Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

А сам Волибор… я всегда знал, что он хорош в обращении с оружием: всё-таки это он учил меня обращаться с ним, но видеть его в полном доспехе и с огроменной булавой… не хотелось бы оказаться с ним на разных сторонах. И это при том, что ему годов далеко за сорок.

На траве перед мельницей сидят два десятка человек разной потрёпанности: кому по голове попало, кому брюхо порезали, но в целом все живые. Папаня ходит от одного человека к другому, прикладывает руки к ранам, и те срастаются прямо на глазах. Людей от лечения корчит, корёжит, но все терпят, никто и звука не издаёт.

Когда дело доходит до Светозары, Федот кладёт руки на обе стороны её головы. Синяки на её глазах пропадают, губа заживает.

— Ай, как больно! — замечает девушка, даже не вскрикивает, а просто произносит.

Да уж, странная у неё реакция. Другие люди морщатся и зубы сжимают, а у Светозары лицо осталось неподвижным.

— С тобой всё в порядке? — спрашиваю.

— Да, нормально. Только больно очень!

— Ну ладно… а это что?

На задней стороне плеча у Светозары большое красное пятно от запёкшейся крови. Федот, заслышав мои слова, аккуратно натягивает у неё за спиной ворот, и перед нами появляется большая рваная рана. Кривая, уродливая, до сих пор кровоточащая.

— Что там? — спрашивает девушка.

— Ничего, — отвечает папаня, накладывая обе руки.

Проходит совсем немного времени, и от раны остаётся только кровь на гладкой коже. За всё это время девушка не издала не звука. Не могу понять: Светозара настолько хорошо умеет терпеть боль, или она до сих пор не отошла от битвы? Я бы уж точно хотя бы писк издал, если бы мне такую травму исправляли.

Наверное, второе.

Никодим, вон, до сих пор в себя прийти не может. Стоит, о мельницу опершись, и тяжело дышит. Не будь рядом с ним опоры — уже на землю повалился бы. И это он даже в сражении не участвовал, а только из лука стрелял.

— Значит, мы никого не потеряли, — бормочу в пустоту.

— Никого, — подтверждает Волибор.

— Это хорошо. Точнее, совсем не хорошо, но с этим я уже смирился. Волибор, у меня к тебе вот какой вопрос… Почему ты меня не остановил?

— Чего? — спрашивает здоровяк.

— Когда я сегодня пришёл к тебе и сказал, что собираюсь перебить людей князя, почему ты меня не остановил?

— Ну…

— Ты ведь знаешь, что за такое безумец всё село уничтожит. Так почему не отговорил меня рисковать всем Вещим из-за смерти одного человека?

Волибор задумчиво чешет в затылке — он явно что-то не договаривает.

Каждый вечер я хожу на подворье, чтобы поболтать с людьми, путешествующими через наше село в Новгород, во Владимир, а некоторые приходят аж из самого Чернигова и Киева. Многих я уже знаю, поскольку они ходят туда и сюда каждый год. И я — единственный человек во всём Вещем, который понимает, что происходит в нашем княжестве.

Никто кроме меня не знает, что безумец не сможет прислать к нам свою рать.

Не сможет и всё тут.

Мы убили людей князя совершенно безнаказанно. Но об этом знаю только я. Для всех других жителей села это была бессмысленная затея. Так почему же Волибор не стал меня переубеждать? Что такого он знает, чего не знаю я?

— Двадцать два года назад безумец и людоед убили нашего прежнего удельного, — говорю.

— Знаю, — отвечает Волибор. — Я был там.

— До эпохи безумия эти два брата были обыкновенными крестьянами, но они получили огромные силы и свергли князей, что вели свой род от самого Рюрика. Безумец стал князем Новгородским, а людоед — Владимирским.

Волибор жуёт свои губы. Он всегда это делает, когда злится.

