Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

— Николай Николаевич, — я понизил голос. — «И-180» — это хорошо, но стране нужен задел на будущее. Нужен самолет с новым, мощным мотором, с убирающимся шасси, с защитой для летчика. Машина, которая будет господствовать в небе несколько лет. Не сейчас, а завтра. Все, что вам нужно для этой работы, я попытаюсь обеспечить.

Он посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. Редко военные заглядывали так далеко вперед.

— Я… подумаю над эскизами, — осторожно сказал он.

Из цеха Поликарпова я направился в КБ Туполева, вернее, в ЦКБ-29 — знаменитую «туполевскую шарагу». Попасть туда было не так-то просто. Все-таки — это ведомство госбезопасности, но товарищ Сталин позаботился о том, чтобы передо мною открывались все двери.

Меня провели к Андрею Николаевичу. Он, видимо обрадовавшись том, что видит генерала с армейскими петлицами, еще не зная о моем визите к Поликарпову, сразу начал рассказывать о своем новом бомбардировщике.

— … а вот «АНТ-42», товарищ комкор, он же ТБ-7, — с воодушевлением говорил он, — машина уникальная! Дальность, потолок…

— Андрей Николаевич, — мягко, но твердо прервал я его. — Стратегические бомбардировщики — это важно. Только сейчас остро не хватает другого — фронтового пикирующего бомбардировщика. Точного, живучего, способного наносить удары по японским укрепрайонам и колоннам с минимальным риском для своих войск.

Туполев нахмурился.

— Пикировщик? Это же не наш профиль…

— Ваш профиль — создавать лучшие самолеты в мире, — парировал я. — А задача — дать армии то, что ей нужно для победы. Представьте машину с мощным двигателем, с бронированной кабиной и автоматическим выходом из пике. Чтобы летчик мог целиться, как из винтовки.

Я видел, как в его глазах загорается профессиональный интерес, заглушающий первоначальное раздражение.

— Это… интересная задача. Требует проработки.

— Прорабатывайте, — сказал я, вставая. — Я включу этот пункт в доклад. И постараюсь, чтобы на вас смотрели не как на заключенного, а как на главного конструктора, решающего важнейшую государственную задачу.

Мой последний визит в тот день был в Наркомат связи. Там меня ждал самый тяжелый, но и самый важный разговор. Начальник Главного управления связи РККА, корпусной комиссар Н. Н. Алексеев, выслушал мои требования о тысячах новых радиостанций для танков и пехоты с плохо скрываемым скепсисом.

— Георгий Константинович, вы требуете невозможного! — развел он руками. — Промышленность не осилит такие объемы. Да и зачем танку рация? Командир флажками прекрасно…

— Товарищ комиссар, — голос мой стал стальным, — на Халхин-Голе из-за отсутствия связи мы теряли танки и людей. Без радиосвязи не будет ни управления боем, ни взаимодействия родов войск, ни побед в современной войне. Это не пожелание, это требование. Я внесу его в доклад лично товарищу Сталину. И предложу перепрофилировать часть заводов на выпуск радиоаппаратуры. Выбор за вами — возглавить этот процесс или уступить место тому, кто сможет.

Алексеев побледнел. Фраза «внести в доклад лично товарищу Сталину» подействовала безотказно.

Выйдя на улицу, я глотнул еще теплого сентябрьского воздуха, переведя дух. Каждый такой разговор был сражением. Я собирал армию единомышленников — инженеров, конструкторов, ученых.

Их знания и мое видение будущей войны должны были создать ту силу, которая сможет остановить любого врага. Доклад для Сталина превращался из отчета в программу действий. И я был готов отстаивать ее до конца.

Научно-исследовательский институт металлургии и брони (НИИ-48)

Директор института, профессор Анатолий Иванович Малахов, смотрел на разложенные на столе образцы стали с видом хирурга, изучающего рентгеновские снимки. Я положил перед ним каску образца 1936 года и свой эскиз.

— Анатолий Иванович, эта каска — не более чем символическая защита, — начал я без предисловий. — Осколок или пуля с близкой дистанции легко ее пробивают. Нам нужен новый шлем. Не просто стальной колпак, а эффективное средство защиты.

Малахов взял в руки каску, покрутил ее.

