деньги не пахнут 5 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Пирс взглянул на руководителя юридического отдела. Тот ответил ровно, будто заранее репетировал каждое слово:

– Прежде всего нужно установить факты. Господин Платонов, признаёте ли вы предъявленные обвинения?

В комнате воцарилась тишина. Даже часы на стене будто остановились. Все взгляды устремились на Сергея.

– Ничего из этого не соответствует действительности, – прозвучало твёрдо, без тени сомнения.

– Ты…! – Холмс резко подалась вперёд, но ладонь Блэквелла тут же легла ей на руку, останавливая.

– Вы отрицаете оба пункта? – спросил он, сузив глаза.

– Да.

Взгляд его стал ещё острее, как лезвие ножа.

– После вашего ужина с господином Киссинджером его позиция изменилась кардинально. Хотите сказать, что за тем столом о "Теранос" не было ни слова?

– Разумеется, речь заходила о компании, – ответ прозвучал спокойно, без дрожи. – Но никаких конфиденциальных сведений, охраняемых NDA, не разглашалось.

– Ложь! – Холмс ударила ладонью по столу, звук разнёсся по комнате, как выстрел.

Сергей лишь едва заметно пожал плечами.

– Клянусь, ни разу не нарушал условий соглашения.

Эти слова прозвучали просто, но в них чувствовалась твёрдость, словно в камне. Он знал договор наизусть, до последней строчки, до последнего исключения. И не пересек границу – даже на толщину волоса.

Граница была пройдена настолько близко, что казалось, можно было коснуться её – но шаг за черту не последовал. Пальцы судорожно сжимали кресло, дыхание оставалось ровным, а в душе стояла тонкая, но твёрдая решимость – ни сантиметра дальше.

Юрист лёгкой, но уверенной рукой сдавил плечо Холмс, как бы укладывая разбегающуюся волну эмоций. Потом Винсент Блэкуэлл снова уставился в сторону собеседника – холодный, точный взгляд охотника.

– Что, собственно, обсуждалось? – голос его прозвучал ровно, словно скальпель.

– Была показана статья, указано, что речь о "Теранос", высказано предположение: на фоне подозрений в неумехах целесообразно, чтобы Холмс ушла с поста гендиректора, – ответ посыпался кратко, без украшений.

Тяжёлая пауза заполнила комнату; даже кондиционер, обычно гудевший монотонно, словно притих. Лица вокруг застынули – удивление мгновенно породило эмоции, а эмоции грозили вырвать контроль из рук. Даже Блэкуэлл, казавшийся неуязвимым, на мгновение тронулся.

Добавилось спокойное уточнение:

– Для справки – изложенная информация уже публиковалась в открытой статье. Значит, нарушения NDA здесь нет.

Слова упали, будто тяжёлые камни в тихий пруд; круги сомнений разошлись по поверхности.

Блэкуэлл приподнял подбородок, и в голосе его прозвучало тихое давление:

– Даже если нарушений NDA нет, иск о клевете держится. Неужели факты не были искажены ради вреда?

– Статья о "Теранос", следовательно – искажение отсутствует, – прозвучал ответ ровно.

– Уверены, что объект статьи – именно "Теранос"?

– Да. Журналист прямо указал источник.

Глаза Блэкуэлла засверкали хищным блеском; вопрос сменился обвинением:

– Разве не была это инсценировка – статья, созданная вами для дискредитации Холмс?

– Нет.

– То есть вы не причастны?

– Скорее косвенно.

Небольшая пауза. Ничего напыщенного, только сухая фраза:

– Подслушанные разговоры в кафе у "Теранос" во время due diligence – пересказанная мимолётная болтовня. Никогда не предполагалось, что это станет предметом расследования и публикации.

– Вы признаёте причастность? – и голос стал ещё острее.

– Это были лёгкие сплетни. Если судиться с каждым таким словцом, мир задушит чрезмерная строгость.

Морда Блэкуэлла застыла в выражении недоверия; затем последовал долгий вдох и низкий, наполненный угрозой тон:

– Это не пустяк. По вашей вине "Теранос" понёс убытки на 4,9 миллиарда.

Требования выстроились как колонны: сначала – немедленно связаться с журналистом и добиться опровержения; второе – созвониться с Киссинджером и признать, что переданная вами информация не имела оснований. Желание стирать следы, будто никакого события не было.

