Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

— Упустили, значит, вовкулака… — задумчиво пробормотал Тихомир. — Этих тварей сложно отловить, уж больно они проворные.

— А ты уверен, что это был именно вовкулак? — спросил я у Игната.

Но из-за его плеча тут же высунулось лицо его супруги.

— А кто же еще это мог быть по-твоему? — с вызовом заявила она. — Самой меня, конечно, там не было — уж больно страшно туда идти было посередь ночи, но все мужики как один рассказывали потом, что это был вовкулак. Точнее и не скажешь!

— И на кого же он был похож? — полюбопытствовала Настя.

Игнат и его жена переглянулись.

— Ну-у, как на кого? — сказал Игнат, подумав. — Я не успел его рассмотреть во всей красе, слишком темно было. Да и прыгал он туда-сюда очень быстро, простому человеку за ним и не поспеть, а чародеев в нашей Соломянке отродясь не было… Но все же немного я разобрал, а и другие тоже кое-что видели… С виду его можно назвать огромным волком, вот только ходил он не на четвереньках, как нормальный волчара, а на задних лапах. Но пригибался слегка, как будто огромная голова тянула его к земле… Шеи у него почти не было, и казалось, что голова напрямую крепится к плечам. А плечи у вовкулака о-о-очень широкие, вот такенные! — раскинув руки, Игнат показал какой ширины плечи у вовкулака. Получалось, что в плечах он был целую сажень. — И бугристые все, сразу видать, что сила в нем неимоверная… В талии он тонок, но это ему нужно для гибкости движений и верткости. А вот ноги у него очень крупные, мощные. Он отталкивается ими от земли с такой силой, что в один прыжок может запрыгнуть на верхушку дерева. И при этом может тащить на себе сразу двоих человек…

Настя недоверчиво покачала головой.

— Слишком много подробностей ты описываешь, для человека, который этого оборотня почти не рассмотрел, — сказала она с сомнением. — Ну хорошо…А морда? Морда у него на кого похожа?

Игнат почесал лоб.

— Врать не стану, боярыня, морду его я не рассмотрел. Но зато увидел, что у него вот здесь, на самой макушке, рядом с ушами, рога торчат! Не очень большие, но острые.

Услышав об этом, Тихомир немедленно напрягся, по нему пробежала волна мелкой ряби.

— Ты погоди, Игнат, не трындычи! — остановил он словоохотливого крестьянина, властно подняв руку. — Ври, да не завирайся… Откуда у вовкулака рога? Отродясь не слышал, что у вовкулаков рога бывают! Это ты сам уже придумал, признайся.

Игнат выпучил глаза и размашисто перекрестился.

— Вот крест тебе, чародей! Ничего не придумываю, говорю все как было! У кого хошь спроси, да только в Соломянке никого сейчас не осталось. Новая седмица на носу, вот все в Лисий Нос и съехали. Потому как с той самой поры в ночь на каждую седмицу вовкулак стал совершать набеги на Соломянку. Но теперь он забирал с собой не только лишь скотину, но и людей. Скотину он разрывал на части и развешивал куски на деревьях, а людей уносил с собой. Потом их трупы находили со вспоротыми животами и без печени. Они на ветвях висели, а некоторые уже упали и лежали под деревьями, переломанные все… Вот такие дела у нас, бояре! После того, как в очередную седмицу вовкулак сына старостиного утащил, стали мы накануне этого дня в Лисий Нос уезжать вместе со всей скотиной, а в седмицу к вечеру назад возвращаемся. Кто-то по соседним весям к родным уходит, но большинство все-таки в Лисий Нос. Скотину за стенами под навесом привязываем, а сами в городе ночуем, нам там воевода большой амбар выделил. Все-таки крыша над головой… Вот мы в поле сегодня поработали, сейчас корову свою в Соломянке заберем и в Лисий Нос направимся. Того и тебе советую, княже! Потому как вскоре снова вовкулак нагрянет, и тогда в клочья порвет он того, кто здесь останется, а печень его сожрет!

И Игнат снова перекрестился.

