Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

Ещё одному отрубаю ногу — это было единственное доступное место для удара, поскольку он с началом сражения вырос до высоты в полторы сажени. Всё сражение он размахивал длинным мечом, не давая подобраться к себе. Но теперь упал на землю, вопя от боли, уменьшившись до своего нормального, коротышечного размера.

— Назад! — кричу. — Прекратить бой!

Врагов почти не осталось, так что продолжать сражение больше не имеет смысла. Вместо того, чтобы умерщвить их до самого последнего, лучше связать и получить ответы.

— Все назад! — кричу.

Однако сражение не останавливается.

Люди в масках — не простые воины, они не могут сложить оружие. Как сказал купец: они выполняют приказы, поскольку чувствуют сильную боль, если сопротивляются им. Так что они будут сражаться, пока не умрут.

— Веда, я хочу, чтобы ты превратилась в дубину. Надо сломать им ноги, только так они остановятся.

«Не могу, — отвечает голос девушки в голове. — Точнее, от меня тогда не будет проку: я могу быть только лёгким оружием. Дубинка, которая весит как пёрышко, никому вреда не причинит».

— Ладно, тогда будем действовать по старинке.

Неподалёку Третий и ещё пара человек сражаются с мужчиной в маске, который едва стоит на ногах. Его окружили, направили клинки, но сдаваться он не собирается. Бросаю клинок вперёд и смотрю как Веда, описав в воздухе дугу, отрубает ему руку в середине предплечья.

— На колени его! — кричу. — Связать!

К счастью, Третий и остальные ратники из старой сотни тут же подчинились приказу. Сразу видно бывалых вояк. На мужчину накинулись со всех сторон, не дав даже шанса поднять оружие другой рукой.

Ещё одного положили неподалёку.

Но это ещё не всё. Осталось одно незаконченное дельце.

Стоило подумать о подонке, что перерезал горло Ратмиру, глаза сами наткнулись на него. Этот урод сейчас стоит на подворье и смотрит на Волибора, который перегородил ему путь к отступлению. Они о чём-то переговариваются, после чего Остромир, извернувшись как уж, просачивается мимо здоровяка к выходу.

Мне до подворья оставалось совсем немного, поэтому я оказываюсь у окна быстрее, чем он. Стоило мужчине выпрыгнуть в окно, как я хватаю его за шею и со всех сил ударяю его в стену. Его затылок с глухим стуком отскакивает от старых брёвен.

— Что ты с ним сделаешь? — спрашивает Веда, появляясь рядом со мной в виде человека.

Девушка дух рассматривает мужчину, я же просто буравлю его взглядом. Я хочу, чтобы он ощутил ту же обречённость, которую ещё утром испытывал Ратмир. Надвигающуюся смерть. Пусть знает, что у него нет ни малейшего шанса спастись. Ни единого.

Слышу, как позади собираются люди, участвовавшие в сражении.

Каждый из них молчит.

Молчу и я.

Только этот ублюдок смотрит на нас с таким выражением на лице, будто мы ничего ему не сделаем. Абсолютная уверенность в своём превосходстве. Пусть он сейчас один, а нас много. Пусть он безоружен, а у нас мечи, дубины и ножи, но он — человек Великого Князя. Убить его — означает уничтожить всё наше село.

Он не просто думает, он уверен, то мы его не тронем.

Считает, что мы возьмём его в плен, подержим некоторое время, а потом обязательно отпустим. Он же человек такого большого статуса. Где мы, а где он! Простые смерды не могут посягать на жизнь приближённого к князю. С его точки зрения пропасть между нами, как между человеком и домашней скотиной.

Даже следа страха не видно в его глазах.

Что ж, надо это исправить.

Хватаю его за грудки и тяну за собой. К тому самому столбу, которым он сам недавно воспользовался, чтобы убить нашего сотника. Всё это время на лице пленника сохраняется спокойствие, даже вызов. Он будто спрашивает у нас, насколько далеко мы готовы продолжать это дурацкое детское представление.

Он криво улыбается, когда я привязываю его к столбу верёвками.

Он криво улыбается, когда народ подтягивается поближе.

