Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Послушай, ты меня за кого принимаешь? – улыбнулся я. – На Эрнста я выходов не имею и влиять на редакционную политику программы «Время» точно не в силах.

– Я тебя предупредила.

– Жанна, я тебе один умный вещь, скажу, только ты не обижайся, да ?

– Ну, – с вызовом ответила она.

– Успокойся. Твой шеф, который сейчас втаптывает тебя в грязь, очень скоро заткнётся. Очень скоро тебя начнут поощрять на всех уровнях, показывать как выдающееся достижение региональной правовой системы, а то и федеральной. Ты же хотела широкие лампасы на юбке и шитые золотом звёзды? Ну так и мысли стратегически. Скоро шеф будет тобой хвастаться как одним из лучших своих достижений.

– Ты идиот? Что ты несёшь? Зачем мне эта шумиха?

– Тебе это надо для того, чтобы иметь развязанные руки. Очень скоро твой шеф больше не сможет на тебя орать, втаптывать в грязь и запихивать огурцы, куда не следует. Потому что ты будешь на карандаше у самого главного вашего босса, эскаэровского.

Для убедительности я показал пальцем на потолок.

– В этом нет ничего хорошего, кроме огромного кровавого геморроя, – заявила она.

– Не скажи, моя дорогая. Если грубо и схематично, ты станешь тотемом, священным животным, самой крутой легавой нашего сыска.

– Это свяжет меня по рукам и ногам.

– Да, но одновременно даст дополнительные степени свободы. И твой шеф не рискнёт на тебя наезжать, когда увидит, что тебя цитируют центральные каналы, а самый главный шеф спрашивает по цепочке шефов поменьше, мол, как там моя красотулечка Жанна Константиновна поживает? Вот тогда он начнёт тебя в попу целовать и пылинки сдувать. Только ты сама‑то не бычься, работай над имиджем. Ты же красотка, трудолюбивая, упёртая, злая. Ты и есть та самая, избранная. Въезжаешь?

Жанна насупилась, поиграла связкой ключей от квартиры и посмотрела на меня, как Ленин на буржуазию. В глазах её поблескивали зарницы, отражая грозу, которую пока ещё удавалось гасить где‑то там, в глубине сердца.

– И в конце концов, – продолжил я, – шеф твой не посмеет тебе сказать, мол, так и так, Сучкова, прикрывай дело Щеглова.

– Шалаевой, – поправила она.

– А может, ты и на Щеглова дело заведёшь. Ты, кстати, пулю, извлечённую из того бандоса в доме у Шалаевой, исследовала? Много на стволе кровушки?

– Хватает! – недовольно буркнула она.

– Слушай, Жанна, запроси в архиве дело капитана Бешметова, опера, убитого в марте девяносто пятого. Только никому об этом не говори, слышишь? Никому! Втихушечку, ладно? Заодно проверим, не успел ли кто выкрасть и уничтожить материалы. Я бы, честно говоря, совсем не удивился, потому что… Сейчас скажу важную вещь. Слушай. Я считаю, что Бешметова убил именно Никитос. И скорее всего, из этого самого пистолета. И оружие лежало у него в сейфе все эти годы.

– Стал бы он хранить это оружие у себя, – фыркнула Жанна. – Ты думай, что говоришь.

– Никитос стал бы.

– С чего? Бред какой‑то.

– Ты просто проверь. Много сил и времени это не займёт, но если я окажусь прав, ты понимаешь, какие карты окажутся у тебя на руках? А к ним и другие карты пойдут. Если действительно это то самое оружие и оно лежало все эти годы в сейфе Никитоса. Скорее всего, грабители взяли его вместе с бабками и тут же применили.

Она помотала головой.

– Фигня какая‑то! Фигня, Краснов! Нахрен я вообще с тобой, малолеткой, связалась! Дура! Идиотка!

– Жанна, перестань. Всё ведь нормально. Давай мы с тобой поужинаем, я тебя накормлю, хочешь? Ты поешь, расслабишься, подобреешь.

– Ни на что не надейся! – воскликнула она и подняла палец вверх.

– Посмотрим, – пожал я плечами, – что ты запоёшь, когда съешь всё, что я принёс.

– Закрой рот!

– Жанна.

– Не зли меня, Краснов!

Я подмигнул и пропел:

– Position number one… Отдыхаю сам…

– Краснов! – прорычала она.

