Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

— Первое. Моторизация и механизация. На Халхин-Голе я убедился — будущее за танковыми клиньями и мотопехотой. Нам нужны не отдельные бригады, а целые механизированные корпуса. С новыми танками — с противоснарядной броней, мощными пушками. Те Т-26 и БТ, что есть сейчас — это уже вчерашний день. Их японская артиллерия легко поражает.

Сталин молча затянулся, кивнув, чтобы я продолжал.

— Второе. Связь. Раций не хватает катастрофически. Командиры батальонов не могут вызвать огонь артиллерии, командиры полков теряют управление в наступлении. Нужно наладить массовый выпуск надежных радиостанций для танков и пехоты.

Снова кивок.

— Третье. Авиация. Наши «И-15» и «И-16» выиграли у японцев, но ненадолго. У них уже есть более современные машины. Нам нужны новые истребители и пикирующие бомбардировщики для поддержки наземных войск.

Сталин подошел к пепельнице, выбил в нее из трубки пепел. Вынул из коробки с «Герцеговиной-Флор» папиросу, надломил ее и принялся набивать табаком трубку. И хотя он был сосредоточен на этом процессе, я понимал — вождь меня внимательно слушает.

— Четвертое. Подготовка командиров. Многие воюют по шаблонам Гражданской. Нужно учить взаимодействию родов войск, умению прорывать укрепленные районы, а не бросать пехоту в лобовые атаки.

Я сделал паузу, глядя на Сталина. Его лицо оставалось непроницаемым.

— Продолжайте, товарищ Жуков, — сказал он.

— Пятое — экипировка.

— Экипировка? — переспросил Иосиф Виссарионович.

— Да, товарищ Сталин. Разрешите начистоту?

— Не разрешу. Потребую.

— Экипировка и обмундирование наших бойцов мало отличаются от таковых времен империалистической и Гражданской войн. А современная война предъявляет иные требования.

— Какие же, товарищ Жуков?

— И форма и экипировка должны быть более удобными. Красноармеец все необходимое носит либо на плече, либо на поясе, либо за спиною — в вещмешке, как его отцы и деды. Таким образом нагрузка распределена не равномерно. А ее нужно распределить по всему телу. Это и облегчит нагрузку на марш-бросках и в атаках и сократит, к примеру, время на перезарядку стрелкового оружия.

— Интересно рассуждаете, — сказал вождь. — Можете изложить это нашим специалистам?

— Могу, товарищ Сталин. Позвольте заметить, что все эти перемены возможны лишь при полной мобилизации нашей промышленности. Все это требует ресурсов, станков, квалифицированных рабочих. Нужно срочно расширять производственные мощности на Урале и в Сибири, подальше от западных границ.

Я замолчал, хотя далеко не исчерпал свой список. Пожалуй, зря я ляпнул про Урал и Сибирь. Насторожится вождь. Кабинет заполнился густым дымом из его трубки. Сталин медленно подошел к столу, положил трубку в пепельницу.

— Вы предлагаете не план наступления, а программу перевооружения всей армии, — произнес он наконец, ровным, словно лишенным эмоций голосом. — Это требует времени. Даже за год мы не уложимся. А японцам необходимо ответить сейчас.

— Товарищ Сталин, — я сделал шаг вперед. — Мы можем нанести японцам чувствительный удар и сейчас, но для полного разгрома Квантунской армии и удержания территорий… Без этих мер мы рискуем повторить судьбу царской армии в 1905 году. Имея храбрость бойцов, но проигрывая из-за отсталой техники и тактики.

Он снова взял трубку, смотря на карту Маньчжурии.

— Ваши предложения… они уже звучали. Но не от тех, кто только что вернулся с победоносной войны. Тухачевский тоже говорил о танках… — он бросил на меня быстрый, испытующий взгляд.

Я невольно сглотнул. Он проверял меня на лояльность, проводя параллель с врагом народа.

— Речь идет не о теориях, товарищ Сталин, — четко сказал я. — Речь идет о том, что я видел своими глазами на поле боя. О том, что уже доказало свою эффективность в ограниченном масштабе. Моторизованные стрелки, поддержанные танками и авиацией, решают исход боя. Артиллерия, управляемая по радио, — пробивает любую оборону. Это не теория. Это практика.

