Путь к славе (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

— Ваня, бронебойный.

Чуть успокоившийся Малютин (попадание в собственный танк подействовало на него отрезвляюще), быстро перехватил бразды командования. В то время как оглушенный Фотченков сполз спиной по перегородке, держась за голову:

— Петр Семенович, вы как⁈

— Нормально, лейтенант. Командуйте…

Дымовая завеса крепко выручила экипаж — не только сбив немцам прицел, но и скрыв маневр отхода; по примеру комбрига поставили завесы еще несколько экипажей. Причем один отчаянный старший лейтенант (командир взвода Родионов Александр) догадался использовать шашку, имитируя пожар на «подбитом», обездвиженном танке… После чего тщательно прицелился — и очередным выстрелом поджег «чеха».

Тем не менее, дымы бы не спасли уполовиненную роту, вступившую в неравный бой с немцами на дистанции эффективного поражения собственных танков. Дымовые шашки подарили советским экипажам лишь кратковременную отсрочку… Внезапный удар откровенно не удался — а в последующей перестрелке преимущество было на стороне немцев.

Хотя бы и за счет большей численности чехословацких панцеров…

Неожиданно крепко роту выручили артиллерийские танки. После пристрелки фугасами, их экипажи обрушили на центр вражеской колонны беглый (и довольно кучный!) огонь увесистых осколочных гранат. А частые взрывы последних не только мешали немцам целиться, но и рвали гусеницы крупными осколками, вминали катки взрывной волной… Один трехдюймовый снаряд так и вовсе угодил в башню «чеха». И пусть он не смог пробить лобовой брони, но осколки разбили оптику и повредили орудийный ствол — а саму башню заклинило от удара.

Причем наводчика тяжело ранило сорвавшимися внутрь заклепками; досталось и заряжающему с офицером…

Немцы «оценили» вклад БТ-7А — и, подобравшись поближе, накрыли две «бэтэшки» ответным огнём. Впрочем, уже парой мгновений спустя поставленная на удар шрапнель проломила тонкую бортовую броню (всего-то полтора сантиметра) башни Т-38 — наглухо уделав вырвавшийся вперед германский экипаж.

Заброневое действие поставленной на удар советской шрапнели действительно устрашает…

Очередной панцер подбил лейтенант Малютин. Откатившись назад под прикрытием дымовой завесы, он приказал мехводу остановиться — и расчетливо всадил болванку в борт еще одного германца, оторвавшегося от своих.

Но уже мгновение спустя рванувший рядом фугас «разул» трофейную «тройку» комбрига… Излишне засуетился немецкий заряжающий и подал не тот снаряд — но рванул тот все равно крепко. Разбитые гусеничные траки лишь бессильно повисли на катках слева — и лейтенант только и успел отчаянно крикнуть, упреждая мехвода:

— Стой, развернёт танк!

Но Чуриков уже попытался резко сдать назад; впрочем, почуяв сопротивление машины, мехвод сбавил газ. После чего с трудом, на разорванной гусениц, кое-как развернул «тройку» лбом к противнику… Вновь открыв верхний люк, уже чуть оклемавшийся Фотченков выбросил наружу оставшиеся дымовые шашки. Поймав вопросительный взгляд лейтенанта, комбриг скривил губы в какой-то непонятной усмешке:

— Остаемся в машине… В поле нас или осколки догонят, или пулеметные очереди. А так хоть какой-то шанс…

Петр Семенович, однако, врал самому себе — шансов в обездвиженном танке куда меньше, чем при эвакуации. Тем более, что дымы закрыли машину — и пострадать экипаж мог только от случайной пули или осколка… А уж там можно залечь хоть на земле, хоть отползти в низину.

Или же нырнуть в какую промоину, оставленную весенними ручьями…

Но комбрига откровенно пугала перспектива оставить надежную броню — и выбираться наружу, под пули. Туда, где динамический удар пролетевшего рядом снаряда может запросто поломать кости — или убить!

Да, Фотченков врал самому себе, как-то позабыв, что усиленную броню получил лишь корпус его «тройки». Нет, обездвиженный танк был обречён — как и машина ротного… Но Малютин не стал перечить комбригу. Впрочем, его вел не страх, а твердая решимость драться до последнего… Дрожащие же пальцы Петра Семеновича Илья предпочёл не замечать, списав все на последствие удара сжатым воздухом.

