Адвокат Империи 8 (СИ) - Фабер Ник

— В смысле?

— Ну традиция же, — пояснила она. — Надо отпраздновать!

— А не рановато?

— Ты сам сказал, что мы победили, — уверенно хмыкнула она. — Да и вообще, давай по-честному. Мы заслужили небольшой отдых. Лично меня прошедшая неделя измучила. А учитывая то, что случилось с тобой, поводов ещё больше.

Угу. То, что случилось со мной. Сказала тоже.

И ведь она права. Только не в том, о чём подумала.

Прошедшая неделя дала мне некоторое время поразмышлять об одном важном вопросе, о котором, на самом деле, стоило бы задуматься раньше.

И звучал он примерно так: а что, если?..

А что, если информация о моём отце всплывёт за пределами того небольшого круга лиц, которому это уже известно? Хотя нет. Пожалуй, что вопрос я задаю не совсем правильно. Не «если», а «когда». Вот верное слово. И рассчитывать, что один лишь договор с Распутиным сможет прикрыть меня от этого дела, — огромная глупость.

Так что разумным и абсолютно оправданным действием будет подстелить себе соломку. Вопрос в другом. Как это сделать? Ладно, допустим, что в пределах Империи эта ситуация пока что более или менее под контролем благодаря тому же Распутину. Но что делать, если в это дело впишутся те же британцы? Я ведь не забыл, что они также участвовали в этом деле. И что-то сомневаюсь, что влияния Григория хватит, чтобы отвадить их.

А если это будут не бриташки, а кто-нибудь другой, о ком и вовсе неизвестно? Тогда ситуация становится в разы опаснее.

Следует проработать этот вопрос заранее. И я даже примерно представлял, кто именно сможет мне с этим делом помочь.

— Так что? Идем? — спросила Анастасия, возвращая меня к разговору.

— А ты мне, как в прошлый раз, скандалы устраивать не будешь?

В ответ на мои слова она состроила обиженную мордашку. Судя по всколыхнувшимся эмоциям, я ожидал, что она сейчас возмутится, но… нет. Сдержалась и почти сразу же успокоилась.

— Обязательно напоминать о том, что я повела себя как форменная дура? — с искренним интересом и лёгкими нотками обиды спросила она.

— Это будет зависеть от того, изменилась ли ты, — не сдержал я улыбки.

Настя лишь рассмеялась в ответ и расслабилась.

— А не заметно? Саша, я же не так глупа, чтобы раз за разом повторять одни и те же ошибки. Но да. Ты прав. Там я себя повела…

— Некрасиво?

— Скорее, несколько неправильно, — не без небольшого внутреннего сопротивления признала она и кончиками пальцев убрала выбившуюся из причёски прядь волос за ухо. — Но я умею делать выводы.

— А вот в этом я даже не сомневаюсь. Помнишь нашу первую встречу?

— Ещё бы её не помнить. — Она весело рассмеялась. — Даже поверить не могу, что после этого стала работать с тобой. Куда больше в тот момент я хотела тебя просто придушить.

— Поверь мне, Насть, это чувство было абсолютно взаимно, — не стал лукавить.

И всё-таки хорошо, что эти отношения изменились. Работать с ней, как бы избито это ни прозвучало, было в удовольствие.

— Так что? Пойдем?

— Отпраздновать?

— Ага.

— Почему бы и нет…

Вернувшись на работу, Настя направилась сразу в отдел, а я пошёл к Роману, чтобы отчитаться о происходящем.

— То есть победа у нас в кармане? — сделал он вывод после моего недолгого рассказа.

— По большому счёту да, — кивнул я, сидя в кресле напротив его стола. — Документы о передаче этого дела в уголовный суд мы начали готовить ещё два дня назад…

— До вашего слушания?

— Я был в себе уверен, — развёл руками.

— Смотри, Александр, излишняя самоуверенность до добра ещё никого не доводила, — пригрозил он мне, но на это ответ у меня уже имелся.

— Точно так же, как и её недостаток, — ответил я. — Но насчет этого можешь не переживать. Как только его переведут в разряд уголовных и назначат прокурора и суд присяжных, победа будет за нами. Как бы жестко и цинично это ни прозвучало, но присяжные очень часто делают вывод не на фактах, а на основе своего эмоционального отношения к происходящему. Особенно если эти эмоции имеют под собой железобетонное основание из фактов. А факты, как ты видишь, на нашей стороне…

— За исключением того, что ты не можешь объяснить, откуда у Меркулова его… сила? — подсказал мне Роман, и я заметил его оговорку. Он хотел сказать «Реликвия», но одёрнул себя.

