Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор

— Что печатать будем? — поинтересовался Архип, проверяя винт. — Указы?

— Хуже. Правду.

Из кармана появился сложенный лист — перевод папского письма.

— Набирай. Слово в слово. Раздел, флот, дети. Пусть у каждого читающего кулаки чешутся.

Придвинув бумагу к фонарю, мастер беззвучно пошевелил губами, вчитываясь в текст.

— Сделаем. Только… — он задумчиво почесал бороду. — Буквы — удел господ. Нам бы мужика пронять. Тута народ серый, ему картинку подавай.

Верно. Текст осилят единицы. Массам нужен яркий образ, страшный, бьющий без лишних слов.

Оглядевшись, я заметил под навесом группу местных ополченцев. Вместо сна они занимались починкой обуви и заточкой клинков. Среди них выделялся юноша с тонкими, нервными пальцами, увлеченно терзающий ножом кусок доски. Он все время крутился возле «Бурлаков», все в подмастерья просился, но не до него было.

Мое приближение заставило парня вздрогнуть и поспешно спрятать работу за спину.

— Покажи.

Протянутая рука не оставляла выбора. Нехотя извлеченная на свет поделка оказалась злой карикатурой. Грубой, вырезанной наспех, при этом пугающе точной: толстый монах со свиным рылом восседал на мешке с деньгами. Полиньяк.

— Неплохо, — оценил я. — Имя?

— Жуан, мсье.

— Резчик?

— Подмастерье. В прошлом. Мастерскую разнесло вчера.

— Хочешь поквитаться?

Жуан поднял глаза. Страха в них не было, лишь глухая усталость, перемешанная со злостью.

— Хочу.

— Тогда слушай внимательно. Мне нужно лицо врага. Изобрази Мальборо. Сотвори из него чудовище, огра. Пусть он нависает над Францией, сжимая в лапе вместо шпаги — вилку. Он готовится сожрать всё: карту, города, людей. Уловил суть?

Секундное замешательство сменилось пониманием.

— Как на старых гравюрах? Где дьявол пожирает души грешников?

— Именно. Только дьявол носит парик английского герцога. Ты же видал его?

— Издалека. Да, как и все мы. Дайте доску. И резцы, если найдутся. Мои остались под завалом.

Подходящий кусок липы — крышку от ящика с инструментами — нашли быстро. Инструментом поделился мастер. Устроившись у фонаря, Жуан принялся за дело. Стружка веером летела из-под ножа. Он не вырисовывал детали, а рубил контуры грубо, экспрессивно, отсекая лишнее.

Параллельно свинцовые литеры ложились в форму.

Гвардейцы потащили кипы макулатуры. Двор превратился в полевую типографию. Через два часа Жуан протянул мне доску. Поднеся клише к свету, я удовлетворенно кивнул.

Мальборо вышел жутким. Паук с человеческим лицом и в треуголке разевал пасть над картой города с узнаваемыми чертами Лиона, сжимая в одной лапе нож, а в другой — мешок, видимо, с золотом.

— Годится. Мастер, вставляй!

Клише закрепили в форме рядом с текстом. Валики накатали краску — адскую смесь сажи и олифы, от вони которой першило в горле.

— Пробуем!

Архип уложил лист, опустил пресс, налег на рычаг. Механизм отозвался натужным скрипом.

Свежий оттиск блестел в свете фонаря. Надо чуть подправить.

— В тираж! — скомандовал я, лучше фиксирую и вправляя клише. — Работать сменами, пока руки не отвалятся. Нужны тысячи экземпляров.

Заработал станок, отбивая ритм ночной смены: стук, скрип, шорох бумаги. Лист за листом. К рассвету пространство между «Бурлаками» заполнилось сохнущими прокламациями. Ветер играл ими, заставляя тысячи маленьких Мальборо шевелить лапками.

Взятый с веревки лист был серым, но яд въелся в него намертво.

— Ну вот, — тихо произнес я. — Оружие готово.

Оставалась логистика. Доставить этот яд за линию фронта, в тыл, через кольцо блокады, сквозь которое и мышь не проскочит. Впрочем, де Торси упоминал человека, способного находить тропы там, где отсутствуют дороги. Пришло время его потревожить.

Лионский речной порт благоухал смрадом выгребной ямы, где смешались запахи гнилых досок и рыбьей чешуи. С воды, скрывая очертания пакгаузов, полз туман, а где-то там, за пеленой мглы и линией английских постов, Рона устремлялась на юг.