— Но ты не знаешь, что безумец прямо сейчас находится в военном походе и не может направить людей к нам. Я сам видел его войско, когда ходил в Перепутье, но не знал, куда именно он двигается. Мне об этом чуть позже торговцы рассказали. Прямо сейчас безумец стоит на западном берегу Волги, а людоед на восточном. Братья схлестнулись между собой. Никто из них не атакует, вот и стоят там уже пару дней. Но ты этого не мог знать: ты не ходишь на подворье побеседовать с проезжающими купцами. Значит есть какая-то другая причина, почему ты считаешь, что нам за убийство князя ничего не станет.

— У Волибора чутьё, — отвечает вместо мужчины Веда.

Девушка-дух парит между нами, смешно болтая в воздухе голыми ножками.

— Я знаю, у меня оно тоже есть. Но Волибор чего-то сильно не договаривает.

Но вместо ответа Волибор как обычно разворачивается и уходит.

Он стал каким-то очень загадочным в последнее время. Всю жизнь он был очень рассудительным, продумывал каждое действие на сотню шагов вперёд, никогда не поступал неосмотрительно. Много лет он учил меня сражаться, но сам никогда не поднимал руки на другого человека.

Когда его кто-то задирал — он всегда предпочитал разговор, всегда избегал даже малейшей драки. В его понимании сражение абсолютно бессмысленно, если его можно избежать, даже если придётся пойти на уступки. Но сегодня я сказал ему, что собираюсь убить целую кучу людей князя, рискну обратить его гнев на наше село, а он лишь пожал плечами и сказал: «Ладно».

Это совсем на него не похоже.

Волибор, тем временем, удалялся к себе домой с улыбкой на лице.

«Всё идёт как надо, — мелькнуло у него в голове. — Скоро всё изменится».

Скоро выйдет Стародум, а вместе с ним и вся его сокровищница. Духовные мечи, духовные доспехи, редкие артефакты. Никакой безумец не будет им страшен.

Двадцать два года назад он потерял дом, семью, друзей, призвание. Он никогда не был из тех людей, что годами вынашивают месть, мечтают о том, как разберутся с врагом. За все эти годы он ни разу не пожелал смерти безумцу, но сейчас сама судьба снова сводит их вместе, а ему даже делать ничего не приходится. Если всё так и продолжится, то пройдёт совсем немного времени, и он собственноручно насадит его безумную голову на пику на самой вершине Стародума.

Как удивительно всё складывается…

Месть выполняется сама, без его участия. Будто бы сама жизнь совершила круг и возвращается к изначальному порядку вещей. И ему это очень нравится.

До появления крепости Стародум из земли осталось 39 дней.

Глава 14

Перед его ногами лежала груда тел.

Но и сам он оказался ранен.

В сотый раз за эту ночь.

Спустя две недели после сбора ржи, всё село собирается для продолжения работы.

Целую неделю оно сохло на крестцах. Последние несколько дней рожь перевозили на гумно ближе к селу, там сложили в плотные бабки — округлые скирды. На току земля твёрдая, как камень, без единой травинки, чтобы зерно не смешивалось с сором. В этом деле главное не спешить: если в зерне останется хоть чуть-чуть влаги — оно обязательно заплесневеет или прорастёт.

Обычно, если начинается дождь, собранную рожь накрывают соломенными матами — рогожами, но нам повезло: всё это время стояла ясная погода. Уже в самом конце, чтобы окончательно избавиться от влаги в зёрнах, снопы заносили в овины — особые постройки для хранения урожая перед обмолотом. Широкие, с крышей, и с ямой внизу, где располагается печь без трубы.

«Без огня овина не высушишь», — как говорят у нас в селе.

Это там, на югах, где теплее и больше солнечных дней, сушить снопы можно прямо на воздухе, а здесь приходится делать это в сушильнях.

Сегодня мы собираемся, чтобы выполнить общую работу. Молотить мы будем весь день, от рассвета до заката.

— Тимофей, — произносит Веда. — Вы что, будете просто работать?

— Что ты имеешь в виду?

— Вы ведёте себя так, будто ничего не произошло. Но вы же убили людей князя! Надо подготовиться к возмездию.

— Мы займёмся этим позже, а пока нам нужно добыть зерно, которое собрали. Голод прикончит нас гораздо раньше, чем безумие князя. К тому же, как любит говорить старик Ярополк, горящая жопа ещё никому пользы не принесла.