Патриот. Смута. Том 2 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Шуйский значит. Василий четвертый. Царь. Он тебя, выходит, послал. Денег дал, чтобы татар привести? Со шведами не вышло. Родственник оказался в разы талантливее и тебя и всех твоих прихлебателей. Пришлось убрать героя? Отравить родную кровь. Зубы сами собой скрипнули, а кулаки сжались. Шуйский, гад.

Ладно. Разберемся со всем этим. Сейчас что-то нужно делать с тобой, Артемка.

Я сел над ним, посмотрел в глаза, холодно так, злобно.

— Кто ты? — Он удивился. — Ты не Игорь, нет.

— Думаешь? — Я буравил его взглядом.

Он молчал, смотрел на меня и страх постепенно заполнял его глаза. Гримаса ужаса появилась ни лаце.

— Того Игоря больше нет. Убили его, как и должно было быть. — Говорил тихо, холодно, не отрывая взгляд. — Теперь я за него. И новый Игорь тебе Артемка, ох как не понравиться. И тебе и татарам твоим и Жуку и даже Шуйскому.

Я криво улыбнулся, повторил.

— Даже Шуйскому твоему, я не по душе буду. Тут дела поделаю и до него доберусь. Плевать, царь он там, не царь. Раз на землю татар пустить решил, ответ держать будет.

— Нет. — Пленник затряс головой. — Нет, ты, ты.

— Пошли.

Я поднял его. Он вроде встал, сделал хромающий шаг, сбился.

— Что, ноги не держат? Земля русская тебя носить отказывается. — Усмехнулся я. — Иди.

Мне пришлось возвращаться пешком. Напарник мой снимал все, что было можно с убитой лошади, возился там, а мы с Артемием добрались к месту боя. К парому.

Туда уже стеклись все наши пленные. Народу было много, дым рассеялся, тумана стало совсем мало, почти что сошел он.

На месте переправы верховодил Григорий. Рядом с ним суетился мокрый с ног до головы мужичок, трясущийся от холода и, явно боящийся нас всех. Неказистый, бедно одетый, кланяющийся любом служилому человеку.

Завидев меня, подьячий махнул рукой, сказал паромщику.

— Никита, давай тут сам, мне с боярином надо.

— Не извольте беспокоиться, господин. — Тот кланялся ему в пояс.

Подьячий подошел. Посмотрел на моего пленного, плюхнувшегося в траву. Нос сломан, хлюпает, сопли подбирает, губы разбиты, кафтан в крови — так себе видок был у Артемия. Спросил.

— Враг твой?

— Да не, так, знакомый.

Григорий рассмеялся зычно, громко. Не ожидал я от него такого. Посмеялся, уставился на меня серьезно.

— Если ты так со знакомыми, боюсь спросить, как с врагами. — Улыбка исказила его лицо.

— Вот так, товарищ мой. Вот так. — Я хлопнул его по плечу.

— Я что хотел сказать. — Он опустил голос, заговорил шепотом. — Там в сумках…

— Ну? — Нарушил я паузу, хотя уже понимал, что там увидел подьячий.

Глава 2

Григорий смотрел на меня внимательно, взгляд серьезный, холодный. Вся веселость прошла. Я ответил тем же. Ясно было, что там он нашел. Как и подозревал, этот боярин со своими людьми вез серебро в степь. С кем-то там он должен был встретиться. Не верилось, что таким малым отрядом хотел он пересечь все Поле до Крыма.

Был ли Жук его связным, агентом или они ставленники разных кремлевских башен — это предстояло выяснить. Допросить боярина со всем пристрастием.

Злость брала за то, что вот так просто русский человек вез деньги тем, кто готов был жечь и убивать. Нанимать иноземцев, чтобы они разоряли русские земли. Что это, если не предательство? Да, может быть для людей семнадцатого века нанять армию, чтобы убивать своих же по крови — это норма. Все же национальные государства только-только зарождаются. Мышление иное — феодальное. Но для меня… Для человека из двадцать первого века, сражавшегося за свою страну весь конец двадцатого — однозначно нет. Это предательство земли, людей на ней живущих, чего-то глубокого и сокровенного.

— Давай Григорий, не томи. — Я вышел из раздумий. Хотел услышать слова товарища, получить подтверждение догадкам.

— Игорь. — Начал он неспешно. — Сотоварищ… — Первый раз назвал меня так. — Боярин.

Он вздохнул, слова подбирал, тяжело ему давалась эта речь.

