Наследник 4 (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Дайте ему воды. — Я кивнул на гонца, который все еще стоял на коленях, дрожа всем телом. Волынский, опомнившись, поспешно плеснул воды в серебряный кубок и протянул дрожащему человеку.

Я впился взглядом в гонца.

— А теперь, — мой безжалостно-спокойный голос заставил его вздрогнуть, — расскажешь все с самого начала. И ничего не упускай. Где именно ты их видел? Каково число войска на вид? Точно ли три тысячи?

Гонец судорожно сглотнул, осушив кубок. Мое хладнокровие, кажется, подействовало на него отрезвляюще. Он перестал дрожать и заговорил уже более связно:

— В конце апреля явились к Нижнему Новгороду. Со стен города считали — говорят, и правда тысячи три, а то и больше. Страшная сила….

— Что за казаки? Как вооружены? Есть ли у них пушки? — продолжал я методично задавать вопросы, выстраивая в голове картину.

— Всякие. И с Волги, и с Терека, и просто вольница гулящая. Вооружены справно: сабли, самопалы. Пушек я не видел, разве что малые, затинные.

— Что говорят о самом «царевиче»? Как он выглядит? Кто при нем в советниках?

— Царевич… — гонец замялся, — молод, черняв, голосом зычен. В казачьем кругу держится просто, братается с ними. А в совете у него, сказывают, какие-то беглые монахи да дьяки опальные, что грамоте обучены и речи ему пишут. Это то, что в городе говорят.

Я кивнул. Картина прояснялась. Теперь главный вопрос.

— Как на него реагирует народ? Встречают хлебом-солью или боятся?

— Боятся, государь! — не задумываясь выкрикнул гонец. — Они два села пожгли, добро все выгребли, девок попортили! Разбойники! Их в город от того и не пустили, ворота затворили. Так они с наскока взять пытались, да наши от стен отбили! Теперь вот… стоят под городом, в осаде его держат, окрестности жгут. Меня и послали рассказать, едва прорвался…

— Понятно, иди отдыхай, тебя проведут. — И я махнул рукой.

Воротынский и Волынский смотрели на меня, ожидая приказов, но я молча указал им на выход. Мне нужно было подумать. Одному.

Три тысячи сабель — это сила, которую можно разбить. А вот слух, что его на свадьбу свою государь звал. Эта фраза превращала самозванца в возможного наследника, которого признал царь.

Мне нужно было знать правду. Звал или не звал? От этого зависело все. Если это ложь — ее нужно разоблачить, выставить на посмешище, лишить самозванца главного оружия. А если… если правда? Если Дмитрий в своем безумии действительно с кем-то списался, дал какие-то обещания? Тогда дело становилось во сто крат хуже.

Но кто мог это подтвердить или опровергнуть? Я перебирал в уме всех, кто был близок к покойному. Мнишеки? Эти солгут, не моргнув глазом, если увидят в этом хоть малейшую выгоду для себя. Бояре? Они не знали и половины личных дел государя, он их к себе близко не подпускал.

А кто знал все его тайны? Кто писал за него письма, читал донесения, был его тенью?

И тут я остановился посреди комнаты. Память услужливо подсунула образ. Тихий, исполнительный человек с умными, наблюдательными глазами и тонкими, привыкшими к перу пальцами. Человек, который всегда был рядом с Дмитрием, но держался в тени.

Секретарь, Ян Бучинский.

Я вспомнил наши нечастые разговоры. В отличие от спесивых шляхтичей, Бучинский был человеком разумным, почти ученым.

Я резко шагнул к двери и распахнул ее.

— Елисей! — позвал я.

Мой верный слуга тут же возник из полумрака коридора.

— Найди мне Яна Бучинского, бывшего секретаря государя. — Я понизил голос, и приказ мой прозвучал тихо, но твердо. — Живо. И тайно. Никто не должен знать, что я его ищу. Доставь сюда.

Елисей молча кивнул и так же тихо исчез. Теперь оставалось ждать.

Я снова и снова начал прокручивать в голове дни мятежа, пытаясь вспомнить каждую деталь, каждого участника. Ближний круг Дмитрия… поляки, русские бояре… его охрана…

И тут меня словно холодом обдало.

Охрана, иностранные наемники. И я вдруг с абсолютной ясностью осознал, что в суматохе последних дней — допросах, похоронах, советах — совершенно упустил их из виду. Что с ними стало?

Мысль о неучтенной вооруженной силе заставила меня резко обернуться.