— Послушай, Ром, я ведь…

— Нет, Александр, — перебил он меня. — Это ты послушай. Я не отрицаю тот факт, что она у него есть. Не отрицаю, что он использовал её. Но задумайся вот над чем. Сколько выпускников покинуло стены приюта с того момента, как он её, по твоим словам, получил?

— У меня целый список есть, если ты не забыл…

— Я помню, — кивнул он. — А ещё могу тебе сказать, что не знаю более ни одного подобного случая, который произошёл у Елизаветы.

Ну тут мне есть что возразить.

— То, что мы о них не знаем, не говорит о том, что их не было…

— Это говорит о том, что…

— С каких пор ты стал адвокатом дьявола? — вдруг спросил я его.

Лазарев посмотрел на меня. Вздохнул.

— С тех самых пор, как мне отдали ваш отдел. Это моя работа, если ты не заметил.

— Да нет, как раз об этом я в курсе. Но ты и сам видишь, что я прав. Наш свидетель может подтвердить, что у него не только есть сила, но и то, что он неоднократно её использовал…

— И? — задал он резонный вопрос. — Допустим, ты прав. Допустим, Александр, что он это делал. У нас есть девяносто девять процентов выпускников, которые после «Пути» смогли изменить свою жизнь и стать хорошими, достойными людьми. И есть твоя клиентка, с которой что-то пошло не так. Ты сам сказал, что присяжные могут последовать зову своих эмоций. Но точно так же они могут пойти на поводу и у голоса разума. Особенно если его подкрепить достаточно красноречивой статистикой.

— Он не отвертится, — уверенно произнёс я.

— А я не говорю, что он это сделает, — не стал спорить Роман. — Я хочу сказать, чтобы ты рассматривал все возможные варианты. В том числе и те, где ваш противник сделает всё, чтобы выбить вашего «свидетеля» с процесса либо же лишить её показания того веса, на который ты надеешься.

Ответил я не сразу. Что-то явно было не так. И нет. Дело не в его словах. Говорил-то он разумные и правильные вещи по своей сути. Но я почти на сто процентов был уверен в том, что дело не в них.

— Ром, что происходит? — наконец спросил я его. — Раньше подобного недоверия с твоей стороны я не замечал. Значит, что-то изменилось.

Лазарев поджал губы, как если бы раздумывал над тем, стоит ли ему отвечать на этот вопрос.

— Немировы хотят встретиться с моим отцом.

— Та-а-а-ак, — протянул я и жестом предложил ему продолжить. — И? Что это значит?

— Сам подумай, — и не пытаясь скрыть недовольства, бросил он мне. — Ты не хуже меня знаешь, кому именно принадлежит этот приют. Точнее, с кем именно он очень тесно связан.

— А ещё я слышал о такой штуке, как адвокатская этика. И не думаю, что…

Договаривать не стал. И сам понял, что могу глупость сморозить. И правда ведь, о ком, в конце концов, говорим?

— Вижу, что ты сделал правильный вывод, — кивнул Роман и откинулся на спинку своего кресла.

— Хочешь сказать, что…

— Я хочу сказать, чтобы ты был готов к тому, что тебе могут начать вставлять палки в колёса, — закончил он.

Молчание. Мы смотрели друг на друга и не говорили ни слова, но… Это и не нужно было. Я не стал задавать вопрос, зачем это надо, ведь именно его отец поспособствовал тому, чтобы это дело попало к нам. А Роман не стал отвечать на этот вопрос, потому что, вероятно, ответ более очевиден, чем всем хотелось бы.

— Значит, рано поднимать победное знамя, — сделал я вывод.

— Рад, что ты пришёл к этому заключению. Александр, позаботься, чтобы в твоём деле не было пробелов. И о том, чтобы твою свидетельницу нельзя было выбить с этого дела.

Я хотел бы спросить его ещё кое о чём. Например, о том, почему он мне это говорит? Ведь если так подумать, то вполне возможно, что эти слова шли вразрез с возможными планами его отца.