— Денег там, боярин, серебро… Армию купить можно. Помнишь, толковали мы про этого… — Он погладил свою редкую бороденку. — Про Делагарди. И про сто тысяч ефимков ему обещанных.

— Помню. Недавно же было. — Хотя, если так подумать из-за плотности событий, может и давно уже. Столько всего произошло за эти дни.

— Тут, может, и не сто тысяч, не считал. Но много, очень много.

— Угадал я, сотоварищ. — Я смотрел ему прямо в глаза. — Рад, что назвал ты меня так, за своего наконец-то признал. Это хорошо. Я же тебе тогда сказал, что татар нанять хотят.

— Сказал.

— Теперь не наймут.

— Мало нас. — Покачал головой подьячий. — Мало.

— По крупице сила собирается. Теперь попроще будет.

— До серебра этого людей охочих будет… — Он покачал головой. — Много. Очень много.

— Знаю, Григорий. Знаю. Только это теперь, казна наша.

— Казна? — Он удивился.

— Оружие у нас есть, теперь и казна есть. С татарами разберемся и…

— К царевичу Дмитрию податься хочешь, московит? — Взгляд его был серьезен. — Отомстить за предательство. Кто там тебя к нам с подметными письмами послал?

Кто послал, понять сложно. Мстиславский, которого мой реципиент боялся до дрожи в коленях. С ним поговорить надо. По сей строгости. Не смотреть на то, что князь. Как с равным. А лучше, с позиции силы.

Но в словах подьячего был еще иной смысл. Разобравшись здесь, нужно выбрать сторону, царя на престол сажать. Которого?

К авантюристу и лжецу — вору тушинскому я не пойду. Если первый еще хоть что-то толковое из себя представлял, да и то спорно. Второй — марионетка. Человек бесталанный, вынесенный наверх жадными до власти силами.

Подумать надо. Ой, как подумать о том, что дальше делать.

Рожи эти… что Лжедмитрий, что Шуйский, что бояре за спиной его воду мутящие — все одно. Грязь и змей клубок. Как-то иначе надо. Кого-то с сильной рукой да всем миром на трон сажать.

Кого?

Жив ли еще Скопин? Если память не изменяет — уже нет. Уже отравлен.

— Григорий, подумать надо. Устали мы сейчас. Да и с татарами еще дел много.

— Это верно. — Он погладил бороду. — Давай к делам теперешним от грядущих. Грузиться надо бы.

— Все не влезем.

— Да. Разделиться придется. На два, а то и три хода парома.

— Мыслю так. Тебя тут за главного оставляю. Забираю раненных, самых ценных пленных, троих наших бойцов и Пантелея. Он товарищ надежный, сторожить их будет, как зеницу ока. Лошадей с ценным имуществом. Ну и всех, кто влезет на паром следом. — Я почесал затылок. — А ты с остальными вторым заходом. Не сбегут же.

— Да куда они денутся. — Он вновь уставился на меня. — А с Маришкой чего решил?

— В монастырь напомни, как там отца святого зовут?

— Так, он нам лодки-то и свои давал. Отец при Церкви Успения Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Зовут Серафимом. Ммм… — Он погладил бороденку. — Серафим Филипьев. Думаю, ждет он нас, за лодки спросит.

— Спасибо. Работаем.

Я поднял Артемия за шиворот, потащил к парому. Подьячий начал раздавать приказы.

— Идем. — Толкнул я пленника.

Боярин стиснул зубы, нога его сильно беспокоила, но кое-как перемещался. Лицо злое, негодующее. Не привык, чтобы так с его персоной обращались.

— Пантелей! — Громко выдал я.

Здоровяк был тут как тут.

— Чего, боярин.

— Задача тебе, важнейшая. Вот этот хмырь. — Я указал на Артемия. — Потом татарин, которого мы в лесу на хуторе схватили и еще один, здесь в плен его взяли. Тоже степняк какой-то. А еще лысый такой, с хутора, рука раненная. Которого мы с тобой в винокурне нашли. Их в первую очередь погрузить. Стеречь. Головой отвечаешь.

— Понял, боярин. Только это. — Он чуть смешался. — Лысый плох совсем. Еле ковылял. Рана кровит.

М-да, медицина же здесь не к черту. А я ему вчера прилично так руку рассек. Перевязать-то перевязали, но гемостатиков же нет. Шить — это лекарь нужен, а его среди наших не было. До кремля воронежского дойдем, там что-то можно думать. А крови потерял он действительно много. Еще и заражение могло начаться. Помрет. Нужен ли он мне? Допросить стоит. Но если не довезем, да и черти с ним. Невелика персона.