Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

Как можно быстрее.

Он вернётся к князю и доложит ему о мятеже в этой дурацкой, отвратительной деревушке. Расскажет о людях, что подняли руку на его людей. Все эти деревенщины уже мертвецы, но они пока об этом не знают. Нельзя просто так нападать на служивого — за такое полагается смерть.

Остромир вскакивает и выхватывает из-за пояса кинжал, но удар тяжёлой перчаткой тут же выбивает оружие у него из рук, точно это детская игрушка. Остромир всегда считал себя неплохим воином, но великан перед ним — настоящая смерть. Неостановимый, непоколебимый.

Только булавы с собой нет: должно быть бросил её на улице, чтобы догнать его.

— Ты хоть знаешь, на кого напал? — спрашивает Остромир.

— Я тебя помню, — внезапно отвечает мужчина. — Стародум. Это ты ворвался на кухню и забил нашу повариху. Хорошая была женщина, заботливая.

— Стародум?

— Я всех вас запомнил, выродков. Каждое лицо.

— Погоди, — Остромир отходит на пару шагов, окидывая человека взглядом. — Это же ты тогда стоял на стене! В этих же доспехах! Я тоже тебя помню!

— Это хорошо, — кивает мужчина. — Значит ты понимаешь, какое удовольствие я получу, убивая тебя.

— Но как ты сбежал?

— Через тайный ход, вышел на своих двоих вместе с половиной крепости. Скоро Стародум покажется из земли, но ты этого уже не увидишь.

Здоровяк делает шаг вперёд, протягивая огромную лапищу, но Остромир настолько потерял контроль над собой, настолько им овладело желание выжить, что он, извернувшись как змея, просачивается мимо него просто чудом. Он даже сам не понял, как это произошло: мгновение назад он был загнан в угол, а сейчас бежит к двери, к выходу из этого места.

Он будет бежать без остановки до самого Новгорода. Он выживет. Никто его не догонит.

Но не тут-то было. Тот самый наглец хватает его за шею и приколачивает к стене подворья. Хватка у него такая крепкая, будто Остромира приковали стальными кандалами.

Смотрит, очень недобро смотрит.

Такой взгляд ничего хорошего не предвещает.

Остромир сосредотачивается, собираясь ударить подонка молнией, но на таком расстоянии от силы мало проку: слишком много времени нужно, чтобы собрать её из окружающего воздуха. Пока он будет это делать, его полсотни раз можно тыкнуть ножом в живот.

Кажется, он проиграл. У него не осталось при себе ничего кроме гордости, но её у него точно не отнимут.

До появления крепости Стародум из земли осталось 39 дней.

Глава 13

Силы покидали его, но он продолжал идти.

Меч проносится над головой, в последний момент приседаю, позволяя лезвию пройти мимо. Делаю взмах, затем ещё один, и ещё. Кручусь вокруг своей оси, уклоняюсь от возможного выпада и снова атакую.

Мыслей нет, есть лишь голые чувства: желание убивать, отнимать жизнь, причинять боль, кричать, смеяться, злиться, свирепеть, неистовствовать. Так, должно быть, себя чувствуют дикие животные, загнанные в ловушки хищники. Всё вокруг исчезает, остаются лишь действия, которые тело выполняет само по себе, не задумываясь над каждым из них.

И это происходит повсюду.

— Ты даже не представляешь, на кого вы напали! — орёт мужчина напротив. — Мы — люди Великого Князя. Вся ваша деревня сгорит, как только он узнает, что вы сделали! За каждого убитого сотню повесят на деревьях! Весь лес окажется засеян вашими трупами!

Но я не могу ему ответить — не способен.

В данный момент я — не человек, а пучок чистой ненависти. Человек, превратившийся в оружие, почти как девушка-дух. Даже смысл сказанного доходит до меня с трудом — едва просачивается через пелену ярости.

Сейчас я могу только рубить и кромсать.

Наша ратная сотня, некогда преданная прежнему господину, поднялась чтобы отомстить за убитого сотника Ратмира. Много лет они были простыми крестьянами, но сегодня вспомнили, что Вещее — не простое село. Оно всегда было местом жизни воинов и их семей.

Сражение происходит быстро: мы побеждаем, поскольку застали их врасплох. Но очаги сопротивления ещё стоят.

