Интервенция (СИ) - Алексин Иван

Ладно, что-то отвлёкся я. Тем более от этих «шалых», что в Москву как тараканы набежали, всё же польза есть. Дороги, и впрямь, небезопасны, а потому выезжали дворяне из своих поместий во главе небольших отрядов которыми пополняли московский гарнизон.

— Ну, чего ты, Ксюша? — заглянул я сестре в глаза. — Люди же смотрят. Невместно царской сестре прилюдно слёзы лить.

— Может, я всё же останусь?

Ну вот, она опять за своё! Ведь договорились уже! Вроде убедил вчера, что в случае чего и мне, и Михаилу её ненаглядному в одиночку намного проще спастись будет. Вон в прошлый раз, когда мы оба из Москвы убегали, её поймали, а меня нет.

— Ты нам здесь ничем не поможешь. Решено всё. Может, до Костромы даже доехать не успеешь и весточка о нашей победе в дороге догонит.

— Поеду, — кивнула Ксения и, пересилив себя, попросила: — Обещай, что Михаила в беде не бросишь.

Мда. Прикипела сестра к князю. И видела его всего пару раз, когда тот с войском к Москве отступил, а сердцем уже прикипела. Хотя, ей ведь уже 27 лет. По нынешним временам — перестарок. Да и отчаялась уже Ксения за годы проведённые в монастыре, поставив на замужестве крест. А тут жених; молодой, красивый, знатный. Ещё и знаменитый полководец к тому же! Тут любая голову потеряет.

— Да куда я его брошу? — покачал я головой. — Мы с князем Михаилом теперь как нитка с иголкой; он на Москву смотрит, я в сторону Поклонной горы оглядываюсь. Порознь не победить.

Усадил сестру обратно в возок, поцеловав на прощание в щёку, махнул рукой Михайлову и долго потом смотрел вслед, Должны добраться. Архип, хоть и молод, а командир справный и лично мне преданный. Недаром я его в полусотники вывел. Из кожи вон вылезет, а царевну довезёт.

Мимо заскрипели колёсами телеги обозников, потянулись в город крестьяне из окрестных деревень.

— Государь.

Что-то в голосе Никифора заставило напрячься, отлипнуть взглядом с проглотившего возки горизонта.

Янис⁈

Побратим стоял возле одной из телег рядом с застывшим в ступоре возницей: весь какой-то потрёпанный, в поношенном явно с чужого плеча армяке, с недельной щетиной на подбородке. А сзади, из-за спины литвина настороженно выглядывала… Лизка? Я даже машинально головой мотнул, собственным глазам не поверив. Он полноватой, пышущей здоровьем полногрудой красавицы осталась едва ли половина. И эта худая, слегка сутулящаяся половина с наметившимися чёрточками морщин на осунувшемся лице едва держалась на ногах, бережно поддерживаемая литвином. Как она ещё дорогу до Москвы выдержала, непонятно? Неужто в возке нельзя было довезти?

Я зло закусил губу, почувствовав солоноватый привкус во рту. Ну, как так-то! Я же писал о Янисе Барятинскому, просил стольника Литвинова с невестой под свою опеку взять. Что там дороги от Ярославля до Углича?

Хотя, чего уж там. Хоть самому себе не стоит врать; сам виноват. Скинул заботу о друге на воеводу, а сам за полгода даже не поинтересовался ни разу: как он там? И это при том, что его невесту в тёмную использовал, под ножи и сабли убийц подставив.

Вновь соскочив с коня, бросаюсь к Янису, обнимаю, подхватываю, не дав упасть на колени, княгиню.

— Ты как здесь?

— Устал без дела в Угличе сидеть, — криво улыбнулся литвин. Вот и гадай теперь; то ли он просто на скуку пожаловался, то ли на то, что я о нём забыл, намекнул. — Как Елизавета от раны немного оправилась, в путь и собрались. Спасибо матушке-игуменье: к обозу, что во Владимир шёл, пристроила. А уже по дороги с Владимира на свою беду ватажку разбойников повстречали. Слава богу, Силантий, — кивнул он в сторону крестьянина, — подобрал и, во что было, приодел. Так с Божьей помощью и добрались.

Сам Силантий уже давно стоял на коленях, ошалелыми глазами смотря теперь на Яниса. По всему видно; когнитивный диссонанс у мужика. Наверняка только одна мысль кузнечным молотом в голове бьётся: 'Это кого же я на дороге подобрал, что сам царь с ним обниматься лезет? Никак, боярин какого тати раздели.