Глава 14

Воевода из Лисьего Носа и его помощники

Хмуро кивнув на прощание крестьянам, мы отправились дальше. Здешним местам в какой-то степени повезло — армия беценеков прошла стороной, и поля остались несожженными, скот никто не угнал, дома не разорил и девок не попортил. Но как бы в оплату за это, чтобы жизнь местным крестьянам не казалась слаще сладкого сахара, напустил на них господь другое наказание — в виде вовкулака.

Рассказы об этих чудовищах я слышал с самого детства, еще в нашем имении в Светозарах. Ребятня деревенская рассказывала, что местный гончар Прохор каждое полнолуние превращался в волка. Он уходил к Ижорскому пруду к одинокой березе, садился там на пригорке и принимался выть. Тоскливо и протяжно, как воет голодный пес лунной ночью. Он выл, и выл, и выл, доводя себя до исступления, а потом вдруг в один миг оборачивался волком. Огромным матерым волком, вот только ходил он теперь на двух задних лапах, а передними мог легко схватить кого угодно, потому что отрастали у него человеческие пальцы с длинными звериными когтями. И тогда возвращался Прохор в волчьем обличии в Светозары и воровал там овец. Мясо поедал, а внутренности на ветвях развешивал. А мужики говорили: «Вовкулак балует. Надо бы попа пригласить, чтобы по улицам прошелся, да молитву прочел…» Считалось, что есть специальная молитва от вовкулаков.

И нас, мальчишек, нисколько не смущало, что громче всех к этому призвал сам гончар Прохор. Мы только загадочно улыбались друг дружке, подмигивали и шептались: «Внимание от себя отвлекает… Следы заметает, вовкулак проклятый!»

Впрочем, молитва обычно помогала, и стоило приглашенному попу пройтись по улочкам Светозар со специальной молитвою, как воровство скота немедленно прекращалось. До поры до времени…

Но в наших местах не бывало случаев, чтобы вовкулак нападал на человека. Мальчишки рассказывали, что это от того, что наш Прохор очень добрый, и вовкулак из него тоже получается незлобивый. А вот в других селах, они говорили, сплошь да рядом случалось, когда вовкулак пожирал кого-нибудь из односельчан. Бывало, что даже молитва от этого не помогала, и тогда приходилось складываться всем селением и собирать в общий котел некоторую сумму денег, чтобы пригласить к себе специального охотника на всяческую нечисть.

Брали такие охотники дорого, но дело свое делали справно, без дураков, а в доказательство своего успеха всегда предоставляли труп нечисти. Будь то вовкулак, кикимора какая или лешак-шатун. А уж как с трупом обойтись — это уже дело селян было. Это они сами решали, подвесить ли его сушиться на ветке, сжечь прилюдно, или же закопать поглубже с осиновым колом в груди. Для каждой нечисти свой собственный ритуал полагался.

Пока я рассказывал об этом своим спутникам, мы въехали в Соломянку. Деревенька эта была небольшая, и вся в основном вытянулась вдоль дороги, ведущей к городу. С одной стороны дороги располагалась сама деревенька, а с другой — хлебные поля, иногда сменяющиеся зарослями подсолнуха и небольшими березовыми рощицами. За рощицами порой проблескивала речка, вода в которой казалась золотой в лучах клонящегося к закату солнца. Когда последние домики Соломянки остались позади, потянулось местное кладбище, которое трудно было спутать с чем-то иным — возвышающиеся повсюду кресты говорили сами за себя. Располагалось кладбище на пригорке, чтобы по весне его не затопляло, не размывало могилы, и отравленные трупным гниением воды не шли в реку.

Пока шли через Соломянку, нам никто не повстречался. Наверное, уже все жители ушли в город вместе со своим скотом. Кто с коровой, кто с козочкой, кто с овцами. Слышно было только, как кое-где квохчут куры, да сухо лают псы на привязи, которые вовкулаков никогда особо не интересовали. По заборам до по крышам лазали коты, но ни одного человека заметно не было. Трубы не дымили. Никто не готовил ужин и не отпил баню, чтобы обмыться после тяжелой работы.

Тишина, порой нарушаемая упомянутыми звуками, казалась неприятной, напряженной. Когда вдалеке уже показались стены Лисьего Носа, на дороге нам повстречались трое всадников, неспешно бредущих навстречу. Все они были при оружии, и мы замедлили ход. Я положил руку на эфес шпаги, мельком заметив, что Тихомир тоже сжал рукоять своего оружия.