— Бронебойный, Ваня.

Семенов загнал снаряд в казенник с тяжким вздохом похоронившего себя человека… А молодой мехвод Чуриков так и не решился попросить разрешения оставить обездвиженную машину.

И бросить обреченный, в сущности, экипаж…

Но судьбу человека на войне угадать сложно. Иногда случайная пуля или шальной осколок достанет свою цель уже в тылу, вдалеке от передовой — а иногда выживают даже те, кто очутился в самом пекле… Решение разделить батальон поротно — и использовать две роты в качестве ударных отрядов на флангах (словно кавалерию в средневековых битвах), было не самым разумным. И уж тем более спорно то, что вторая и третья рота держались на удалении в полкилометра — для оснащенных оптикой германцев не составило бы труда разглядеть оставшиеся танки большевиков.

Зато лишнее расстояние помешало Акименко своевременно вступить в бой…

С другой стороны немцы, отвлекшись на первую роту, действительно зевнули — а комбат рискнул потратить еще немного времени и обхватить врага на левом фланге… Первые выстрелы его роты, впрочем, были также далеки от совершенства — но, быстро сблизившись с врагом, экипажи Акименко стали бить уже точнее.

А третья рота все же сумела обойти немцев справа — перемахнув грунтовку и оказавшись в тылу 67-го танкового батальона 3-й легкой дивизии вермахта. Фрицев начали расстреливать уже с трех сторон — и ход боя стал неудержимо клониться в пользу советских танкистов… Не сразу сориентировавшись, командир германского батальона приказал своим экипажам выходить из боя, поставив дымы. После чего спешно запросил поддержку авиации и тяжелой дивизионной артиллерии…

Немолодой уже оберст, хлебнувший лиха ещё в прошлую войну, теперь надеялся как можно скорее вырваться из набирающей силу перестрелки. Было мгновение, когда его командирский танк, не имеющий пушки, оказался под огнём — и только мастерство да отчаянная жажда жизни германского водителя спасли экипаж! Последний круто рванул с места зигзагами, сбивая прицел наводчиков-большевиков — а затем на всех парах устремился в хвост колонны… Советские же танкисты быстро перенесли огонь на стреляющие в ответ панцеры.

Оберст, однако, даже и не думал упрекать в трусости лучшего водителя гибнущего батальона. Да, своих танкистов было жаль — но куда сильнее некогда лихой кавалерийский офицер, полной мерой хлебнувший войны на Сомме, жалел самого себя.

И свою драгоценную арийскую жизнь он ставил куда выше жизней своих подчинённых…

Глава 12

В штабном вагоне поезда специального назначения «Америка» было необычно тускло (приглушенный свет электрических ламп не справлялся со сгустившимися снаружи сумерками), непривычно тихо… и уныло. Лишь недавно завершилось совещание со старшим генералитетом — и теперь фюрер пребывал в совершенно безрадостном, подавленном состоянии. Кампанию ему составлял верный и преданный до фанатизма Рудольф Гесс — но последний терпеливо ждал слова вождя, задержавшего рейхсминистра для приватного разговора.

Ожидание, однако, затянулось — а личный секретарь не был готов первым нарушить тишину… Наверное, именно поэтому вопрос хозяина вагона прозвучал столь звонко и внезапно — словно выстрел:

— Чемберлен вообще собирается выполнять свои обязательства?

Вопрос был совершенно не праздным. Да, англичане и французы так и не поддержали поляков до самого падения Варшавы. Кроме того, Франция согласилась принять бежавшее польское правительство лишь после того, как в Румынии случился переворот «железногвадейцев» и Антонеску… Но в тоже время хитрые британцы и их верные «лягушатники» не преминули развернуть экономическую блокаду Германии! Причем под удар попали не только поставки стратегического сырья, но и продовольствия, и тех же кормов для скота — поставляемых из США, Южной Америки и подконтрольной японцам Маньчжоу-Го. Естественно, эти поставки шли морем — но теперь британский флот вел досмотр морских грузов и активно препятствовал любым поставкам в рейх.