Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Что ты несёшь⁉

– Я не скажу Варваре, что вы, всё что узнаёте от неё, тут же сливаете Щеглову. Всё, включая секретную информацию о моём предложении по передаче ей долей в одной компании. Не скажу, что именно из‑за вас она нихера теперь не получит. И, так и быть, я пока не буду сообщать, что вы каждый день исполняете виртуознейшие па перед Никитой Антоновичем и перед вашим тёзкой Давидом Георгиевичем, а также другими сотрудниками «РФПК Инвест». В общем, перед смертельными врагами Варвары Александровны Драч.

– Я по её личному поручению действую! – воскликнул вмиг покрасневший Нюткин, и голос его немного сорвавшись, перешёл в верхний регистр.

– Конечно, Давид Михайлович, – с понимающей улыбкой сказал я и похлопал его по груди, как бы сбивая пушистые снежинки. – Кстати, почему бы нам с вами не подружиться, а? Ведь мы не являемся сторонами конфликта. Мы люди, которые стоят над ним, или, по крайней мере, сбоку. И мы можем помогать друг другу. Потому что это нам может быть даже выгодно время от времени. Или же, если это и не несёт мне какой‑то выгоды, но не требует усилий, несовместимых с продолжением жизни, я с удовольствием окажу вам какую‑нибудь услугу, учитывая, что с Давидом Георгиевичем у меня складываются невероятно дружеские отношения.

Нюткин захлопал глазами.

– А помимо него, у меня полным‑полно рабочих отношений с другими интересными людьми, которыми можете заинтересоваться вы, либо они могут заинтересоваться вами. В общем, я планирую доучиться именно в своей школе. Такая вот у меня блажь.

Он, пытаясь переварить, что я ему сказал, замер и чуть приоткрыл рот. А я ещё раз улыбнулся и, не дожидаясь ответа, вытащил из кармана телефон, который начал звонить. Сдвинул зелёный ползунок и, не попрощавшись с Нюткиным, пошёл к своей машине.

– Лен, ну ты где пропала‑то?

Это была Альфа.

– Привет, Серёж, ты что, потерял меня? – беззаботно засмеялась она.

– Ну а ты сама как думаешь? Я тебе вон уже сколько не могу дозвониться. Тебя ни дома, ни на телефоне. В школе, говорят, была – и куда‑то делась. Избегаешь меня?

– А, слушай, ну да, я с мамой ездила там к родственнице одной. В баню ходили, да всё такое. По‑девичьи развлекались.

– В какую тебе баню‑то? – удивился я.

– А чего? Я же так чисто… аккуратненько. Не парилась.

– Ну ты даёшь. Банщица. Ты дома?

– Дома. Собираюсь пойти погулять. Видел, какая погода прекрасная?

– Неужели? И куда ты гулять собираешься? В баню городскую?

– Нет, – засмеялась она. – Пойду до набережной дойду. А потом обратно.

– Ладно, выходи, я через пять минут буду у тебя. Погуляем вместе.

– Да⁈ Серьёзно⁈

– Максимально серьёзно, – усмехнулся я. – Одевайся потеплее.

Через семь минут, почти вовремя, я был уже у неё во дворе. Она, правда, ещё не вышла. Я позвонил.

– Иду, иду уже, – засмеялась Альфа. – Нетерпеливый какой. Торопыга.

Ещё минут через десять она, наконец, вышла. В длинном пуховике, в пушистой вязаной шапке, в варежках, в высоких сапогах‑снегоходах.

– Ничего ты прям, матушка, к экспедиции подготовилась.

– Ага, а вот ты сейчас задубеешь, – озаботилась она. – У тебя что, тёплых вещей нет?

– Будем заходить кофе пить, по кафешкам ошиваться. Хотя, возможно, мне от твоего присутствия тепло будет.

Она расплылась в улыбке. Взяла меня под руку и мы поплыли по снегу и под снегом.

– Какая классная погодка, да, Серёж? Смотри, прям сказка. Ни ветерочка. Теплынь… Как в Нарнии.

– Это сейчас на каком языке было? – усмехнулся я.

– «Лев, колдунья и платяной шкаф». Не читал в детстве?

– А‑а‑а… Точно. Нет, не читал, когда вышла книжка, я уже большим был мальчиком. Но я понял, да. Понял, о чём речь.