Однако беда в том, что такого поворота судьба не возьмёт обратно. Отказ прозвучал коротко, как хлопок двери:

Отказываюсь. Продолжим в суде.

Этого и добивались. Место для переговоров закрыто. Единственный путь – судебный зал. Глаза Блэкуэлла на долю секунды дрогнули от удивления; затем последовало спокойное продолжение:

– К тому же параллельно готовится иск акционеров против "Теранос" за плохое управление – так что будет подан встречный иск.

– Подумайте, – прошипел Блэкуэлл. – наворотили немало, потери денег через инвестиции, до 4,9 миллиарда – это не сумма для одного человека. Если пойдёте на сотрудничество, претензии могут быть сняты.

Ответ слепой уверенности:

– Ценю вашу заботу, но иск состоится.

Последняя реплика ощутилась как предвестие шторма:

– Стоит ли это всего того, что вы готовы потерять?

Холодный воздух совещательной комнаты, запах кофе и краски на документах, тонкий треск бумаги при шуршании папок – всё будто подчеркивало один простой факт: ставка сделана, и риск принят. Конец дискуссии – начало процесса.

На мгновение в глазах Блэкуэлла мелькнуло нечто, похожее на изумление – словно мысль проскользнула между ресниц: "Что за безумец сидит передо мной?"

Зал наполнился напряжённым воздухом, будто в нём вспыхнула искра. После этого разговор зашёл по кругу – те же доводы, те же возражения, повторяющиеся как удары маятника. Но со временем в его взгляде произошло едва уловимое изменение.

– Значит, путь переговоров закрыт.

Похоже, теперь он понял всё окончательно. Ни угроз, ни уловок – решение идти до конца было очевидно. Однако вместо усталости или раздражения на лице Блэкуэлла проступило что-то иное – уверенность, похожая на азарт перед битвой. Глаза сузились, холодно сверкнув, как лезвие перед первым ударом.

– Иск против "Теранос" за неэффективное управление окажется куда труднее, чем вы думаете, – произнёс он с оттенком предупреждения.

– Правда? – прозвучало в ответ спокойно, почти с ленивым интересом.

– На чём основаны обвинения в неэффективности?

Слова адвоката были как нож – точные, выверенные, с лёгким намёком на насмешку. Он зондировал слабые места, надеясь выудить суть стратегии. Молчание было бы уместным, но тишина тоже может быть оружием, а слово – приманкой. В этом споре начиналась настоящая информационная война, и каждая фраза могла стать разведкой боем.

– Начать можно с того, что пост финансового директора пустует уже восемь лет, – прозвучало спокойно.

– Отсутствие CFO не доказывает неэффективность. Холмс лично привлекала инвестиции и добивалась рекордных показателей, – парировал Блэкуэлл.

– Без финансового директора любые прогнозы доходов – не более чем сказка.

– К сожалению, методология прогнозирования защищена NDA. В суде это использовать нельзя.

– Тогда, может, обсудим случаи мошенничества при внутренней оценке компетенций?

– Мошенничества не было. "Теранос" владеет собственной технологией, требующей иной методики тестирования. И это тоже подпадает под NDA.

– Плохие условия труда, массовые увольнения?

– И показатели текучести кадров защищены тем же соглашением.

Каждый довод рушился о стену, возведённую из пунктов конфиденциальности. На губах Блэкуэлла расцвела улыбка победителя – тонкая, самодовольная, словно мазок тени по стеклу. В этой улыбке читалось: "Правда и доказательства – разные вещи." Даже если истина существует, её невозможно предъявить суду, если всё скрыто NDA. Любой свидетель, желающий говорить, будет уничтожен ещё до первого слова.

– Ни один свидетель не выйдет вперёд… Уверены? – последовал вопрос.

Блэкуэлл медленно опёрся локтем на стол, и его голос стал мягче, но опаснее, как шелест ядовитой змеи:

– В процессе иногда всплывают самые тёмные тайны. Кто-то смотрел запрещённые сайты с рабочего компьютера, кто-то любит напиваться. Всё это становится достоянием суда. Сколько свидетелей, думаете, готовы рискнуть ради вас?