Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Сам момент взрыва я запомнил плохо — хлопок, звон стекла, какие-то предметы летают по салону, верх-низ меняются местами. Благо, я с прошлой жизни сохранил привычку всегда пристегиваться, даже на заднем сиденье. Когда попал в тело Горби, для меня стало тогда большим удивлением, что в самом главном автомобиле страны при наличии бронирования и прочих «штук для безопасности» ремни безопасности сзади отсутствовали. Пришлось тогда давать команду, чтобы их поставили — не раз я в будущем натыкался на видео, как при аварии людей на заднем сиденье мотает по салону. Читал даже про случай, когда один вот такой «любитель свободы» своим телом тупо убил сидящего в той же машине пристегнутого попутчика. Парни из «девятки» сначала посмеивались, а потом, по-моему, опять же по настоянию, внесли это правило в официальный протокол безопасности: все пассажиры внутри правительственного лимузина должны быть пристегнуты. Это, вероятно, и спасло мне жизнь.

Едва ЗИЛ, отброшенный в сторону взрывом, перекувырнулся через крышу и снова встал на колеса, события завертелись с умопомрачающей скоростью. Тут же нас окружили другие машины кортежа — это по Москве я мог кататься без сопровождения, в Средней Азии любят зримые символы, поэтому из местного ЦК мне прислали аж пять милицейских «Волг» — начали выскакивать люди, у бойцов «девятки» откуда-то появились в руках автоматы.

Меня мгновенно вытащили из помятого лимузина — спасший меня ремень тупо чиркнули ножом — и потащили в запасную машину. Я только успел мазнуть взглядом по своему стальному коню — досталось ему, конечно, преизрядно. Стекла — толстые триплексы — покрылись множеством мелких трещин, краска на том боку, который подвергся огненному воздействию, обгорела и облезла, внешние элементы кузова оказались смяты и густо побиты осколками, видимо, фугас был «заправлен» чем-то для дополнительного урона, покрышки на колесах слегка горели и дымились.

— Быстро! Быстро, Михаил Сергеевич! — Долго рассматривать место взрыва мне не дали, окружившие со всех сторон охранники буквально на руках внесли меня во второй ЗИЛ.

— Назад! Не в Ташкент, возвращаемся в аэропорт! — В голове что-то щёлкнуло — желания проверять на себе гостеприимность местных товарищей как-то мгновенно испарилось. Впрочем, охрана дело свое знала крепко, им дополнительные подсказки от объекта нужны не были.

Хлопнула дверь, взвизгнули шины, лимузин стартанул с пробуксовкой, развернувшись буквально на месте на сто восемьдесят градусов, — я и не думал, что тяжелая машина на такое способна — и рванул вперед по дороге. Вернее назад, в сторону воздушной гавани.

До места назначения долетели всего за несколько минут, я думал, что меня прямо сейчас же запихают в самолет, но, видимо, и на этот случай тоже имелась инструкция, потому что вместо быстрого отлета охрана оккупировала здание аэропорта, выгнав оттуда всех посторонних, и «заняла» круговую оборону. Ну, тоже логично, самолет на взлете находится в наиболее уязвимом положении, тут даже ПЗРК не нужно, достаточно по двигателю из автомата длинную очередь дать, и все — приехали.

Меня же без промедления потащили к медикам, благо по штату с собой на выезды в другие города положен был врач сопровождения. Впрочем, быстрый осмотр никаких серьезных повреждений не выявил. Пара ссадин, разбитая об косяк двери бровь, порез от разбившегося при кувырке стакана из-под воды. Подозрение на трещину в левой лучевой кости. Повезло еще — ну как повезло, просто не дураки инструкции писали, — что сидел я за водителем, соответственно при взрыве имел дополнительную защиту в виде метра пространства между собой и правой дверью. Сиди я на другом конце дивана — вполне могло приложить куда более качественно.

— Что там? — Нет, кажется, все же сотряс легкий есть, подмучивает как-то подозрительно, да и голова болит так, что аж звон в ушах. Второй за два года, что-то слишком кучно пошло, так недолго и коньки отбросить. Хотя, может, просто перенервничал, давление там, то-се, не пятнадцать лет же.