Никто из присутствующих не говорит ни слова. Все следят за происходящим в молчаливой отстранённости, будто не верят, что здесь и правда упокоят такого высокопоставленного человека. Никто из жителей нашего села не видел Великого Князя Юрия Михайловича. Все смеются над ним, все плюются в его сторону, называют безумцем, но когда дело дошло до столкновения — замерли в ужасе.

Они всю жизнь слышали о безумце, но никогда не встречали его, и поэтому воспринимают как одно из божеств, подобных Велесу, Перуну или христианскому Господу.

Но это лишь видимость. Безумец — такой же человек, как остальные. И он точно такой же смертный, как все мы, как наш предыдущий удельный, убитый при осаде вместе с семьёй. Нет никакой божественной ауры вокруг его головы, как на иконах в нашей церквушке. И его приближённые — тоже люди.

Сейчас человек передо мной об этом узнает.

Хватаю Остромира за его короткие волосы и поднимаю голову повыше. Он всё ещё продолжает улыбаться, но уже не так уверенно. Только сейчас он допустил мысль, что всё может оказаться не таким, как он себе представлял.

Удивление.

Вот и всё, что выражают его глаза, когда я провожу коротким красным ножом по его горлу. Кровь тут же ручьём обрушивается на его яркий сюртук. Он смотрит вниз, скорее раздосадованный испачканной одеждой, чем раной. Только когда его ноги подкосились, а сам он рухнул вниз, на его заносчивой харе отразился страх. Сука.

В Вещем повисает мёртвая тишина. Все стоят столбом, никто не двигается, не говорит ни слова. Никто не знает, как правильно реагировать на произошедшее. Вчера днём в нашем селе всё было хорошо, а сейчас у подворья валяется восемнадцать тел, большинство из которых упокоил я. Это совсем не рядовая картина в Вещем.

Молчание ощущается почти физически.

Люди выглядят поражёнными, а мне хорошо. Чувствую полное облегчение, будто груз с плеч свалился: эти мертвецы, когда были ещё живы, хотели казнить меня и ещё нескольких человек. А сейчас лежат рожами в грязи. Что-то мне подсказывает, не такого они ждали, когда оголяли здесь оружие.

Даже несколько прозрачных духов спокойствия в виде размытых пятен появляется возле моей головы.

— Да! — кричит старик Ярополк.

Остальные члены ратной сотни вторят ему победными кличами. Орут, срывая глотки. Извергают ругательства и проклятья в сторону безумца. Кажется, именно об этом мечтали старые воины все последние двадцать лет.

— Тимофей, — произносит Волибор, подходя сзади. — Ты как?

— В каком смысле?

— Как себя чувствуешь?

Гляжу на себя, руки всё ещё слегка подрагивают: это случается со мной каждый раз во время сражения. Невозможно драться с другим человеком и при этом оставаться спокойным — у меня всё-таки крыша на месте.

— Хорошо, — говорю.

— Правда?

— А то!

Игнатий столько раз говорил, что месть не доводит до добра. В книгах своих истории приводил, где месть разрушала человека, не приносила ему желаемого покоя.

Но это явно не про меня: после смерти Остромира даже настроение поднялось. Погода кажется ещё чудеснее, далёкое пение птиц ласкает уши, и ветерок… такой тёплый и приятный. Давно мне не было так легко на душе.

Более того, у меня такое ощущение, будто я всё сделал всё правильно. Будто я впервые нашёл себя там, где должен быть.

— Расходитесь! — кричу жителям села. — Занимайтесь своими делами, ни о чём не беспокойтесь.

Люди медленно разворачиваются и уходят, погрузившись в собственные мысли. Остаётся лишь наша старая, потрёпанная сотня. Кучка стариков, что сегодня доказали — они по-прежнему воины. Число и внезапность были на нашей стороне, но это не стоит ничего без опыта и воинского мышления.

— Раненые? — спрашиваю у Волибора.

— Федот лечит.

— Убитые?

— Только Ратмир.

Это хорошо. Точнее, совсем не хорошо, но я думал, что всё окажется намного хуже. Но нет, наши старики оказались ещё вполне ничего: мало того, что внимание отвлекли и дали мне свободу рубить, так ещё и сами прикончили нескольких человек. Я их недооценивал.