Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор

— Разгружай.

Его механики, ежась от холодного ветра, принялись вытаскивать из телег и складывать на подстеленную парусину детали паровой машины. При виде блестящих на свету деталей толпа оживилась.

— Ишь, скобянку привезли, — донеслось от костров. — У самих этого добра девать некуда, все стоит. Нам бы соли да хлеба, а не железок!

— Видать, игрушку новую казать будет, — подхватил другой, и по толпе пронесся злой смешок.

Нартов действовал так, словно никого вокруг не было. Разложив инструменты и сверившись с чертежом, он собственными руками приступил к сборке: выверял зазоры, подгонял детали, затягивал гайки. Он не командовал. Именно это методичное, уверенное спокойствие действовало на толпу сильнее любого крика. Постепенно насмешки стихли. Вокруг питерских стало сжиматься кольцо из самых любопытных — в основном пожилых мастеров, для которых ладно работающий механизм был поважнее всякой смуты.

Один из них, кряжистый кузнец с лицом, похожим на обожженную глину, подошел ближе, когда Нартов монтировал один из клапанов.

— Не сдюжит у тебя, мил человек, — пробасил он, ткнув толстым пальцем в соединение. — Давлением вышибет. У нас тут завсегда на кожаный уплотнитель сажали, проваренный в сале. Мягко держит.

— Кожу от горячего пара раздует и порвет, отец, — не поворачивая головы, отозвался Нартов. — Здесь медь на медь, с притиркой. Чтобы ни капля силы даром не ушла.

Когда две детали сошлись воедино без малейшего зазора, кузнец лишь задумчиво почесал в затылке. Он столкнулся с другим решением, перед ним разворачивался совершенно иной, непостижимый ему подход, основанный на безупречной точности.

К вечеру, под непрекращающимся дождем, машина была собрана. Похожая на громадного, неуклюжего паука, она заняла свое место у края затопленной шахты, из которой сочилась черная, маслянистая вода.

— Углем топить будем, вашим, — объявил Нартов, обращаясь к толпе.

Рабочие, переглянувшись, с ухмылкой подтащили тачку просто из интереса, чтобы узнать предназначение этого «монстра». Подсунули дрянь — уголь вперемешку со сланцем.

— Пойдет, — кивнул Нартов. — В топку.

Машина оживала с натугой. Пока в котле медленно росло давление, она чихала и кашляла, но наконец из раструба насоса потекла густая, грязная вода. Струя была слабой, не такой, как хотелось бы, однако уровень воды в шахте все же начал убывать. Народ понял задумку. Но эффект был слабее, чем тот, на который рассчитывал Андрей. Толпа, не дождавшись ни чуда, ни громкого провала, разочарованно зашумела.

— И все? Да мы так до морковкина заговенья черпать будем!

От дрянного топлива температура скакнула так резко, что одна из медных трубок не выдержала. Без громкого взрыва — лишь тонкий, пронзительный свист, и тугая струя перегретого пара ударила в сторону, ошпарив дощатый настил кипящими каплями. Машина со скрежетом встала.

— Ага! Сдулся твой змей! — торжествующе донеслось из толпы.

Провал казался неминуемым. Однако Нартов и бровью не повел. Схватив инструменты и мокрую рогожу, он зашел прямо в обжигающее облако. В шипящем пару мелькал лишь его силуэт, слышался лязг металла и отрывистые команды механикам. Нартов рисковал страшными ожогами. Спустя вечность, уместившуюся в несколько минут, он вышел из пара — мокрый, с багровым лицом, зато спокойный. Поднял руку. Машина дернулась, и ее мерный, тяжелый ритм возобновился.

Гудение толпы сменилось напряженной тишиной. Теперь это была тишина иного толка — в ней слышалось нечто большее, чем любопытство. Люди смотрели на человека, который оказался ее полновластным хозяином. Кряжистый кузнец, споривший про уплотнитель, отделился от толпы, подошел к Нартову и молча протянул ему деревянную флягу.

— Попей, мастер, — сказал он просто. — Умаялся, поди.

Нартов благодарно взял прохладную воду.

В первые дни после запуска «Парового Змея» заводы окутало обманчивое затишье Рабочие, видя, что питерские стараются чем-то помочь, понемногу возвращались в цеха.