Скрипучие ступени увели меня в подвал таверны «Хромой лебедь», пропитанный духом забродившего вина. В углу, методично уродуя столешницу ножом, расположился Жак.

— Заблудились, генерал? — хмыкнул он, не удосужившись поднять взгляд. — Ратуша наверху. Здесь в меню только уксус.

— Я ищу дорогу, Жак.

— Их больше нет. Англичане обложили нас так плотно, что мышь не проскочит.

— Ты проскочил.

Он пожал плечами.

— Везение, которое дважды не работает. Они усилили посты. Нет, мсье. Моя шкура мне еще пригодится.

Золотая монета со стуком легла на липкое дерево стола. Жак скосил глаз на монету, правда поза его осталась неподвижной.

— Мне не проводник нужен. Требуется отправить груз.

— Какой? Порох?

— Бумагу.

Смех контрабандиста был похож на кашель.

— Бумагу? Решили закидать англичан плохими стихами? Или в Ратуше слишком много подтирки?

— Листовки. Тысячи экземпляров. Они обязаны попасть за стены — в деревни, в лагеря беженцев. В те места, где есть люди, умеющие читать и говорить.

Веселье Жака улетучилось. Приложившись к горлышку бутыли, он вытер губы рукавом.

— Каким образом? Голубей давно сожрали.

— Рекой.

Рука с ножом замерла.

— Воду не остановить, Жак. Решетки и цепи задержат лодку, но мусор пропустят. Мы закатаем листки в бочонки. Маленькие, из-под вина или сельди. Засмолим наглухо и доверим течению.

Жак задумчиво поскреб щетину. В глазах мелькнул профессиональный интерес.

— Бочки… Струя протащит их через центр города. А дальше, за стенами, у излучины, начинаются мели и заводи. Всё, что плывет, неизбежно прибивает к берегу.

— Именно. Английские патрули увидят. Решат, что это вино или припасы, упущенные нами при разгрузке. Выловят, вскроют в предвкушении добычи. А внутри — правда.

— Хм. — Нож выбил дробь по столешнице. — Допустим, выловят солдаты. Прочтут. А дальше? Вам же нужно, чтобы узнала вся Франция.

— Верно. Здесь вступаешь ты. У тебя остались люди ниже по течению?

— Имеются. Рыбаки, лодочники. Сидят тихо, как мыши под веником, но жрать-то надо.

— Я плачу за каждую деревню, куда попадет эта бумага. Найми их. Пусть вылавливают наши «посылки» там, где нет англичан. И разносят по ярмаркам, по трактирам. Помнишь, как такие же листовки взбаламутили Париж месяц назад?

— Помню, — усмешка тронула его губы. — Славная была буча. Ваших рук дело, генерал?

Я проигнорировал вопрос.

— Мы можем повторить. Только масштабнее. Если страна узнает, что ее продали, Мальборо сгорит в этом огне.

Монета исчезла в широкой ладони Жака.

— Договорились. На складе валяются бочонки. Вонючие, да воду держат справно.

— Тащи. Мы добавим свои, из-под пороха. И готовь смолу.

Спустя час порт превратился в муравейник, скрытый ночным мраком. Гвардейцы вперемешку с подручными Жака стаскивали к воде пустую тару. Листовки, свернутые в тугие рулоны и перехваченные бечевкой, отправлялись в чрево бочонков.

— Плотно не набивай! — шипел контрабандист. — Оставь воздух, иначе пойдет ко дну!

Крышки забивали наглухо, щели заливали кипящей смолой. Адская вонь разъедала глаза, тем не менее конвейер не останавливался ни на минуту. Вскоре причал украсила гора деревянных «бомб».

— Пора, — Жак вгляделся в густеющий туман. — Самое время. До рассвета проскочат.

Спуск начали без лишнего шума. Бочонки без плеска скатывались в черную воду, где течение подхватывало их, крутило и уносило в неизвестность.

— Мои люди встретят часть груза у излучины Святого Мартина, — вполголоса произнес Жак. — Там поток замедляется. Выловят, перегрузят на телеги, спрячут под сено. Через два дня эти картинки наводнят Орлеан. А через неделю доберутся до Парижа.

Вот шустрый. Видать, все же есть у него выход из города. Может слишком маленький, но есть. Хитер, жук.

— Хорошо. А англичане?

— А они выловят то, что проплывет мимо моих парней. Им тоже полезно просветиться. Особенно перебежчикам.