Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор

Схватив грифель, он рядом с моим неуклюжим наброском начал выводить четкие, выверенные линии нового затвора — более массивного, с дополнительным выступом-подавателем.

— И приемник для кассеты перекроет прицельную линию, — добавил он, не отрываясь от чертежа. — Придется мушку и целик смещать вбок. Уродливо получится.

— Пусть, — отрезал я, нащупав путь. — Мы жертвуем изяществом снайпера ради шквального огня отделения. Наше оружие — для грубой работы, а не для элегантных дуэлейэ

На рождающийся на наших глазах асимметричный, странный чертеж легла тень новой реальности. Мы решили первую проблему. Хотя я знал, что сейчас он спросит о других.

— Хорошо, — произнес наконец Нартов, откладывая грифель. Обведя наш уродливый эскиз, он посмотрел на меня в упор. — С подачей, допустим, разобрались. Но ты сам хочешь сделать лучше и проще. А как это сделать со старым кремневым замком? Он даст осечку на каждом третьем выстреле в сырую погоду. Для нашей системы это недопустимо.

Этого вопроса я ждал. Он был следующей логической стеной.

— Крепость нужно брать с другой стороны, Андрей. Мы не будем улучшать кремень. Вспомни наши старые опыты с гремучими солями.

На лице Нартова мгновенно отразилось презрение инженера к провальному проекту.

— Петр Алексеевич, брось. Мы же установили, почему это тупик. Да, оно воспламеняет. Один раз. Может быть, два. А на третий раз продукты горения той смеси — липкий, едкий шлак — забивают затравочное отверстие намертво. Для мушкета, который чистят после каждого выстрела, это еще можно было бы стерпеть. Но в нашей фузее, после одной кассеты, брандтрубка превратится в непробиваемую пробку! Это оружие для одного залпа, не более. Потому мы и забросили ту «дрянь», вернувшись к надежному кремню.

Его аргумент был убийственным. Он был прав. Старая технология капсюля была пригодна для одиночного выстрела, но абсолютно провальна для серии.

— Тогда это была «дрянь», потому что мы пытались зажечь один заряд, — парировал я, нащупав решение. — А теперь задача другая. Нам нужно зажечь восемь зарядов подряд. Быстро и без отказа. Твоя ошибка была в том, что ты видел проблему в механике. А она — в химии. Смотри.

Взяв медную пластинку, что лежала на верстаке, я с помощью плоскогубцев на глазах у обоих согнул из нее крошечный, неуклюжий колпачок.

— Мы не просто запечатаем эту «дрянь» сюда. Мы ее изменим. Мы добавим в нее то, что не даст ей засорять канал. Что-то, что сгорит без остатка или само прочистит путь для следующей вспышки. — Я повернулся к царевичу, который слушал нас с напряженным вниманием. — Ваше высочество, депеша Магницкому. Задача: создать состав для воспламенительного колпачка, который обеспечивает не менее десяти стабильных срабатываний подряд на одной брандтрубке без чистки. Пусть попробует «загрязнить» гремучую ртуть графитовым порошком или серой. Нам нужна не самая сильная вспышка, а самая чистая.

Нартов замер. Его мозг инженера тут же оценил смену парадигмы. Проблема переносилась из его епархии — механики — в епархию химиков.

— Чистая вспышка… — прошептал он. — Это меняет все. Если они смогут… Если колпачок не будет оставлять нагара… Тогда да. Тогда это сработает.

— Теперь дальше. Смотри. — Взяв медную пластинку, что лежала на верстаке, я с помощью плоскогубцев на глазах у обоих согнул из нее крошечный, неуклюжий колпачок. — Мы запечатаем эту «дрянь» сюда. Солдат не будет возиться с порохом на полке. Он просто наденет этот колпачок на специальную брандтрубку. Курок бьет по колпачку — и вспышка воспламеняет основной заряд.

Забыв про свои бумаги, Алексей подошел ближе, с любопытством разглядывая примитивный прообраз капсюля.

— Штамповать такие колпачки можно тысячами, — задумчиво протянул Нартов. — Однако сама смесь… Как ее укротить?