– Position number two… Тебя хочу…

– Ах ты дрянь! – воскликнула Сучкова и, размахнувшись, швырнула в меня увесистую связку ключей, которую держала в руках.

Я успел увернуться. Ключи влетели в стеклянную дверку шкафа, и комната наполнилась звоном и дребезгом.

– Убирайся вон! – завопила Жанна.

– Даже не надейся, – ответил я и, широко улыбнувшись, продолжил вокальные упражнения.

Я знаю точно, знаю наверняка

Сегодня вторник и ты дома одна

И я тебе звоню, position number two…

Жанна сжала кулаки и, как дикая гарпия, как разъярённая фурия, бросилась на меня…

Жанна бросилась ко мне с таким видом, будто готова была меня загрызть, растерзать, придушить и съесть. Проглотить целиком. Другой бы на моём месте дрогнул, попятился, проявил малодушие. Но только не я. Нет. Не я.

Я же распахнул свои объятия и улыбнулся. Всё, что тебе надо – это любовь, хотел сказать я. Хотел, да не успел. Жанна налетела как девятый вал, как цунами, как тунгусский метеорит, как борец сумо. Но разве могла справиться хрупкая, хотя и яростная барышня с будущей звездой ММА?

Я выстоял. Не упал, удержался на ногах, не согнулся и не дрогнул. Я обхватил и сжал её, сдавил в своих объятиях. Как удав Каа. Как обруч бочку. Руки её оказались прижатыми к бокам. Она, похоже, не ожидала, что я окажусь таким виртуозным и в предварительных играх тоже. Не ожидала, но не сдалась, попыталась вырваться, зашипела, замотала головой, исхлестав меня своей гривой. Она даже хотела меня укусить, пнуть и что‑то там ещё. Но я не позволил.

– Сейчас, – ласково проговорил я, – я свяжу твои руки ремнём и хорошенько отшлёпаю. Хочешь?

– Бесишь! – прохрипела она и дёрнулась, подавшись ко мне, и я пропустил этот порыв дал приблизиться… но не до конца.

Её губы замерли в паре сантиметров от моих. Я улыбнулся и потянулся к ней, усыпляя бдительность. Она уже размечталась, как оттяпает мне губу и попьёт молодецкой кровушки. Но не тут‑то было. Я ослабил хватку и, пока она не поняла, в чём дело резко крутанул её прижимая к себе спиной.

– Кусаться нехорошо, – усмехнувшись, прошептал я ей в ухо и, чуть наклонившись, поцеловал в шею.

Она дёрнулась, но я был готов и держал её крепко. Только… кажется, она уже не собиралась вырываться.

– Бесишь… – повторила она, только на этот раз шёпотом и добавила, – сделай так ещё раз.

Я сделал. Мне было не жалко. Она обмякла, словно ноги её стали ватными. Мне пришлось подхватить её на руки и отнести на диван. Наверняка, она что‑то задумала. Слишком вдруг стала покладистой и смиренной.

– И женщина, как буря, улеглась… – процитировал я выдающегося философа Фоменко, но даже эта фраза не превратила Жанну снова в гарпию, а меня в Прометея.

Это было подозрительно.

– Иди сюда, – прошептала жертва моей самозащиты.

– Нет, – засмеялся я. – Меня не проведёшь. Есть у тебя верёвка?

– Зачем? – удивилась она.

– Сделать узду. Хочу, наконец, объездить тебя сегодня.

– Ах, ты!!!

Она вскочила с дивана и снова бросилась на меня. И тут я, конечно, сплоховал. Меня вдруг смех разобрал и, вместо того, чтобы готовиться к битве ни на жизнь, а на смерть, я согнулся от смеха и отбивался слабо, неэффективно. А она, коварная, воспользовалась, завалила на ковёр и вдруг… тоже начала смеяться.

– Негодяй… – задыхаясь от смеха, выдохнула Жанна. – Бабник!

– Это я‑то⁈ – возмущённо захохотал я.

Как подросток. Впал в детство. В общем, маразм крепчал.

– Ну, не я же…

Она придавила меня, прижала лопатками к ковру и склонила голову над моим лицом. Заколка с её конского хвоста где‑то потерялась и на меня хлынул водопад чёрных смоляных волос, распространяя тонкий, волнующий и вызывающий острое желание аромат. В нём перепутались сладость, горечь, лёгкость и дикость, словно мы взмыли высоко в небо и, оказавшись над снежными вершинами, начали дышать полной грудью.