Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

С дерева вспорхнули шумные воробьи и умчались в дальнюю от нас сторону двора.

Нарек вздохнул.

— С Ариком мы примерно месяц назад не очень хорошо пообщались, — признался он. — Серик, ты же его знаешь. Арик… мечтатель, романтик и фантазёр. Ума не приложу, почему он служит в милиции, а не стихи пишет.

Давтян прокачал головой и сообщил:

— Арик на меня обиделся. На меня: на своего друга. Из-за женщины. Из-за Валентины. Трудно ему будет жить. Переживаю я за него. Но всегда ему помогу в трудную минуту. Так ему и передай, Серик. Когда его увидишь. Пожалуйста.

Около Рижского вокзала я простоял почти полчаса. Прохаживался мимо ведущих к входу в здание ступеней, посматривал на прохожих. Задерживал взгляд на улыбчивых женских лицах и на лицах мужчин, походивших на «земляков» Нарека. Невысокого черноволосого носатого мужчину я заметил, едва только он выбрался из остановившейся у вокзала «Волги». Вот только я не заметил у него в руках цветы. Увидел, как мужчина огляделся. Отметил, что он задержал взгляд не на проходивших мимо меня комсомолках, а на моём лице. Черноволосый рассматривал меня секунд тридцать, словно перепутал меня с памятником. Затем он направился в мою сторону.

Черноволосый мужчина остановился в двух шагах от меня и спросил:

— Ты, что ль, от Нарека? Сергей?

Я кивнул и ответил:

— От Давтяна. Сергей.

Мужчина бросил взгляды по сторонам (словно изобразил поведение Штирлица, явившегося на встречу со связным из «Центра»). Пропустил мимо себя мужчин с чемоданами. Снова взглянул на меня.

— Ты, что ль, Сергей, цветы хочешь? — спросил он.

— Хочу, — сказал я. — Розы. Пятнадцать штук.

Мужчина улыбнулся — сверкнул золотой коронкой на верхней челюсти. Он вскинул руки, будто бы решил меня обнять.

Но не шагнул ко мне, а сообщил:

— Есть у меня для тебя розы! Как и договорились. Пятнадцать.

Он развернулся на месте, поманил меня к себе рукой и поспешил к своему автомобилю. Оглянулся на ходу, будто заподозрил слежку. Я последовал за ним — тоже взглянул на стоявших около края проезжей части мужчин с чемоданами.

Черноволосый мужчина подошёл к «Волге», распахнул заднюю дверь. Заглянул в салон, сдвинул в сторону лежавшую на заднем сидении газету «Правда». Повернулся ко мне.

— Вот, смотри, Сергей, — сказал он. — Пятнадцать восхитительных роз! Красивые, как молодая невеста. Свежие, как утренний воздух. Только сегодня утром их срезал. Сам их вырастил: вот этими самыми руками!

Мужчина растопырил пальцы и показал мне свои ладони.

Я усмехнулся, кивнул. Заглянул в салон, увидел лежавшие на сидении цветы с длинными стеблями: белые розы.

— Беру, — сообщил я.

Протянул черноволосому свёрнутые в трубочку банкноты. Мужчина выхватил их у меня из руки, сжал в кулаке. В очередной раз огляделся и лишь затем пересчитал деньги; улыбнулся. Он сунулся в салон и аккуратно достал оттуда цветы. Протянул их мне. Я принял букет, тут же склонил голову к белым бутонам роз и вдохнул их аромат. Одобрительно кивнул и протянул руку черноволосому. Мы обменялись рукопожатиями — скрепили сделку. Мужчина передал привет Давтяну и посмотрел на розы — будто бы попрощался с ними взглядом. Я заметил, что проходившие мимо нас к вокзалу женщины первым делом взглянули не на меня, а на белые розы.

Домой я поехал на такси (нашёл его там же, около Рижского вокзала). Баюкал по пути в руках цветы. Хорошо рассмотрел их за время поездки. Признал, что земляк Нарека меня не обманул: розы выглядели превосходно.

Восхитился букетом и встретивший меня дома Юрий Григорьевич. Он покачал головой и спросил, «сколько же такая красота стоила». Я усмехнулся и сказал прадеду, что лучше ему цену этих цветов не знать.

Юрий Григорьевич хмыкнул, потёр грудь и покачал головой. Он принёс из гостиной стоявшую на подоконнике вазу, наполнил её водой. Когда я вернулся на кухню, розы уже красовались в вазе на столе.

