Только вперед! (СИ) - Старый Денис

Есть тут склад. Выполненный из кирпича! Тут же конюшня, из которой недолго сделать добротную кузницу. Так что я всерьёз рассматривал вариант, чтобы мастера Фому и его домочадцев переселить в охотничий домик. Как минимум, это сэкономит мне деньги на строительстве новых зданий и сооружений под завод. Максимум — нужно будет построить ещё один цех.

— Ну, мужики, как живётся? — спросил я, наблюдая, что, кроме меня, разговор начать некому.

Тишина была мне ответом. Активисты от селянского сообщества оказались не такими уж и активистами. Насколько же это разнилось с тем, как резко со мной разговаривал кузнец. Я видел в мужиках хозяев. Наверняка в своих коллективах они даже грозные, кажутся могучими.

— Не молчать! Барин спрашивать вы, — попробовал мужиков сподвигнуть на диалог управляющий.

— Так с Божьей помощью и живём. На Господа и на тебя, барин, уповаем, — сказал один из мужиков.

Он и выглядел, и был одет чуть получше остальных. Уже то, что имел начищенные сапоги и не самый худой картуз, выдавало в мужике зажиточного крестьянина или ремесленника.

Сразу, как я увидел эту крепостную «элиту», то ужаснулся предположить, как же будут выглядеть те, кого следовало бы отнести к селянской бедноте. Эти-то были одеты в безразмерную одежду. Вместо поясов подпоясывались верёвками. Рубахи имели хоть бы и без пятен, но словно грязные, серые. Штаны также казались безразмерными, или размеров так на пять больше нужного. И ни одного мужика не было с пухлыми щеками.

— Вот я нынче подумаю, что всё у вас хорошо, да с такой уверенностью и поеду в свой барский дом. И ничего доброго для вас не сделаю, — начиная раздражаться отсутствием диалога, говорил я. — А разве же не вижу, что живёте вы в худых домах. Разве не замечаю, что дети ваши босые и голые бегают. И даже девки, которым уже скоро под венец идти, и те одёжи доброй не имеют.

— Извечно так было ж. Токмо старики и бают, что ещё при их дедах жилось лучше. А мы привыкшие, — говорил всё тот же мужик в сапогах и в картузе. — Если барин, подсобишь с зерном, как бы дети с голоду не помирали по весне. Да кабы до первой травы дожить, и молиться за тебя будем пуще прежнего.

Мда… Борец за социальную справедливость внутри меня взвыл. Хотелось прямо сейчас отдавать указания, чтобы открылись два хлебных амбара, оба наполовину полные. И чтобы раздать всё то, что имеется в моей усадьбе.

Но эти дурные мысли я из головы выкинул. История и элементарные примеры человеческой жизни говорили о том, что за просто так давать ничего нельзя. Что вместо рыбы надо всегда давать удочку. Хотя сперва нужно накормить рыбака, чтобы он имел силы до рыбного места добраться. И вот этих убогих кормить и кормить.

— Управляющий говорит, что виды на урожай добрые. И будет на то моё указание, как бы зерно сохранить до весны. Голода не допущу! — говорил я, строго смотря на Густава Зейца. — Но я от вас, крестьяне, многое возьму.

Начались вздохи разочарования и шевеление среди прибывших мужиков. Подумали, наверное, что барин их и позвал для того, чтобы назначить новые повинности и подати. Не верят наши люди в доброе. А верить нужно. Иначе жизнь серой покажется. Без добра-то никак!

— Не стану я обирать вас, более того, денег положу на всех, как бы начать строительство хат крепких. Но повинны вы мне будете дать свою верность, веру в то, что я буду говорить вам и что вы повинны будете делать.

— Так ты, барин, скажи нам, что повинны делать. Мы же завсегда… — неожиданно произнёс один из мужиков с заднего ряда.

Было видно, что его начали одёргивать за рубаху соседи. И этот факт дал мне возможность несколько иначе посмотреть на собрание людей. Я понял, что тот мужик в сапогах то ли запугал остальных крестьян, то ли посчитал, что он главный среди крепостных. При этом не уточнив у меня, так ли это. И мужики будут молчать, предоставляя слово лишь только одному.

Да и ладно, если тут только нет запугивания и прямого насилия со стороны единственного говорящего селянина.

