Жуков. Халхин-Гол (СИ) - Алмазный Петр

— Взаимно, Лаврентий Павлович, — отозвался я, пожимая его ладонь.

Как и Сталин, в реальности Берия не походил на того карикатурного персонажа, которого мне приходилось видеть в кино. Он указал на кресло, а сам занял место за столом, сложив руки перед собой. Его взгляд, внимательный и пронзительный, словно просвечивал меня рентгеном.

— Мне стало известно о вашей… кипучей деятельности, — начал он, отчеканивая слова. — Я говорю не только о победах на фронте… Новые танки, самолеты, форма, даже какие-то… броневые жилеты для пехоты. И все это вы собираетесь изложить в докладе товарищу Сталину. Очень масштабные планы.

Я кивнул. Нарком знал все. Каждую мою встречу, каждый разговор. А чего я хотел? Глупо было бы думать, что моя бурная деятельность останется незамеченной органами госбезопасности.

— Планы, необходимые для укрепления обороноспособности страны, Лаврентий Павлович, — сказал я.

— Бесспорно, — кивнул он, его улыбка стала чуть шире, но выражение глаз за стеклами знаменитого пенсне не изменилось. — Меня, как человека, отвечающего за безопасность страны, интересуют… двойное применение некоторых ваших предложений.

Он выдержал паузу, давая мне понять, что это не вопрос, а требование.

— Вот, к примеру, эти новые радиостанции для тактического звена. Представляете, какие возможности они открывают для агентурной работы в тылу противника? Или для контроля за… собственными войсками в сложной обстановке.

Я не удивился, так как с самого начала понимал, что разговор пойдет именно об этом. И все-таки уточнил:

— Моя задача — повысить управляемость войск в наступлении, Лаврентий Павлович.

— Вы и так прекрасно с ней справляетесь, — парировал нарком. — Но почему бы не пойти дальше? Ваша идея с камуфляжной тканью… Она ведь пригодится не только бойцам на передовой, но и нашим диверсантам, действующим в глубоком тылу врага. Надо подумать о специальных образцах для органов.

Он подошел к шкафу, достал графин с вином и наполнил два бокала. Протянул один мне.

— Или вот эти… броневые жилеты, — продолжал он. — Скрытое ношение их позволило бы обезопасить не только пехоту, но и сотрудников органов и, что главнее всего, первых лиц нашей партии и правительства.

Я взял бокал, пригубил. Берия произносил слова спокойно, почти дружелюбно, но за каждым из них стоял тонкий расчет. Он предлагал мне союз. Не просто поддержку моих инициатив, а интеграцию их в систему, где военные технологии служили бы не только РККА, но и системе государственной безопасности.

— Вы совершенно правы, Лаврентий Павлович, мои предложения имеют не только сугубо военное назначение, — сказал я, ставя бокал на стол.

— В современной войне, Георгий Константинович, грань между открытым боем и секретной операцией весьма условна, — кивнул нарком с пониманием. — С нашей поддержкой ваши проекты получат зеленый свет. Ресурсы, люди, ускоренное внедрение. А без нее… — продолжал Берия, его тон стал почти доверительным, но в глазах оставалась стальная ясность, — вы можете столкнуться с… излишней бюрократической волокитой. А время, как вы сами понимаете, дорого.

Этот человек понимал больше, чем произносил вслух. И зная его биографию, не только как комиссара государственной безопасности, но и государственного деятеля, я понимал, что он вполне способен оценить не только предложения по точечным усовершенствованиям.

— Вы абсолютно правы, Лаврентий Павлович, — сказал я. — Время — критический фактор. И я ценю возможность ускорить реализацию проектов, жизненно важных для обороны. — Я сделал небольшую паузу, подбирая слова. — Что касается двойного применения… Вы обозначили крайне важные аспекты. Действительно, надежная связь и скрытность необходимы не только на поле боя. И если мои предложения могут быть полезны органам госбезопасности в их сложной работе, я буду только рад, но я считаю, что все эти и многие другие новшества принесут пользу стране только в том случае, если их решать комплексно.

Берия внимательно меня слушал, его пальцы медленно барабанили по столу.