— Связались с Москвой. Евгений Максимович уже в курсе, все КГБ Узбекистана сейчас поднимается по тревоге. Но… Вроде тихо. Через тридцать минут прилетят две «вертушки», заберут нас отсюда. Ну или просто прикроют сверху.

Что имел в виду начальник моей охраны, я понял и без слов. Если бы было «не тихо», аэропорт уже пытались бы брать штурмом. Чтобы закончить начатое. А раз никто по нашу душу еще не прибыл, значит, местное руководство или не замешано в покушении, или как минимум не решилось на открытое выступление. Уже легче, прорываться в сторону границы РСФСР с боями совсем не хотелось.

— Кто-то пострадал?

— Из наших — нет, только ушибы и царапины. А вот местных посекло сильно, у них-то на «Волгах» стекла не бронированные. Одного наповал, еще двоих вроде как на скорой увезли. И… — Охранник замялся на секунду, как бы не зная, стоит ли об этом говорить, — там прохожие случайные пострадали. Целая семья… Сильно.

— Я слишком стар для этого дерьма, — сакраментальная мысль вырвалась у меня вслух, стоящие рядом бойцы только улыбнулись, врач же, наоборот, нахмурился и попросил поменьше разговаривать. До проведения полного сканирования я считался по умолчанию раненым и нуждающимся в покое.

Я только поднял ладонь вверх, признавая правоту эскулапа, и откинулся на заботливо подложенные подушки. Мы находились в медпункте аэропорта, маленькое помещение, обложенное голубоватой плиткой и с непременным аптечным запахом каких-то лекарств. Саднящая бровь и раскалывающаяся голова — мне уже дали какую-то таблетку, но она еще не подействовала — откровенно мешали мыслительному процессу, но делать все равно было нечего.

Кому я успел за эти два года насолить так, чтобы меня вот реально могли попытаться «актировать»? Да в общем-то многим, если быть честным. Чего-чего, а мозолей я успел отдавить немало. Тут и военные, и «реформаторы», которые изначально ставили на меня во время выбора нового генсека. Нацмены, конечно же, — никому в республиках не понравилась новая кадровая политика по ротации первых секретарей. Да еще и снабжение окраин стало похуже, вроде только год прошел, не так уж сильно были порезаны для них нормы снабжения, но… Это заметно, пошел уже шепоток, пошел.

С военными вообще забавно получилось. Все, что происходило последние два года с назначением адмирала на пост министра обороны, сокращением армии и урезанием затрат на военные программы, там, кажется, восприняли как… временную болезнь. Я несколько раз обсуждал это дело с маршалом Огарковым, и Николай Васильевич каждый раз уверял меня, что пусть нынешний Генсек и не является самым популярным политиком среди носящих погоны — хотя как минимум за показательную порку Пакистана и улучшение ситуации на афганском треке меня там крепко уважали — никакой реальной оппозиции военные внутри себя не сформировали.

А моментом, когда армейцы реально поняли, что как было раньше уже не будет, стал совершенно непримечательный эпизод. У нас уже год действовало подписанное с финнами из Nokia соглашение о совместной разработке и производстве компонентов мобильной связи. Цифрового ее варианта, аналоговый «Алтай» у нас с 1960-х как-то не шатко не валко работал, пришло время это дело переводить на современные рельсы. Ну и встал вопрос о частотах, какие-то там диапазоны нужны были, чтобы запустить экспериментальный островок сначала над Усть-Лужской СЭЗ, а потом — на втором этапе — над Ленинградом.

Мгновенно прискакали ко мне вояки с жалобами, что, мол, ущемляют их, хотят забрать частоты, которые они под себя зарезервировали. Я спрашиваю — вы ими пользуетесь? Не хочу даже пытаться изображать из себя технического специалиста, разбираюсь в этом деле примерно никак, поэтому пользуюсь нормальной «общечеловеческой» логикой. Есть, мол, какое-то реально существующее оборудование, которому гражданская мобильная связь может навредить?

«Нет», — отвечают, но вдруг появится когда-нибудь, а частоты заняты. В том смысле, что пусть лучше останутся эти диапазоны свободными, никем не используемыми, а гражданские пускай просто идут нахер со своими пожеланиями, в том смысле, что они там в игрушки играются, как дети, а мы серьезными вещами занимаемся — родину защищаем.