На этот раз я прадеда не послушал. Решительно отклонил предложение Юрия Григорьевича «качественно отутюжить» мои брюки и «начистить» туфли. Потому что сегодня я выбрал для похода в театр иной образ: кроссовки и джинсы. От идеи надеть футболку с найковским логотипом я всё же оказался — в пользу купленной уже в семидесятом году рубахи. Надел часы, брызнул на себя привезённой из двухтысячного года туалетной водой. Причесался, сунул в карман «котлету» советских денег. Ко всему этому я добавил в свой сегодняшний образ главное: аккуратно завёрнутые Юрием Григорьевичем в газету «Правда» белые розы.

Спустился к дожидавшемуся меня около подъезда такси. Заметил любопытные взгляды сидевших на лавке во дворе женщин. Невольно вспомнил фразу из популярного советского фильма: «Наши люди в булочную на такси не ездят». Я усмехнулся и подумал: «Наши люди ездят на такси в театр». Я забрался на заднее сидение украшенной «шашечками» «Волги», озвучил водителю цель поездки. Баюкал на руках по пути к площади Маяковского букет цветов. Посматривал на проплывавшие за окном московские улицы. Рассматривал будто бы нарочно расположенную почти на самой вершине букета надпись «Правда» и два чёрно-белых изображения орденов Ленина.

Около Московского театра сатиры сегодня вновь собралась толпа. Нарядно одетые граждане заглядывали в лица проходившим мимо них людям и спрашивали «лишний билетик». Я свой билет лишним не посчитал. Поэтому подобно ломавшему льды ледоколу проследовал напрямик к входу в театр. Расталкивал преграждавших мне путь граждан локтями и плечами. Бережно прижимал к груди цветы, спрятанные за отпечатанными на бумаге чёрно-белыми орденами. Уже в театре убедился, что мне в толпе не подчистили карманы. Снова отметил, что взгляды женщин теперь привлекало не только моё лицо и плечи, а ещё и торчавшие из газеты стебли.

Сан Саныч и Варвара Юрьевна уже сидели на своих местах. Они поприветствовали меня, с любопытством взглянули на обёрнутый газетой букет. Варвара Юрьевна вручила мне программку сегодняшнего спектакля. Начало спектакля я просмотрел с интересом. Хотя следил не сколько за сюжетом пьесы, сколько за игрой актёров. Снова восхитился талантом Андрея Миронова и Михаила Державина. Полюбовался на Лебедеву. Во время антракта остался в зале. Потому что помнил: кофе в буфете не найду, а настроения для шампанского у меня сейчас не было. Съел под строгим присмотром бабушки Вари купленный Сан Санычем в буфете пирожок.

Вторая часть спектакля мне тоже понравилась. Я почти не сводил глаз со сцены, придерживал руками упиравшиеся стеблями в пол спрятанные под газетой цветы. Едва не уронил букет на пол, когда по окончании спектакля в едином порыве вместе со всеми зрителями вскочил на ноги и захлопал в ладоши. Артисты выстроились в шеренгу, поклонились публики. Мужчины и женщины поднимались из зала на сцену, дарили артистам цветы. Я заметил, что и Алёна не осталась без букетов. Я встретился с Лебедевой взглядами — мы обменялись улыбками. Актёры в первый раз покинули сцену — унесли с собой полученные от поклонников цветы.

Лишь тогда я сорвал с роз газету, неспешно сложил её и положил рядом с собой на кресло. Посмотрел на розы — они выглядели сейчас будто пришельцы из другого мира: из памятных мне девяностых годов, когда подобные цветы продавались в многочисленных палатках и магазинчиках на улицах Москвы. Я расправил на цветах листву. Заметил, как замер увидевший мой букет Сан Саныч. Александров перестал аплодировать, покачал головой и одобрительно хмыкнул. Удивлённо взмахнула ресницами стоявшая рядом со мной Варвара Юрьевна. Она улыбнулась и что-то мне сказала — шум не смолкавших зрительских оваций заглушил её слова.

Овации зрительного зала вызвали артистов на повторный поклон. В этот раз актёры выходили парами, но снова выстраивались в шеренгу. Елена Лебедева появилась рука об руку с Михаилом Державиным. Алёна тут же отыскала меня взглядом. Она увидела у меня в руках букет — вскинула брови. Я улыбнулся и пошёл к ведущим на сцену ступеням. Стоявшие в первом ряду мужчины и женщины замечали розы — удивлённо замирали, провожали меня взглядами. Я поднялся вместе со своей ношей на сцену. Артисты повернули в мою сторону лица. Я прошёл вдоль их шеренги, выслушал ироничные шепотки, положил свой букет в Алёнины руки.