— А именно? — уточнил он.

— А именно — предложения по реорганизации обороны СССР в преддверии неизбежной войны с европейским и дальневосточным империализмом.

— Вот даже как?

— Именно так, Лаврентий Павлович.

— Что ж, это разумный подход, Георгий Константинович, — кивнул Берия. — если решать накопившиеся проблемы, то сразу все скопом. Тем более, взаимодействие нашей военной науки, оборонной промышленности и органов госбезопасности должно быть самым тесным. Наши интересы в укреплении государства, в конце концов, совпадают. — Он снова наполнил бокалы. — Полагаю, прежде, чем представить доклад товарищу Сталину, мы должны провести расширенное заседание с представителями всех заинтересованных ведомств. А с бюрократическими проволочками… мы разберемся.

— Благодарю вас, Лаврентий Павлович, — я поднял бокал. — Уверен, что такое сотрудничество пойдет на пользу общему делу.

— Кстати, о вашей безопасности, Георгий Константинович, — Берия отпил и отставил бокал, и его взгляд стал пристальным, почти отеческим. — Наши органы работают не только на опережение врага, но и на защиту наших лучших командиров. К примеру, на перегоне между Соловьевском и Читой нашли тело неизвестного монголоидной внешности. Следствие пока считает, что он сорвался с подножки вагона. Экспертиза показала, что он должен был выпасть из вагона того самого поезда, на котором ехали вы, с командармом Штерном. Возможно, это совпадение, но я не верю в случайность таких совпадений.

Я не удивился. Берия, конечно, должен был узнать об этом происшествии. Возможно, его люди уже тогда следили за вагоном, в котором мы ехали. Вот только, где же они были, когда этот придурок на меня кинулся? Впрочем, какой смысл скрывать?

— Это не совпадение, Лаврентий Павлович, — сказал я. — И он не сорвался. Я его выбросил.

Берия медленно откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе. Ни тени удивления не мелькнуло на его лице.

— Продолжайте, — произнес он мягко.

— Это было на вторые сутки пути. Ночью. Я вышел на площадку подышать. Там была открытая дверь и человек, который вдруг бросился на меня с ножом. Нож короткий, с пробковой рукоятью и узким лезвием, как раз пригодный для удара между ребер. Я его подобрал. Он у меня в гостинице в чемодане.

— И как это вы умудрились? — спросил Берия с неподдельным интересом.

— Увернулся. А потом ударил ногой в грудь. Он и улетел с подножки под откос. Я не стал никому докладывать. Не хотел лишнего шума.

Берия несколько секунд молча смотрел на меня, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах я увидел холодное одобрение.

— Правильно сделали, что не стали поднимать шума. Зачем информировать агентуру врага. — Он помолчал. — Значит, японцы и их приспешники из РОВС не оставляют попыток. Сначала тот диверсант-неудачник Скорино, теперь вот этот… Это подтверждает правильность курса на усиление безопасности, в том числе и персональной. И показывает, что ваша боевая выучка, Георгий Константинович, не подвела вас и в такой… нестандартной ситуации.

Он подчеркнул слово «нестандартной», давая понять, что оценил и мое хладнокровие, и мою физическую подготовку.

— С этого момента, — продолжил Берия, и его голос вновь обрел официальные нотки, — ваша личная охрана будет усилена. Моими людьми. Не для контроля, — он слегка улыбнулся, видя, что я напрягся, — а для гарантии. Ваша жизнь и безопасность — теперь вопрос государственной важности. Вы слишком ценный кадр, чтобы японцы или кто бы то ни было могли безнаказанно охотиться на вас, как на зайца.

Я кивнул. Отказываться было бы глупо и оскорбительно. Да он и не спрашивал моего мнения, он информировал о решении.

— Понимаю. Благодарю за заботу.

— Не за что, — отмахнулся нарком. — Мы с вами, Георгий Константинович, каждый на своем посту, делаем одно дело. Охраняя вас, мы охраняем будущие победы Красной Армии. Так что давайте работать. А с этими… охотниками, — он махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи, — мы разберемся. Обещаю, больше они вам мешать не будут. До встречи!