Инженер Петра Великого 6 (СИ) - Гросов Виктор

Они спорили, предлагали, отвергали. Я лишь изредка направлял их мысль, подбрасывая наводящие вопросы, пока Потап, наконец, не ударил себя по лбу.

— Воздух! Ему же, проклятому, деваться некуда! Он его и тормозит!

— Вот именно! — подхватил я. — Так как нам его выгнать?

— Выпоры нужны! — выкрикнул кто-то из толпы. — Тонкие, как иглы, чтобы воздух вышел, а металл не ушел!

— Сколько? — спросил я, глядя на Потапа.

Старый мастер на мгновение задумался, окинув чертеж хозяйским взглядом.

— Один тут, вверху, мало будет. Думаю, три надобно. Вот тут, тут и вот тут. Чтобы со всех сторон ему дорога была.

Его мозолистый палец указал на те самые точки, которые я предусмотрел в первоначальном проекте. Но теперь это была не моя навязанная идея, а их собственное, выстраданное решение.

— Гениально, Потап, — сказал я без тени иронии. — Ты нашел решение. — Повернувшись ко всей артели, я добавил: — Вы нашли решение.

Затем мой взгляд остановился на Федьке.

— А теперь, Федор, твоя задача как начальника — помочь этим людям воплотить их же идею в жизнь. Они дали тебе мысль. Ты должен дать им расчет и проконтролировать исполнение. Потап отвечает за качество, ты — за сроки. Работайте вместе.

Я выпрямился, стряхивая с рук невидимую пыль.

— Я заменил тебя, Федор, — сказал я ему уже тише, так, чтобы никто не слышал. — В этой мастерской. На полчаса. Я показал тебе, как это работает. Власть — это умение заставить людей захотеть сделать то, что нужно тебе. Теперь иди и стань для них настоящим начальником. Если не получится — вернешься к верстаку. Потому что руководить — это тоже ремесло. А ремеслу тоже надо учиться. Вот и учись.

Развернувшись, я не оглядываясь пошел к выходу. За спиной было тихо. Я оставлял Федьку одного. Но теперь он был руководителем, за которым стояло общее, только что найденное решение, а не мальчишкой-самодуром. Ему предстояло сдать свой главный экзамен. И почему-то я был уверен, что на этот раз он его сдаст.

Кризис в мастерской Федьки, превратившись из проблемы в ценный урок, был потушен. Но передышка оказалась короткой. Архитектору некогда любоваться построенными стенами — нужно думать о фундаменте следующего этажа, а тот уже трещал, едва заложенный. Примчался запыхавшийся гонец с депешей с Урала, и тон письма Демидова был далек от победных реляций.

Никита, по обыкновению, писал без обиняков, рублено:

«Барин. Государев заказ на пушки и клинки исполняю. Домны дымят, молоты стучат. Зато затея твоя с дорогой… это другой разговор. Рельс из чугуна — смех один, на первом морозе в крошево пойдет. А еще нужна сталь не простая, а катаная. Это для мостов. Ежели и сам мост придумаешь — обещаю в честь тебя город назвать. У меня под такое ремесло ни станов, ни людей нет. Дай технологию, Петр Алексеевич, иначе вся твоя дорога — пустой звук. Я готов хоть сейчас заложить три новых завода — в Невьянске под рельс, в Тагиле под профиль, в Утке под крепеж, — однако без твоих чертежей и твоих дьяволов-мастеров это будут просто груды камней».

Я отложил письмо. Вот она, реальность. Демидов, при всем его могуществе, уперся в технологический потолок. Можно было нарисовать идеальный мост, но без промышленных объемов сортового проката он так и остался бы мечтой.

— Нартова мне! — крикнул я адъютанту.

Андрей явился через несколько минут, на ходу вытирая руки от машинного масла. Я молча протянул ему письмо. Пока он читал, на столе уже лежал чистый лист ватмана.

— Он прав, — сказал Нартов, откладывая депешу. — Мы можем сварить опытную балку, но тысячи верст… Это другой масштаб.

— Значит, мы дадим ему этот масштаб.

Я набрасывал общую концепцию прокатного стана — систему из нескольких пар валков, приводимых в движение паровой машиной, — а Нартов тут же, рядом, детализировал ее, превращая мою идею в рабочие чертежи. Его грифель летал по бумаге, выводя схемы редукторов, муфт, систем охлаждения. В этом привычном танце — мой замысел и его гениальное инженерное воплощение — за три часа родился пакет эскизов, достаточный, чтобы запустить на Урале промышленную революцию. Звучит громко, но так и есть.