— Ещё не боярин, но тоже человек не простой, — заверил я бородача, окончательно вгоняя в ступор. — На, держи за службу, — сунул я ему несколько серебряных монет. Сначала хотел было дать золотой, вот только жалко мужика, пришибут. — Вспоминай в своих молитвах царского стольника Яниса Литвинова и княгиню Елизавету Зубатую.

Яниса с Лизкой я отправил в Кремль, выделив в качестве провожатых пару стремянных. Сам же пообещал приехать чуть позже, сославшись на дела. Смалодушничал, в общем. Не готов я был вот так сразу со своим побратимом серьёзный разговор начать. Нужно было решить; признаться перед другом в том, что я его вместе с невестой «в тёмную» использовал или всё на стечение обстоятельств свалить. В первом случае я мог потерять друга, во втором… Самому от себя потом противно будет.

Так что обратно в Кремль, я не спешил; заглянул в Замоскворечье, осмотрев построенные там острожки, съездил к Крымскому броду, уверившись что здесь из Скородома в Замоскворечье полякам переправиться будет довольно проблематично, затем встретился у Чертольских ворот с Матвеем Лызловым, убедившись, что задуманная мною ловушка практически готова. В кремль вернулся ближе к полудню, незадолго до обеда и велев принести в кабинет бутыль с заморским вином, позвал следом Яниса.

— Садись, — кивнул я литвину на кресло у стола. — Поговорим.

Молча разлил по кубкам вино, молча выпили.

— Я знал, что за Елизаветой будут охотиться людишки Филарета, — неожиданно для самого себя решился я. — И в том, что с ней случилось, моя вина.

Я замер, пытливо вглядываясь в лицо друга. Что ответит? Может ведь и в морду за такое плюнуть. Имеет право. Но Янис продолжал молчать, хмуро высматривая что-то на дне своего кубка.

— Я надеялся через княгиню сообщников Филарета выявить, — начал оправдываться я. — А с княгиней ничего не случилось бы, если бы она зачем-то из возка не вылезла. Она… — я запнулся, с раздражением оборвав сам себя и просто признал: — Моя вина. Прости.

— А стоило ли оно того, чернец? — поднял, наконец, глаза побратим.

— Стоило, — твёрдо заявил я. — Филарет всё равно бы княгиню не простил. Очень уж она ему своим признанием подгадила. Голландия далеко, но всё же это не конец света. Пообещал бы вознаграждение за её голову, охотники среди латинян нашлись бы. А так я Романовым руки окоротил. Теперь ему до вас добраться труднёхонько будет.

Литвин кивнул, вроде бы согласившись с моим доводом, вот только в его глазах я себе прощения не находил.

Разливаю по кубкам остатки вина, жадно пью, собираясь с духом перед исповедью.

— Я должен был тебе всё рассказать. Но я тогда как раз только что себе московский престол вернул. Казалось, горы теперь свернуть могу. Все задумки воплотить по силам, любое дело могу свершить. Людей за своими прожектами замечать перестал, — покаялся я. — Вот и ту опасность, что Лизе по пути из Ростова грозила, в расчёт брать не стал. Тогда казалось, что невелика она — опасность эта. А оно вон как вышло…

— Но теперь Елизавете ничего не грозит?

— Не знаю, — честно признался я. — Филарету сейчас точно не до неё. Вот если Сигизмунд победит и его на патриарший стол посадит, тогда может и вспомнить. Ну, и про иезуитов забывать не нужно. Княгиня их ордену тоже изрядно насолила. Переждать вам в безопасном месте нужно, пока не уляжется всё.

— Я думал самое безопасное место в Москве, рядом с тобой, — удивился Литвинов. — Или опять за границу пошлёшь?

— Говорю же, польское войско к Москве идёт. Отобьёмся ли, нет, не ведаю. А тебя с княгиней я в Астрахань пошлю, — твёрдо заявил я. — Мне Хворостинин недавно письмо прислал. Голландский мастер на Джомбайском острове верфь уже достроил и флейт и фрегатом заложил. Дело то, конечно, не быстрое. Остров хоть от Астрахани и недалеко, но всё туда добираться хлопотно. Зато ногаи дотянутся не смогут. Вот ты за строительством кораблей и проследишь. Чтобы заминки никакой при строительстве не было да всё что нужно для этого, на тот остров исправно поставлялось. Ну, что, возьмёшься?