Патриот. Смута. Том 2 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

И где-то там, впереди, на этих отрогах размещалось поместье Жука. Того, кто ждал татарские силы и готовил для них площадку по захвату и разорению южной части русского государства.

Шли шагом, коней не гнали.

Правую и левую сторону Воронежа покрывал строевой лес. Высокие, ровные сосны, кое-где перемежавшиеся дубовыми и березовыми рощами. Именно из этого леса через какую-то сотню лет царь Петр будет строить здесь корабли.

Продвигаясь дальше, начали забирать чуть дальше от воды в поросшую лесом местность. Точно! Впереди река Песчанка. В мое время она совсем уж иссохла, стала бессильной, маловодной. Больше грязный ручей, который в самую жару даже и не течет вовсе, травой зарастает русло. Но сейчас, в то время когда не выкачивали из земли миллионы кубов воды для огромного города миллионника, и еще не построили водохранилище, нарушив естественную экосистему, она могла стать препятствием. К тому же весна, время самых полноводных рек.

Однако, наш проводник, один из детей боярских вел уверенно. Дело знал, бывал здесь. Шли мы по тропе, достаточно хорошо хоженой и топтаной. Потеряли из виду стрельцов, что меня не радовало. Но, имелась у нас договоренность, что если так случится, движутся они дальше на версту и поджидают. От нас человек должен к реке выйти и с ними связаться.

Наконец-то уперлись в водную преграду. Овраг, а на дне река течет неглубокая. Журчит, несет свои воды к Воронежу. Здесь, в этом месте шире прочего, даже дно видно. Может, пол метра, или чуть больше.

Но окружение меня настораживало.

В этот момент отряд остановился, стали готовиться к переправе. Спешивались. Коней лучше было под уздцы вести, не форсировать с наскока, чтобы ноги не поломали. Я на своем подобрался к краю оврага, осмотрел.

Надолбы — влево и вправо.

А здесь — явные признаки недавней людской работы. Пни, вогнанные в землю, выкорчеваны, подлесок посечен, следы нескольких кострищ. Им с месяц может. Проход расчищен, в воде, для перехода навалены бревна, присыпаны песком. Берега, спускающиеся к броду, укреплены, сделаны более пологими, удобными для прохода конницы.

Смотрел, глазам своим не верил.

— Это, чего?

В голове моей зрел ответ, но хотелось, чтобы люди служилые пояснили за ситуацию. К тому же сотники были рядом, наблюдали. На лицах виднелась нарастающая злость.

— Это… — Филарет оскалил зубы. — Работа Жука. Точно его рук дело.

Тренко кивнул с согласием, сплюнул, выругался.

— Собака паршивая. Разрыл все-таки.

Люди тем временем начали спускаться, ругались, ворчали.

— Выходит, этот черт построенную засечную черту в местах бродов разрушает? — Злость закипала в моем сердце.

Все это понимали, поэтому общее негодующее настроение нависло над нашим отрядом. Раз кто-то творит такое, то хочет, чтобы татары и прочая бандитская зараза легко преодолела даже естественные преграды. И если десятилетия назад их укрепляли, делали менее проходимыми, то сейчас целенаправленно разрушают.

Только вот вопрос, а вы люди служилые, что? Где патрули? Где осмотр вверенной территории? Это же вы допустили!

Я с немым вопросом уставился на сотников. На языке вертелось что-то из разряда «Какого хрена, господа?» Или что пожестче.

— Готовит проходы для татар, собака. — Высказал то, что было у всех на уме Филорет.

— А вы что? — Я смотрел на них, говорил холодно, зло. — Где посты? Где проверки?

— Не серчай, боярин. — Покачал головой Тренко, в землю смотрел. — Делаем что можем.

Это же вас под нож пустить хотят. Эх…

— Знали мы, говорили нам разведчики. Что могли, по весне восстановили. — Начал оправдываться Филорет. — Здесь место редко хожее. Да и если татарин тут пройдет, дальше что? К Воронежу-то хода нет, через реку ему с наскока не пройти.

— А дальше на север пойдет? — Я скрипнул зубами.

— Леса там. Тут проход на север плохой. Только малыми силами, разбойничьими отрядами. Маришка, она на то… — Он осекся, уставился на меня.