Кроме того, могли же и договориться, кого выставлять. Этот, например, мог считать знатоком этикета. Или казаться крестьянам златоустом, способным уговорить меня на что-то. Но, как видно, нашелся тот, кто пошел против системы.

— Выйди сюда! — сказал я и махнул рукой в сторону молодого крестьянина, посмевшего нарушить договорённости собравшихся.

Виновато посмотрев на мужиков вокруг себя, пожав плечами, мол, не хотел, но получилось, парень вышел.

Да, скорее, это был не молодой мужчина, а парень. Хотя в этом времени шестнадцать лет — это уже возраст совершеннолетия. А парню было как бы не под двадцать. Но он был щуплым, сильно молодо выглядел, невысокого роста даже по сравнению с низкорослыми мужиками.

— Кто таков? — спросил я.

— Афанасий, Ивана сын, — сказал парень, будто бы только что признался в злостном преступлении.

— Скажи, Афанасий, о какой жизни ты бы мечтал? — спросил я.

Парень задумался. Обернулся на своих товарищей. Те не осуждали. Может даже сочувствовали парню, что полез в огонь. Это я, словно бы горящая головешка. Иначе чего меня так опасаться.

Если честно, то мне было безразлично, о чём именно мечтает молодой крестьянин. Мне было важно, в чём состоит предел ожиданий крепостных. Понять, что я могу такого сделать, чтобы крестьяне удивились и были по гроб жизни обязанными.

— Дом добрый с печью каменной… — набравшись духа, стал говорить парень. — Забор кабы был. Но не тын, а с досок. Корову… Да, корову — то по-первой…

И не было в его мечтах ничего неосязаемого. Всё материально. Дом, печь, о корове мечтал, о хорошей сохе, даже не о плуге. Посчитал, что плуг — это уже не реально. О лошади тихо, чтобы не спугнуть и чтобы не высмеяли фантазера.

— Кабы еще косу добрую да два топора. Ну и жену справную, работящую, и такую… — мне показалось, или парень только что намеревался показать, какие именно груди должны быть у его жены. — Всё, а более ничего и не надо.

Я усмехнулся. Насколько же приземиста и насколько минимальна мечта у молодого мужчины. Что же говорить за тех, которые уже прожили жизнь? У них и мечтаний, наверное, нет. Они смирились.

— Рассчитай, сколько будет стоить всё то, что перечислил этот мужик, — обратился я к управляющему на немецком языке.

Немец деловито кивнул.

Но я сам представил примерную сумму, во сколько обойдётся реализация мечты Афанасия, Ивана сына. На одну семью выходило и не сильно много. Примерно до пятидесяти рублей. Без коня только. Тут может быть по-разному. Однако, если посчитать, сколько семей у меня в крепостных, то сумма выйдет очень существенная, это если облагодетельствовать всех за раз.

После нехитрых подсчётов, учитывая то, что у меня чуть больше четырех сотен семей в крепости, выходит очень приличная сумма. Двадцать тысяч рублей вложить в своё поместье я пока даже морально не готов. Максимум, что я могу сейчас вложить в улучшение условий жизни крестьян — это четыре тысячи.

— Рассчитывать будем: одна корова — на два двора. У кого корова есть — тому достанется две свиньи. Один пахотный конь — не менее, чем на три семьи… — стал я перечислять те минимальные нормы, которые я собрался установить в ближайшее время в своём поместье.

Понятно, что это будет сделать нелегко, даже, если я отсыплю щедрой рукой серебра. Пока даже не представляю, где можно будет одномоментно купить порядка ста коров, пятидесяти пахотных коней, и далее по списку.

Об этом уже должна не моя голова болеть, а управляющего. И пусть берёт себе в помощники хоть кого, но работа должна делаться быстро и качественно. Пока быстро скупить то, что можно по округе. А после послать и куда подальше людей, чтобы покупали.

Буду у отца тоже спрошу, что да как. Может и он сподобится чем помочь. Десяток коров, да дюжина хозяйственных коней — уже помощь. Мне нужно быстрее. Нельзя на зиму оставлять ситуацию такой, какая она есть.

— Всех мужиков, кто в строительстве силен, отправлять до управляющего. Кирпич будет на днях. С ним приедут всего пять печных дел мастеров. Где подправят, где новые печи сложат. Но им нужны помощники и ученики. Так же и со строителями. Из Тулы артель прибудет, и… — я посмотрел на управляющего.