— Сторожа! — крикнул я, и в дверях тут же возник мой гвардеец. — Ко мне Волынского! Живо!

Через несколько минут в кабинет вошел Матвей Григорьевич.

— Княже?

— А что стало с наемной гвардией? С людьми капитана Маржерета? Где они сейчас?

Волынский на мгновение нахмурился, припоминая.

— А, с этими… Часть их перебита, когда на тебя покусились, княже. Часть в подклете, отдельно от бояр и иезуитов. Ждут своей судьбы. А те, кто не участвовал, в слободе своей сидят, носа не высовывая.

Он помолчал, а затем добавил с плохо скрываемым боярским презрением:

— Бойцы они умелые, спору нет. Но верность их, как известно, продается тому, кто платит.

Он поклонился и вышел, оставив меня переваривать услышанное. Я снова подошел к окну.

Мысли вновь начали крутиться в голове, с наемниками разберусь позже. Мне нужно знать, кто он такой, этот «Петр», какова его истинная сила. Мне нужна разведка, пока я тут все утрясаю.

Кого послать? Нужен был кто-то свой. Надежный, быстрый, не слишком заметный.

Точно Агапка. Десятник московских жильцов. Простой, верный, исполнительный. Не интриган, не боярин. Решение было принято. Я резко шагнул к двери, выходя в полумрак коридора, где несла караул моя стража.

— Позвать ко мне Агапку, десятника, — приказал я стоявшему у входа Викше. — Он должен быть у себя на подворье. Живо.

Прошел час, а может, и полтора. Ожидание было мучительным.

Наконец, в дверь постучали. Я ждал Елисея, но вошел Викша.

— Княже, привел Агапку.

— Зови, — махнул я рукой.

В кабинет вошел Агапка. Он был в простом кафтане.

— Здрав будь, княже, — поклонился он. — Звал?

— Садись. Дело есть важное. Срочное и тайное, — жестом указал я на лавку.

Сам остался стоять, нависая над ним.

— На Москву идет войско, — начал я без предисловий, прямо и жестко. — Три тысячи казаков. Во главе — самозванец, что кличет себя царевичем Петром. Они подошли к Нижнему Новгороду, пытались взять его штурмом, но были отбиты. Теперь стоят под стенами, держат город в осаде.

Лицо Агапки на миг окаменело.

— Что прикажешь? — просто спросил он.

— Ты нужен мне, Агапка. Набери сотню из московских жильцов по моему слову. Надо немедленно выступить в сторону Нижнего Новгорода. — От боя уклоняться любой ценой! — подчеркнул я. — Вы — мои глаза и уши. Узнать все: где стоит самозванец, какова его сила на самом деле, что с Нижним. Посмотрите, узнайте, что сможете, и немедленно назад. Понял?

Он коротко кивнул.

— Но в Москву не возвращайся, — добавил я ключевой приказ. — Как только все выяснишь, прямым путем скачи в Гороховец. И будешь ждать, когда либо я с войском приду, либо кто-то еще, или гонца к тебе отправлю.

Агапка, осознав всю важность миссии, четко ответил:

— Исполню, княже, не сомневайся!

Он уже собирался уходить, но я остановил, сорвал с собственного пояса тяжелый, набитый монетами кошель.

— Это на все нужды. Не жалей. Отвечаешь головой.

Этот жест говорил ему о доверии больше, чем любые слова. Он молча, но с глубоким уважением поклонился и, развернувшись, вышел. Первый ответный ход в новой войне был сделан.

Агапка ушел, оставив после себя ощущение пусть и малой, победы над навалившимся хаосом. Я не сидел сложа руки, я действовал. Но теперь снова наступило время ожидания. Мучительного, вязкого, как болото. Я мерил шагами кабинет.

Прошел час, затем другой. За окном темнело, в кабинете зажгли свечи. Наконец дверь тихо отворилась. Вошел Елисей. За ним, бледный, но прямой, ступал в темном европейском платье Ян Бучинский.

Глянув на Елисея, он, все поняв, покинул кабинет.

— Пан Ян, — наконец произнес я, и голос мой прозвучал холодно и жестко, без тени того уважения, что я выказывал ему раньше. — Ты был тенью государя, его правой рукой в делах бумажных. Но, когда твой государь умирал на площади, заливаясь кровью, тебя рядом не было. И после, когда верные люди собирались здесь, в Кремле, ты тоже не явился. Где ты был?