— Увеличить толщину? Но вес…

— Не в толщине дело, — перебил я. — В форме и технологии. — Я указал на свой эскиз. — Нужна более обтекаемая форма, с развитым козырьком и удлиненными полями сзади и по бокам. Чтобы пули и осколки застревали не в черепе, а в металле. И делать его нужно не из этой стали, а из легированной, с более высокой твердостью.

— Это резко удорожит производство, — покачал головой Малахов.

— Дешевле, чем хоронить обученного бойца, — жестко парировал я. — И это только первая задача. Вторая — куда сложнее.

Я достал из планшета несколько фотографий с Халхин-Гола, на которых были запечатлены красноармейцы с рваными ранами от осколков.

— Основные потери — от артиллерийских и минометных осколков. Пуленепробиваемые жилеты могли бы спасти тысячи жизней.

В кабинете воцарилась тишина. Малахов смотрел на меня как на сумасшедшего.

— Товарищ Жуков, вы предлагаете одеть всю пехоту в… рыцарские доспехи? Это технически невозможно! Вес будет запредельным!

— Я предлагаю не латы, — я ткнул пальцем в эскиз. — А противопульный жилет для штурмовых групп, саперов, разведчиков. И противоосколочный — для артиллеристов, расчетов пулеметов, то есть для тех, кто не совершает многокилометровые марши. В качестве наполнителя можно использовать не сталь, а другие материалы. Текстильные пакеты, специальные сплавы алюминия. Задача вашего института — найти решение. Определить оптимальную толщину и конфигурацию пластин, разработать конструкцию подсумков для них.

Малахов задумался, в его глазах загорелся профессиональный азарт.

— Это… нетривиальная задача. Сплавы алюминия… Возможно, мы могли бы проработать вариант с пластинами из стали «СИ-1»… Но это все в теории. Нужны испытания, стрельбы…

— Организуйте, — отрезал я. — Я добьюсь выделения полигона и боеприпасов. Главное, рассчитайте ТТХ — вес готового жилета, уровень защиты от пули и осколков на разных дистанциях. Срок на предварительные расчеты — месяц.

— Вы ставите невыполнимые сроки, товарищ комкор!

— Война ставит еще более жесткие сроки, профессор. Я не требую готовых изделий завтра. Я требую начать работу сегодня. Пока вы будете проводить расчеты, я буду пробивать решение о запуске опытных партий на одном из оборонных заводов.

Я понял, что в его голове уже крутятся формулы, варианты сплавов, схемы расположения пластин. Напрямую приказывать я ему не мог, но я бросил ему вызов. И для настоящего ученого это был лучший стимул.

— Ладно, — наконец выдохнул Малахов. — Мы возьмемся, но готовьтесь к сопротивлению. Генштаб будет против — скажут, это разоружит армию.

— С Генштабом я разберусь сам, — сказал я, собирая свои бумаги. — Ваша задача — дать мне железные аргументы в виде расчетов и опытных образцов. Спасем жизнь хотя бы одному из десяти бойцов — это уже победа. А сэкономленные на подготовке нового бойца средства окупят сто таких жилетов.

Выйдя из института, я почувствовал странное удовлетворение. Шлемы, жилеты… Казалось бы, мелочи, но из таких «мелочей» и складывается боеспособность армии. Боец, уверенный в своей защите, воюет лучше. А сбережение обученного личного состава было ключом к победе в долгой, тотальной войне, которая, я знал, неизбежно грядет.

Задумавшись, я не услышал скрипа тормозов. И обернулся только тогда, когда меня окликнули:

— Товарищ Жуков, можно вас на минутку?

Глава 15

Москва, Наркомат внутренних дел, кабинет Л. П. Берии

Народный комиссар внутренних дел СССР встретил меня в своем просторном кабинете, обставленном с подчеркнутой, почти буржуазной роскошью. Ноги утопали в ворсе ковра, свет ламп отражался в полированной столешнице красного дерева, мягкие кресла так и манили погрузиться в них. И все же я понимал, что разговор будет нелегким.

— Георгий Константинович, дорогой, прошу, садитесь, — с мягким кавказским акцентом проговорил хозяин кабинета. — Рад видеть одного из наших самых перспективных военачальников.