— Отправляй это Демидову с тем же гонцом, — сказал я, сворачивая бумаги в тубус. — И припиши от моего имени: «Вот тебе чертежи. Лучших мастеров пришлю к весне. Над мостами — подумаю. Заводы — на твоей совести. Справишься — станешь стальным королем Империи. Не справишься — пойдешь по миру вместе со мной».

Не успел гонец покинуть пределы Игнатовского, как в мой кабинет почти без стука вошла Анна Морозова. Она была не одна. За ее спиной стоял один из ее приказчиков, с перевязанной головой и пустым взглядом.

— Прости, Петр Алексеевич, что без предупреждения, — скороговоркой произнесла она. — Новости не терпят этикета.

На стол легли два завернутых в тряпицу предмета. Развернув свертки, я обнаружил внутри осколки — все, что осталось от одного из эталонных калибров Нартова, отправленных Морозовым для контроля качества их поставок.

— Наш караван под Торжком, — начала рассказывать Анна, пока ее человек молча смотрел в пол. — Напали из засады. Десяток человек, в солдатских мундирах, вооружены фузеями. Вели себя не как разбойники. Провиант и фураж не тронули. Убили охрану, нашли ящик с инструментами, вскрыли. И вот, — она кивнула на осколки, — методично, молотами, разбили все вдребезги и выбросили. Это чей-то заказ.

Я смотрел на изуродованный металл. Мне кажется, это удар не по Морозовым, это целенаправленно по мне шмаляют, по сердцу моей системы — стандартизации и взаимозаменяемости. Наши враги понимали, куда бить. Вот только кто? Внутренние смутьяны-завистники или внешний враг?

— Яков Вилимович уже знает? — спросил я.

— Знает. Но его люди хороши в столице, а в тверских лесах… — она развела руками.

Вызвав де ла Серда и Алексея, я изложил им ситуацию. Когда они увидели разложенные на столе осколки, лишних слов не потребовалось.

— Нам нужна собственная сила, — закончил я. — Не зависящая от государевых полков, увязших на юге. Охранный полк хорош, конечно, но…

— Частная армия? — Алексей тревожно нахмурился. — Отец этого не потерпит! Это пахнет заговором. Нас обвинят в создании собственной гвардии, в измене!

Наследник не плохо проанализировал проблему. Он быстро учился.

— Значит, это будет не армия, — парировал я. — А служба безопасности «Общей Компанейской Казны». И вы, ваше высочество, — ее верховный главнокомандующий. Ее задача — защита наших общих активов, наших дорог, наших караванов. Утверждать ее устав и докладывать о ее действиях отцу будете вы, а не я. Это ваша ответственность. Перед акционерами. И перед Империей.

Он боролся с собой, я это видел. Риск был огромен, зато и от возможностей дух захватывал — доказать отцу, что он способен и считать деньги, и защищать их.

— Хорошо, — произнес он. — Но назовем мы ее иначе. Не так вызывающе. Пусть будет… «Корпус содействия торгу и промыслам». Звучит мирно, а вооружен он будет так, как не снилось и преображенцам.

Хитрец. Он улучшил идею, придав ей необходимую политическую маскировку.

Вечером, когда тактические пожары были потушены, я собрал Алексея и Магницкого над картами. Пора было возвращаться к стратегии.

— Вот, смотрите, — сказал я, проводя пальцем по карте. — Демидов строит прокатные станы на Урале. Морозовы налаживают логистику. Де ла Серда создает «Корпус содействия». Каждый решает свою задачу, однако все они действуют вслепую, не видя всей картины.

На чистом листе я начертил простую схему.

— Мы не строим отдельно дорогу и отдельно телеграф. Мы строим единую систему. Железнодорожное полотно — это кость. Телеграфный провод вдоль него — это нерв. Охранные посты капитана — это кожа. А поезда, что повезут сталь, уголь, солдат и хлеб, — это кровь. Одно без другого мертво.

Я раздал каждому свою роль. Магницкий должен был рассчитать оптимальный маршрут, учитывая рельеф и потребность в мостах. Алексей — составить итоговый меморандум для правления Банка и для будущего доклада Императору, сведя воедино все расходы и выгоды.