– Как это ты был большим мальчиком? – удивилась она. – Книжка‑то вышла… У нас, по‑моему, первое издание было аж в восьмидесятых…

– Ну неважно, неважно, – посмеялся я. – В восьмидесятых я был уже достаточно большим мальчиком. Это я кажусь только юным. А внутри я уже старик.

– А, ну понятно, – залилась она. – То‑то я смотрю, не по годам умелый. Николай Михайлович Карамзин был старше всех собравшихся. Ему было тридцать четыре года – возраст угасания .

– Вот‑вот, – подтвердил я и тоже засмеялся. – Возраст угасания. Ладно, Ленок, рассказывай. Как ты поживаешь?

– Да нормально всё, Серёга, – беззаботно ответила она.

– С батей чё как? Разрулилось? Остыл? Перестал на мозги капать?

– Батя отстал от меня. Я с ним с того раза даже и не разговаривала.

– А мать что говорит?

– Мать говорит, что он и от неё отстал. Смирился, вроде как. А то он и ей же мозг выносил. Будто это она забеременела.

– Ну видишь, жизнь течёт, всё устаканивается. А ты на учёт‑то встала? Как это там называется? По‑вашему, по‑женски. Консультация что ли?

– Да встала, встала, не переживай. Не переживай, Серёжа, всё у меня хорошо. Здоровье в порядке, настроение, как видишь, отличное. Даже на работе никаких траблов нет. Всё просто прекрасно.

Она быстро разрумянилась, видать, перестаралась с утеплением. Стала похожа на Снегурочку с советских открыток – пушистая шапка, покрытая снегом, на длинных ресницах снежинки, на щеках румянец, на алых сочных губах – улыбка. Только снегиря с веточкой рябины не хватало.

– Снегурочка… – покачал я головой.

– Чего ты так смотришь? – спросила она и смахнула варежкой снег с ресниц.

– Смотрю, что ты на Снегурочку похожа. Расскажи, Снегурочка, где была?

Расскажи‑ка, милая, как дела?

– За тобою бегала, Дед Мороз , – засмеялась она. – Пролила немало я горьких слёз . Да ладно, ладно, не бойся, не буду я за тобой бегать. Чего замолчал‑то? А?

Я остановился. Она держала меня под руку и тоже остановилась. Я развернул её к себе лицом.

– Лен…

– Чего? – удивилась она.

– Говори, кто? – кивнул я.

– Не знаю ещё… Или мальчик, или девочка. Что‑то одно из двух.

– Нет, я не про это.

– А про что тогда? – нахмурилась Альфа.

Я помолчал, а потом задал прямой вопрос:

– Кто отец ребёнка?

– Чего? – вмиг изменилась она в лице, превратившись в девчонку, пойманную за поеданием варенья.

Она стояла, глядела на меня и хлопала огромными ресницами. А снег падал и падал, засыпая и её, и меня, и улицы, и деревья и прохожих, будто решил, хватит…. Хватит суеты, томления, никчёмных трепыханий и всего того, чем вы, людишки, привыкли заниматься от рождения до смерти. Теперь всё будет по‑другому. Бело и чисто…

Снежинки кружили в опасной близости от лица Альфы, и те из них, что, потеряв осторожность, касались её кожи, моментально таяли, превращаясь в малюсенькие капельки воды.

– Послушай, Сергей… – сказала Алёна, чуть нахмурившись. – Ты же всё знаешь, почему спрашиваешь? Ты что, забыл? Я ведь уже говорила.

– То, что ты мне говорила, я помню, – кивнул я, пристально вглядываясь в её глаза.

– Так в чём же тогда дело? – фыркнула она.

– Просто мне кажется, что я что‑то недопонял.

– Да что там понимать‑то? – вздёрнула она заснеженные брови.

– Ну так что?

– Не понимаю… – удивлённо покачала она головой. – Что случилось? Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне кое‑что стало известно, – кивнул я с видом, мол, меня не проведёшь.

– И что же интересно тебе стало известно? Что именно?

– Мне стало известно, что отец не Петрушка, – прищурился я.

– Ты прямо искусственный интеллект или этот экстрасенс…

– Искусственный экстрасенс.

– Точно. И как же ты узнал?

– Вообще‑то, – хмыкнул я, – вопросом на вопрос знаешь, кто отвечает? Но ладно. Ты сама сказала в учительской вчера, или когда… уже позавчера, что ребёнок… не Петрушкин.

– Послушай, Сергей… – вздохнула она.

– Нет, Лен, ты мне только голову не морочь, ладно? Скажи просто, как есть.