— Вся деревня в умертвия превратится!

— Сначала это сделаете вы, — говорю сквозь плотно сжатые зубы, и делаю взмах мечом.

Противник отпрыгивает, уже поняв, что Веда в моих руках способна разрезать его одним движением. Подхожу, атакую, защищаюсь.

Я сражаюсь с людьми в масках, но сражение выглядит до нелепости абсурдно и непредсказуемо: раньше я тренировался обращаться с палицей или другим оружием, которое можно выставить перед собой, чтобы заблокировать удар. Сейчас же у меня в руках волшебный клинок, разрезающий любую материю так же легко, как воздух. Выставь я его против меча врага — он разделится на две части и его отрубленный конец угодит по мне, как и собирался.

Приходится учиться прямо на ходу.

И это не говоря о силах, которыми владеют черномасочники. Прошлый мой соперник умел исчезать на мгновение, что превращало поединок в непонятно что. Текущий отрастил ещё две руки: верхние атакуют мечом, а нижние тыкают мелким ножиком, отвлекая внимание. В итоге битва в эпоху безумия превращается в соревнование кто быстрее приспособится к противнику.

«Сосредоточься, — говорю сам себе. — Сосредоточься».

Волибор много раз говорил, что ярость в бою должна идти с тобой бок о бок, а не выходить вперёд. Поэтому я сдерживаю себя, чтобы не бросаться в слепые атаки.

Это не первая моя стычка, но каждый раз, когда происходит сражение, голова тут же теряет рассудительность, уступая место желанию увидеть кровь. Другие люди поддаются ему, теряют над собой контроль, я же использую ярость в своих целях.

Я жив только потому, что держу себя в руках.

«Сосредоточься. Закончи работу. Убей выродка».

Атакую, отступаю, атакую, отступаю. Я силён, но и ублюдок напротив не лыком шит.

А самое мерзкое, что этот говнюк точно знает, как использовать свою дурацкую силу. Совершая выпад, он подходит поближе, заставляя меня отступать, чтобы не попасть под удар второй пары рук.

Если эпоха безумия даровала людям силу, о которой те больше всего мечтали, что за идиотское желание было у этого? Ловить рыбу двумя удочками?

Делаю обманный манёвр, будто собираюсь атаковать сверху, а сам совершаю рывок вперёд, поскольку знаю, что он отпрыгнет. И тут же наношу размашистый удар слева-направо. Он проходит по пояснице мужчины и выходит с другой стороны. Некоторое время он стоит неподвижно, будто пытается понять, задело его или нет. Лезвие волшебного клинка оставляет настолько тонкие и гладкие порезы, что их сначала даже не видно. Только через мгновение его живот выворачивается на землю.

— Сука, — произносит он, падая вниз.

— Сам виноват.

Мчусь к следующему черномасочнику, которого сдерживает Светозара. Воин из неё паршивенький: уже вся в синяках, с разбитой скулой, хромает на одну ногу. Будь у мужчины с собой меч, а не дубина, она бы не выстояла. Один из стариков нашей ратной сотни пытается ей помочь, но он так медленно двигается, что враг легко противостоит их попыткам окружить его.

Прямо на ходу, не снижая скорости, обрушиваю свой клинок ему на спину, рассекая от правого плеча до левого бедра.

Да, некрасиво и не честно бить в спину. Но кто говорил о честности во время сражения на смерть?

— Ух, спасибо, — произносит девушка, тяжело дыша. — Я уже… почти… сама справилась.

— Да, молодец. Иди к Федоту, он тебя вылечит.

На ногах остаётся всё меньше противников. Неподалёку стоит Никодим с луком, пытается кого-то выцелить, но наши и враги двигаются так тесно, что места для стрелы попросту нет.

В одного из врагов я метаю Веду, превратив её в копьё, поскольку в этот момент он поднял меч, чтобы рубануть им старика Ярополка. Как только копьё пролетает его насквозь, я возвращаю его в руку. Этот процесс происходит не быстро: сначала Веде нужно развоплотиться там, в земле, потом вернуться ко мне и снова превратиться в оружие. Такое можно делать только будучи в безопасности, иначе рискую остаться с голыми руками против врага, пока девушка возвращается.