А я был зол, сильно зол. Выходит, что невероятный труд людей какой-то пес, Жук, под ноль сводит. Русские люди через пот кровь невероятный строили здесь и еще много где засеки, чтобы отряды татарские не ходили, разбойники не могли быстро перемещаться. А эта гадина все это ломает, крушит, прорехи делает. А воеводам воронежским что — да по хрену им. Если не жестче!

М-да, запустили. Смута наложила свои коррективы на дозорную службу.

Желание порешить этого предателя — Жука, бушевало в моей душе.

— Здесь раньше, отец говаривал. — Начал Тренко. — Дозор был. Но уже лет семь как, нет никого. Разъезды наши иногда доходят, смотрят что как. Мне по весне доложили, что обрушили тут укрепления, проход организовали. Поэтому тут и идем, чтобы быстрее.

— Ясно. — иных цензурных слов у меня не было. — Воеводе докладывали?

— Прошлому, да. Но помер он, как-то быстро.

Сжал кулаки, промолчал. Но на лице моем все и так было видно. Это же — полнейшее нарушение дисциплины, обороны и вообще вей логики. Ладно.

— Дальше на юг есть еще речка Тавровка, там думаю, то же самое. Мы туда даже не совались последний год. Силами малыми опасно, а большие… — Сотник замолчал.

— А большие ваши воеводы за год так и не собрали. Все понял. Как бы непоздно мы тут все это делать начали, господа. Это же все чинить нужно, а на это — время. А татары они ждать нас не будут. Я не уверен, что у нас неделя есть.

— Но, с другой стороны. — Начал Филарет. — Не будь здесь прохода, мы бы много времени потратили, а так…

Я злобно зыркнул на него, он замолчал.

Так-то да, в его словах был какой-то смысл. Но… Это логика человека, который в разорении государства ищет позитив. Что мол не разори кто-то что-то, не смогли бы мы этим воспользоваться для своих благих нужд и восстановить. Может, чтобы не восстанавливать, лучше не рушить, а⁈ Нет, господа, так дела не пойдут. Жука сковырнем, все это восстановить надобно. Порядок навести. Людей собрать, отправить под прикрытием вооруженных стрельцов или казаков.

А пока — дальше идти надо быстро.

На переправу ушло где-то половина часа.

Двинулись, вновь пошли вблизи русла, вышли к реке. Лодки стрельцов нас дожидались. Основная масса пристала, разбила лагерь. Одно судно дежурило на воде, чтобы обзор берега был больше. Завидели нас, руками замахали, указывая направление.

Вскоре собрались все вместе, быстро перекусили, двинулись дальше.

Солнце перевалило через зенит. Путь оказался не близким. Это непривычные мне скорости, когда на машине можно доехать от одного конца города до другого меньше чем за час. Да даже на общественном транспорте. Здесь пешком, конно не сильно быстрее, чем на своих двоих.

Шли опять вблизи берега, удалялись недалеко, следовали петляющей тропе. Несколько раз возвращались к нам высланные вперед отряды, докладывали. Пока все тихо было и спокойно.

Форсировали еще несколько небольших ручьев. Здесь даже спешиваться не нужно было. Шли как шли, в седлах.

Наконец, стали забирать чуть правее, и русло туда же двигалось. Скоро уже устье.

Вернулся один из разведывательных отрядов. Два человека. Подошли к сотнику, заговорили о чем-то. Он руку поднял, меня подозвал.

— Впереди хутор есть, брошенный. Будем заходить, боярин? — Спросил Тренко. — Он чуть в стороне от реки. Минут десять.

— Брошенный?

— Дозор говорит, да. С месяц люди не живут, судя по всему. Осмотрели. Припасов нет, людей нет.

— Сожжен?

— Нет, брошен. Вывезено все, следов боя и насилья нет.

— Тогда и смысла нет. Зачем нам туда?

— За хутором почти сразу как раз та речка. Там, уверен, дозор противников будет.

Ага, получается добрались мы до территории, которую контролирует Жук. И тут полный туман войны. Может так случиться, что татары уже сидят у него в поместье, кумыс пьют. Лагерь их стоит в этих лесах, а мы-то и не в курсе. А может, и нет. Вот как понять?

Языка брать надо. Я почесал бороду, по-иному никак.

— Авангард наш там?