— Я тут думал… — я сделал вид, что размышляю. — Ваша ошибка с Магницким была в том, что вы гнались за чистотой состава. А что, если его, наоборот, «загрязнить»? Добавить что-то вязкое, что свяжет кристаллы? Вроде шеллачного лака. И что-то твердое, инертное, что не даст им тереться друг о друга? Скажем, толченое стекло. — Я повернулся к царевичу. — Ваше высочество, будьте добры, составьте депешу для Леонтия Филипповича. Передайте эту мысль. Пусть попробует. Это потребует много кропотливой и очень опасной работы, однако другого пути я не вижу.

Алексей молча кивнул, уже прикидывая в уме формулировки для приказа. Он становился частью процесса. Хотя по нему было видно, что он вообще ничего сейчас не понял.

— Хорошо, — произнес Нартов, принимая решение. — Допустим, люди Магницкого справятся. Но есть еще одно. Главное. — Подойдя к столу, где лежал затвор от СМ-1, прошедший тестовый отстрел, он перевернул его и высыпал на чистый лист пергамента горстку черной, маслянистой грязи. — Вот! Смотри! Это всего после пятидесяти выстрелов. А что будет после двухсот? После трех кассет твой прекрасный новый затвор просто заклинит. Его придется выбивать молотком.

Нартов вспыхнул. Его перфекционизм инженера восстал.

— Это не подход! Мы же можем найти способ, чтобы оружие работало без чистки! Мы можем улучшить бумагу, пропитать ее новым составом, изменить конструкцию затвора, чтобы он сам себя очищал!

Глядя на его упрямое, честное лицо, я с горечью ощутил укол недовольства к самому себе. Я, пришедший из будущего, чтобы нести прогресс, на деле собирался заменить инженерное изящество самой примитивной палочной дисциплиной.

— Андрей, — мой голос прозвучал устало. — Я бы сам хотел дать солдату идеальное оружие. Там — война. А у нас — месяцы, а не годы. Твой идеальный затвор будет готов к лету, а армия погибнет весной. Нам нужен не идеальный, а достаточно хороший механизм. И нужен он был еще вчера.

Он хотел возразить, но я поднял руку, останавливая его.

— Мы поставим костыль, — тихо сказал я. — И заставим солдата бежать на нем быстрее, чем враг ходит на здоровых ногах. — Я повернулся к Алексею. — Пиши, ваше высочество. Проект «Устава по боевому применению фузеи СМ-2». Пункт первый. Шомпол остается в комплекте, его назначение меняется. Отныне это не инструмент для заряжания, а инструмент для быстрой чистки. Пункт второй. После каждой третьей отстрелянной кассеты — обязательная чистка затвора и патронника банником! Неисполнение сего правила в бою карается как трусость перед лицом неприятеля!

Алексей, записывая, нахмурился. Он, как будущий полководец, тут же увидел слабое место.

— Но в пылу боя солдат может забыть или не успеть, барон.

— Значит, у него заклинит оружие, и его убьют. Это тоже дисциплинирует. Жестоко, но действенно, — отрезал я.

Нартов молчал. Ему не нравилось это решение, но как человек государственный, принимал его неизбежность.

Так, в спорах, в поиске компромиссов, мы провели остаток ночи и следующий день. Задачи были разделены. Запершись в мастерской, Андрей колдовал над механикой затвора и кассеты, пытаясь найти идеальный баланс между простотой и надежностью. Я же диктовал Алексею депеши химикам, ставя им почти невыполнимые задачи, и набрасывал главы будущего устава, пытаясь предугадать все, что может пойти не так в реальном бою. Странная, лихорадочная работа, в которой инженерная мысль переплеталась с военной тактикой, а химия — с психологией солдата.

Прошло несколько дней, стершихся в один сплошной, лихорадочный поток работы, споров и запаха горячего масла. Наша мастерская превратилась в осажденную крепость, где мы отбивались от нехватки времени, косности материала и собственных сомнений. Алексей дневал и ночевал здесь, превратившись в полноценного начальника штаба: вел переписку с Магницким, ругался с поставщиками, добиваясь нужной стали, и скрупулезно вел учет каждой детали, что рождалась под руками Нартова.

И вот, наконец, наступил момент. На большом листе ватмана, придавленном по углам чугунными гирьками, лежал итоговый, выстраданный, компромиссный чертеж фузеи СМ-2 «Шквал». Каждый узел и фаска были выверены и согласованы. Инженерная задача была решена. Мы победили. Наверное.