Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

— У меня получилось, дед, — сообщил я. — «Кровавый мальчик» не случился.

Я отсалютовал прадеду кофейной чашкой.

Юрий Григорьевич поднял на меня взгляд, пару секунд рассматривал моё лицо.

Затем он поставил на стол чашку и сказал:

— Посмотрим. Платки где?

— На столе, — ответил я.

Прадед не без труда поднялся со стула и побрёл в гостиную. Я пошёл за ним следом. Снова отметил его усилившуюся сутулость и стариковское кряхтение, совсем не свойственное тому Юрию Григорьевичу, которого я встретил в этой квартире два месяца назад. Прадед подошёл к журнальному столику, окинул взглядом разложенные на столешнице предметы. Я придержал комментарии. Они и не понадобились: Юрий Григорьевич сел в кресло, натянул браслеты из платков. Он чиркнул спичкой, зажёг свечу. Фитиль радостно затрещал, словно поприветствовал хозяина квартиры. Юрий Григорьевич взял в руки платок кашлянул, прикрыл глаза.

Я остановился рядом с диваном (не скрипнул пружинами). Стоял, наблюдал за тем, как мой прадед хмурил брови и прислушивался к потрескиванию фитиля. Пламя свечи окрасило кожу на лице Юрия Григорьевича в нездоровый желтоватый цвет. Оно оживило тени на стене — те будто бы слегка покачивались. С улицы доносилось чириканье птиц и едва слышные голоса уже высыпавшей на площадку у дома ребятни. Я почесал запястья — будто бы представил, что снова надел браслеты. Подумал о том, что именно сейчас представил в своём воображении Юрий Григорьевич. Или кого-то? Мой прадед кашлянул, повернул голову и отыскал меня взглядом.

— Действительно, — сказал он, — пустые. Оба.

— А третий? — спросил я.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Не знаю, — ответил он. — Так его не почувствуешь. Нужен «поиск».

— Попробуем? — предложил я.

— Попробуй.

Юрий Григорьевич бросил мне платок с Кровью Вадика. Я поймал его, почувствовал ещё хранившееся в нём тепло прадедовских ладоней. Увидел, как Юрий Григорьевич поочерёдно стянул с себя браслеты и уронил их на пол около стола (словно мусор). Прадед потёр грудь, откинулся на спинку кресла. Выждал, пока я положу ему руку на голову. Закрыл глаза и будто бы устало заговорил: неспешно описал стоявший в его спальне торшер. При этом он безостановочно потирал грудь, часто покашливал. Стрелка воображаемого компаса появилась, послушно указала на стену: в сторону прадедовского письменного стола.

Я убрал с холодного лба Юрия Григорьевича кончики пальцев, прислушался к своим ощущениям.

Сказал:

— Голова не болит. Он живой.

— Поздравляю, Сергей, — произнёс Юрий Григорьевич. — Кхм. Ты действительно справился без «кровавого мальчика».

Я опустил на прадеда взгляд и спросил:

— Когда займёмся тобой, дед? Плохо выглядишь.

— Сегодня и займёшься, — ответил Юрий Григорьевич. — Вечером. Когда Саня и Варя приедут.

В прадедовской квартире я не усидел: поспешил на проспект Вернадского — туда, где проживала Надя Петрова и её младший брат. Дед меня не удерживал. Сказал: «Проверь, конечно. Если не терпится». Я резво домчался до метро, словно на утренней пробежке. Спустился на станцию, забрался в душный вагон. Сразу же направился к Надиному дому. Подарками не запасся: я о них попросту позабыл. Не заметил рядом с Надиным подъездом ни «подозрительной» суеты, не увидел там и машину с красным крестом на кузове. Взобрался на верхний этаж, смахнул рукой выступившие на лбу капли пота, когда оказался рядом с дверью в квартиру Петровых.

Дверь мне открыла наряженная в потёртый домашний халат Надя. Она взглянула на меня и словно не поверила своим глазам. Дважды моргнула, поздоровалась. Голос её прозвучал неуверенно, удивлённо. Я вдохнул хлынувший мне в лицо из квартиры воздух, пропитанный ароматом жареной картошки. Буднично отвесил Надежде набор стандартных комплементов — они проявили на Надином лице радостную улыбку и вернули Петрову к реальности. Извинился за ранний визит (лишь теперь сообразил, что явился в гости с пустыми руками). Прислушался — недовольный и голос Вадима не услышал, хотя дверь в его комнату была приоткрыта.

