — а сорванную взрывом башню подбросило высоко в воздух; приказ покинуть машину застрял в горле Фотченкова, так и не успев сорваться с губ комбрига…

— Филатов, вызывай Акименко!

— А-а-а-а-а…

Радист не слышал приказа — от всего происходящего у молодого парня сдали нервы, и он открыл бесполезный огонь из курсового пулемета, просто пытаясь справиться со страхом…

— Короткая!

Не обращая ни на кого внимания, Малютин твёрдо вел бой. Как выяснилось, ему не были нужны целеуказания комбрига; «чехи» шли по дороге довольно близко друг к другу, и их было много. Так что теперь, чтобы выбрать очередную цель, потребовалось лишь развернуть башню чуть левее… Конечно, можно было развернуть ее и вправо — но там по немцам вели огонь прочие «бэтэшки» роты.

А вот слева никого из товарищей уже не было…

Чуриков не сразу выполнил приказ лейтенанта, сбивая ему прицел — впрочем, очередная болванка вспорола землю всего в метре позади танка. Обострившаяся от страха чуйка гнала мехвода вперёд… Однако разъяренный лейтенант с силой надавил на плечо Акима, буквально заорав:

— Короткая!!!

«Тройка» резко затормозила — причем танк протащило юзом по влажной траве еще метра полтора, а то и два… Но Малютин, лихорадочно крутанув маховики наводки, все же поймал на прицел уже довольно хорошо видимый панцер, следующий навстречу — наведя острие «треугольничка» под шаровую установку курсового пулемета.

— Выстрел!

Словно почуяв страшное, германский мехвод в последний миг газанул, бросив машину вправо… Он выиграл для себя несколько лишний мгновений — но не избежал удара. С шестисот метров болванка без труда проломила тонкую даже в лобовой проекции броневую плиту, буквально разорвав тело стрелка-радиста — и пробила узкую перегородку моторного отделения… Боевое отделение и отделение управления мгновенно заволокло дымом. И тут же показались оранжевые языки быстро разгорающегося пламени… Мехвод рванулся к эвакуационному люку, но путь ему преградило тело погибшего камрад. Чтобы скинуть его и вырваться наружу, германскому унтеру потребовалось потратить несколько лишних секунд…

Они и оказались решающими — водитель-австриец уже высунулся наружу по пояс, отчаянно радуюсь тому, что спасся; радость эта была преждевременна. Огненный язык пламени ударил из нутра подбитого панцера вдогонку, словно струя огнемета — и отчаянно завизжавший человек живым факелом покатился по траве…

Секундой спустя ухнул взрыв сдетонировавших снарядов… Осколочных выстрелов у немцев оставалось меньше половины боекомплекта на экипаж. Но наводчику и заряжающему, не успевшим покинуть танк, мало не показалось! Отскочить в сторону и перекатиться по земле успел только офицер, первым покинувший панцер сквозь люк в башенке…

Всего этого, впрочем, ни Малютин, ни Фотченков не увидели. В лобовую броню трофейной «тройки» ударило с такой силой, что заглушило мотор; ударило, словно гигантским молотом. Закричал от страха оглушенный мехвод — болванка врезалась в корпус совсем рядом с его триплексом… А лейтенанта швырнуло лицом на прицел — хорошо еще, что у немцев на окуляре резиновый наглазник, а то раскроил бы лоб! Обшито резиной и нутро командирской башенки — иначе комбригу пришлось бы худо…

Впрочем, именно удар болванки побудил Фотченкова принять участие в управлении боевой машиной. Раскрыв люк над головой, он резво швырнул вперед пару дымовых шашек, одновременно с тем яростно рявкнув:

— Чуриков, заводи танк! Пятимся кормой на максимум заднего хода — но борта подставлять не смей!

Одновременно с тем комбриг бросил и третью шашку, ставя перед трофейной «тройкой» спасительную дымовую завесу… Последнюю, впрочем, тотчас разорвала пролетевшая рядом болванка — швырнув Фотченкова на спину тугим ударом сжатого воздуха. И оглушенному комбригу еще повезло, что он едва-едва высунулся наружу — иначе пострадал бы куда сильнее…