Нартов же, под присмотром людей Демидова, собирал огромный паровой котел — первый механизм в рамках Компании Смирнова, который должен был помочь в достижении целей совместного предприятия. Он должен был стать главным механизмом, сердцем всей демидовской империи — огромная паровая машина, прозванная местными «Хозяином». Когда машину в итоге запустили она проработала не долго. На второй день к Нартову явился Потап, старший механик (личный мастер-порученец от Демидова), с лицом чернее тучи.

— Худо дело, Андрей, — сказал он, вытирая ветошью руки, навсегда впитавшие в себя запах машинного масла. — «котел» лихорадит. Стучит, будто дятел в дупле, и греется так, что сало на подшипниках кипит.

В машинном зале гул стоял такой, что приходилось кричать. «Хозяин» работал на пределе, его корпус сотрясала мелкая, нервная дрожь. Проведя несколько часов в тщетных попытках поставить диагноз, Нартов слушал металл через деревянный брусок, словно лекарь — грудь больного, щупал валы, проверял зазоры. Местные с мужиками предлагали свои, проверенные методы: подтянуть, подбить, сменить уплотнители, — но Нартов лишь качал головой — болезнь гнездилась не снаружи, а внутри.

— Масло, — бросил он, перекрикивая грохот. — Дай мне пробу из главного картера.

Потап с недоумением пожал плечами, просьбу выполнил. В небольшой склянке, которую Нартов принес в свою временную лабораторию, плескалась густая, темная жидкость. Рассмотрев каплю под единственной на весь завод лупой, он увидел то, что ускользнуло от всех. В масле плавали крошечные, едва различимые блестки, похожие на истертый в пыль наждак.

— Песок? — прошептал он сам себе. — Кто-то сыплет песок в кровь машины? На песок не похоже, слишком мелкий.

Разговор с Потапом ничего не дал — тот лишь отмахнулся.

— Да что ты выдумываешь, механик! Песок! Откуда ему там взяться? Это стружка металлическая от износа. Устала машина, вот и сыпется.

Все доводы разбивались о глухую стену: для старого мастера машина была живым существом, способным болеть и стареть, а сама идея злого умысла, технологической диверсии, не укладывалась в его голове. Тем временем Орлов, узнав о «болезни», вел собственное расследование. Его интересовали рабочие, заливавшие масло. Нашелся тот быстро — получив расчет, он уже третий день беспробудно пил в местном кабаке. Орлов подсел к нему, угостил штофом водки. Разговор поначалу не клеился. Рабочий, перепуганный до смерти, лишь твердил, что делал все по инструкции. Но когда Орлов «случайно» выложил на стол несколько серебряных монет, глаза пьяницы блеснули жадностью, и они развязали ему язык: некий «радетель за народное дело» дал ему мешочек с «особым порошком для лучшей притирки деталей» и велел добавить в масло.

Катастрофа разразилась на следующий день. Нартов снова был в машинном зале, когда вибрация достигла критической точки. Металл стонал, протестуя против невидимого насилия.

— Глуши! — закричал Нартов, но было уже поздно.

С оглушительным хлопком лопнул один из приводных ремней, хлестнув по стене. Следом с пронзительным визгом сорвало предохранительный клапан, и помещение мгновенно заполнилось обжигающим паром. Люди в панике бросились к выходу. Потап, старый механик, вместо того чтобы бежать, кинулся к главному рычагу в отчаянной попытке сбросить давление вручную.

И тут «Хозяин» умер. Раздался чудовищный, нутряной хруст, будто сломали хребет живому гиганту. Истерзанный абразивом главный вал не выдержал и лопнул. Освобожденный от нагрузки многопудовый шатун превратился в неуправляемое ядро, снося все на своем пути. Он размолотил редуктор, пробил стенку цилиндра и замер, вонзившись в кирпичную кладку.

Когда пар рассеялся, открылась картина апокалипсиса. На месте машины дымилась груда искореженного металла. Под обломками чугунной станины лежал Потап. Он был мертв.

Потрясенный Нартов стоял посреди этого хаоса. Это была идеально исполненная диверсия. Но в его голове бился один вопрос, на который не было ответа: «Кто? Кто в этой стране, кроме него самого и барона Смирнова, способен на такое?»