— Вадик ещё спит, — ответила на мой вопрос Надя. — Он не проснулся на завтрак. Хотя я его минут пять будила.

— Точно… спит? — спросил я.

Надя посмотрела мне в глаза, приподняла брови.

— В каком смысле? — сказала она.

Я положил руки на её плечи.

— Можно я войду? Поговорю с твоим братом.

Решительно сдвинул Надежду в сторону. Одарил её улыбкой. Шагнул через порог квартиры и в уличной обуви пошёл к кровати Вадима.

— Конечно, проходи, — догнал меня Надин ответ. — Только…

Я вошёл в комнату Вадика. Поморщил нос, уловив неприятные запахи — тут их не заглушил даже аромат жарившегося сейчас на кухне картофеля. Я сразу отметил, что Надин младший брат не повернул в мою сторону конопатое лицо и не открыл глаза. Остановился около головы Вадима, прижал пальцы к бледной коже на его шее. Увидел, как вздымалась от дыхания грудь Петрова ещё до того, как нащупал пульс. Усмехнулся, поправил простыню, служившую Вадиму одеялом. Только теперь услышал бормотание радиоприёмника. «…Партия воспитывает кадры, — сообщил диктор, — основываясь на глубоком уважении и доверии к ним…»

— Серёжа, что случилось? — спросила Надя.

Я бросил очередной взгляд на лицо спящего Вадима, повернулся к его сестре.

— Всё хорошо, Надя, — заверил я. — Всё просто прекрасно.

— Разбудить Вадика?

Я покачал головой, ответил:

— Не надо. В другой раз с ним поговорю.

— Он давно уже так крепко не спал, — сообщила Надежда. — Обычно Вадим просыпался от любого шороха. А сегодня не проснулся к завтраку. Обед скоро. А Вадик ещё с утра глаза не открывал.

Она с сомнением взглянула на своего брата.

— Пусть себе спит, — сказал я. — Сон — это хорошо. Люди во сне выздоравливают. Мне так один знакомый доктор говорил. Вадиму не помешало бы выздороветь. В его случае важна каждая крупица здоровья.

— Да, конечно…

Надя подняла взгляд на моё лицо.

— Серёжа, о чём ты хотел поговорить с моим братом? — спросила она. — Что передать ему, когда он проснётся? Или ты его подождёшь? Ты не проголодался? Я варенье из крыжовника открыла…

Я покачал головой. Будто бы спохватился — сунул руку в карман. Достал сложенные пополам сотенные купюры, протянул их Наде. Надежда посмотрела на деньги и тут же пугливо спрятала за спиной руки. Будто испугалась, что обожжёт о банкноты пальцы.

— Здесь триста рублей, — сказал я. — Это для Вадима. Отдай ему, когда проснётся.

Петрова снова взглянула на деньги и тут же решительно тряхнула головой.

— Серёжа, не надо, — заявила она. — У нас всё есть. Нам чужие деньги не нужны. Бабушка с дедом скоро пенсию получат…

Надя попятилась к двери. Всё так же прятала руки за спиной.

Я пожал плечами и ответил:

— Это не вам, а ему.

Я указал на спящего Вадима и сообщил:

— Он сам меня в прошлый раз попросил. Только у меня тогда не было с собой такой суммы.

Я помахал деньгами.

— Вот, принёс. Как и пообещал.

Петрова растерянно моргнула.

— Вадим попросил? — переспросила она. — Зачем?

— Этого он мне не говорил. А я не спрашивал. Твой брат пообещал, что вернёт деньги, когда устроится на работу.

— На какую работу?

«…Сейчас наше общество вступило в такой этап развития, который предъявляет особенно высокие требования к политическим, деловым и моральным качествам каждого партийца…» — пробормотал у меня за спиной голос из радиоприёмника.

Я развёл руками.

— Понятия не имею. Твой брат мне об этом не сказал.

Надежда стрельнула взглядом в лицо спящего Вадика.

Вновь посмотрела на меня и заявила:

— Сергей, ты, наверное, неправильно его понял. Вадика не возьмут на работу.

Она пожала плечами.

— Возможно, — ответил я.

Положил сложенные пополам банкноты на письменный стол и заявил:

— Разбирайтесь сами. С Вадимом. Я пообещал, что принесу — я принёс.