Сталин снова повернулся ко мне. В его глазах, казалось, мелькнуло уважение.

— Хорошо. Подготовьте подробный доклад. С конкретными предложениями по срокам и ресурсам. Мы его рассмотрим. Что касается японцев… — он снова ткнул трубкой в карту, — мы нанесем удар. Ограниченный. Чтобы напомнить им об их месте. А ваши предложения… они могут пригодиться для более масштабных задач. Вы свободны, товарищ Жуков.

Я откозырял и вышел. Спина была мокрой от напряжения. Я предложил ему не просто военную реформу. Я предложил стратегический курс. И он его… принял к рассмотрению. Это был первый, самый опасный шаг. Впереди была борьба с косностью аппарата, с нехваткой ресурсов, с инерцией мышления. Вот только дверь была открыта. И я был готов в нее войти.

Глава 14

Москва, Московский текстильный институт

Кабинет ректора больше походил на творческую мастерскую. На стенах висели образцы тканей, на длинном столе лежали образцы сукна, схемы станков и эскизы костюмов. В общем — совершенно мирная обстановка.

Ректор, Николай Яковлевич Канарский, далеко не старый профессор с умными, усталыми глазами, и несколько ведущих преподавателей смотрели на меня с нескрываемым любопытством и некоторой опаской. Комкор в стенах их института был явлением нечастым.

— Товарищи, — начал я, положив перед собою папку с предварительными набросками, — понимаю, что в мое появление в стенах вашего учебного заведения вас несколько удивило. Все-таки вы работаете в сугубо гражданском учебном заведении, но работа по укреплению обороноспособности нашей страны — долг каждого советского человека. Я обратился к вам, а не в наркомат легкой промышленности вот почему. У вас, наверняка, учатся талантливые ребята, способные решать необычные творческие задачи. Как раз такую, вернее, целый ворох таких задач я хотел бы перед вами поставить. Хочу сразу предупредить, разговор наш пока предварительный, но сам товарищ Сталин заинтересован в в результатах этого разговора, так как им поручено мне собрать предварительную информацию по ряду важнейших для нашей армии вопросов.

Присутствующие переглянулись, с их лиц немедленно слетело скучающее выражение. Упоминание имени вождя подействовало, как холодный душ. Выдержав паузу, я подошел к доске и начал рисовать мелом упрощенную схему.

— Посмотрите на обычную гимнастерку. Мешковатая, неудобная, сковывает движения. Необходимо то и дело менять подворотнички. Хлопчатобумажная ткань, когда намокает, становится тяжелой и долго сохнет, а в жару не дышит. Красноармеец в такой форме — не воин, а страдалец. Я уже не говорю о том, что современное обмундирование мало чем отличается от обмундирования времен Гражданской, империалистической, даже — русско-японской войны тысяча девятьсот четвертого— пятого годов! А ведь более тридцати лет прошло, товарищи! И это только — гимнастерка, а ведь есть еще — шинель, сапоги, ботинки с обмотками. Не говоря уже о головном уборе рядового бойца.

— Что тут скажешь, — пробормотал один из преподавателей. — Традиция…

— Традиция? — переспросил я. — Наша родина — революция, сказал Владимир Ильич, следовательно, чтя традиции, мы должны оставаться революционерами во всем.

Ректор кивнул, делая пометки в блокноте.

— Что вы предлагаете, товарищ комкор?

— Во-первых, покрой. Нужна не гимнастерка, а нечто вроде куртки-блузы. Более свободного кроя, но без излишнего объема. Воротник должен быть комбинированным, то есть — когда требуется — отложным, а когда нужно закрыть горло, то застегивающимся наглухо. Рукава — с плотно, но не жестко облегающими манжетами, чтобы снег, пыль и насекомые не забивались.

Я видел, как преподаватели, которые сами были конструкторами одежды, переглядываются. Их можно было понять. Ведь я и впрямь предлагал отход от без малого столетних традиций.

— Во-вторых, материал, — продолжал я, дожимая их. — Нам нужно два основных типа ткани. Для летней формы — легкую, гигроскопичную, хорошо впитывающую пот. Для зимней — утепленную, возможно с добавлением искусственного волокна для прочности и легкости. И главное — окраска тканей должна быть не одноцветной, а с камуфлирующим рисунком.