Русский флаг (СИ) - Старый Денис

А потом…

— Дмитрий, вы же понимаете, что это очень опасное дело! — в какой-то момент Лаптев не выдержал и завёл разговор на весьма щекотливую тему.

— Вы, надо думать, про мои отношения с княжной Долгоруковой? — усмехнулся Овцын, нисколько не находя проблем в своей любовной связи с ней. — Я так и думал, что сия тема может стать раздором для нас.

— Да, я про эту вашу связь… Но вы же губите себя! Я же вижу, Дмитрий Леонтьевич, что вы — великий человек, а вот так… Это же в лучшем случае разжалуют вас в матросы. В лучшем!

— Харитон Прокофьевич, не желаю я затевать ссору с вами. Ну, дела сердечные — это только лишь мои дела, — решительно сказал лейтенант Овцын.

— Каждый человек — сам кузнец своего счастья и своего будущего! — неожиданно даже для себя произнёс мудрую фразу Харитон Лаптев. — Мне лишь тяжко будет видеть вас наказанным.

О связи Дмитрия Овцына с княжной Натальей Долгорукой знали уже не только в Берёзове, но и в тех немногочисленных деревушках, что располагались в ста верстах от главного ссыльного городка Российской империи. Здесь, в Тобольске, также слухи ходили.

Ведь тема-то уж больно щекотливая да любопытная. Сама княжна великого боярского рода, ставшего, когда скинули Меньшикова, самым могущественным кланом… И вот она крутит любовь с морским офицером, простым дворянином. Такой сюжет не мог не распространиться повсеместно. Это и происходило прямо сейчас.

Когда адмирал Головин вызвал к себе Харитона Лаптева, чтобы напутствовать перед отправлением на Дальний Восток, глава Адмиралтейств-коллегии особо заострил внимание на том, что Дмитрий Овцын — на хорошем счету, как отличный лейтенант, способный в скором времени, как только исследует дельту Оби, значительно усилить исследовательские отряды на Колыме…

Ну, а также и американский русский исследовательский отряд можно усилить Дмитрием Леонтьевичем Овцыным. Это об этом направлении говаривал Пётр Великий: что России нужно застолбить за собой все те территории в Америке, что не заняты европейцами. Что нужно обязательно выйти в своих исследованиях на какую-нибудь из европейских колоний, чтобы установить между русскими владениями и европейскими межу.

Головин тогда же увидел те карты… И не поверил в них. Но кое-что себе перерисовал. Аляска и частично западное американское побережье, наряду с японскими островами — вот что захватило дух Головина. Не только Лаптевых он отправил на Дальний Восток, ещё три мичмана и один лейтенант уехали туда же, чтобы к следующему лету, в лучшем случае, добраться до Охотска.

После славных побед русского флота, после того, как на флот резко увеличилось финансирование, все, ну или многие проекты, которые до того лежали без какого-либо внимания, стали пересматриваться.

И в свете открывшихся для русского флота новых возможностей, на фоне того, что как не было кораблей, так и нет, приходится лишь ждать будущих построек. Так что кораблей нет, а деньги на флот есть.

И в такой необычной ситуации, чтобы не разворовали, или хоть по крайней мере не всё, а частично освоили поступившие средства, было принято решение направить их на исследование Севера России, а также Америки и японских островов.

Для этих исследований больших кораблей не нужно, пушек также в большом количестве не требуется. А вот люди, провиант, парусина, канаты — на это деньги есть, можно освоить. А еще… Да кто там будет считать, сколько чего было закуплено для экспедиции, которая ушла на пять-шесть тысяч верст от Петербурга?

— Обсудим ли мы с вами выгоды Российской империи от приобретения американских земель? — видя, что разговор не клеится, что будто бы чёрная кошка пробежала между двумя лейтенантами, Овцын решил зайти с козырей.

Более интересующей Лаптева темы, чем экономическая составляющая освоения Америки, представить было сложно. Лаптев об этом разговаривал с Норовым, потом со Спиридовым… и готов был говорить с кем угодно и сколько угодно, только б лишь человек был толковый.

— Если верить тому, что пишут… — начал говорить Лаптев, решив, что, действительно, лучше не лезть в дела сердечные Овцына, даже если они и могут погубить того. — Каланы, эти морские бобры… Они — лучший мех, как говорят. Они…

Письмо Семена Дежнева — вот единственный источник, что и как происходило и что нашли на Аляске. И письмо это опять же… странным образом… оказалось у Норова [по некоторым данным можно предположить, что Дежнев, или же один из его отрядов, побывал на Аляске, может, и остался там жить].

Глава 15

Петербург

8 сентября 1734 года

— Ваше Высочество, неужели у вас более не осталось никаких чувств по отношению к господину Линару? — с надеждой спрашивала Юлиана Менгден у Анны Леопольдовны.

— Я бы сказала тебе, чтобы ты забирала себе Линара, но всеми силами хочу добиться твоего венчания с Норовым, — строго сказала Анна Леопольдовна.

Юлиана скривилась и даже не посчитала нужным скрыть своё недовольство от статусной подруги.

— Как такой красавец может не нравиться? Такой сильный, умный… — Анна Леопольдовна стала перечислять всевозможные качества Норова, всё больше и больше увлекаясь, приписывая ему всё больше положительных качеств.

Если женщина влюблена в мужчину, она будет видеть в своём избраннике только хорошее, лучшее. Невежество и грубость может принимать за страсть, неопрятность — за брутальность. Так у влюблённой женщины её мужчина всё равно идеален, каким бы козлом на самом деле при этом ни был.

— Вопрос о твоём замужестве, Юлиана, уже решён. Я поставлю тебя перед выбором: ты можешь либо стать женой Норова и приблизить ко мне этого гвардейца, либо ты не станешь женой Норова и потеряешь моё расположение. Не скрою, мне будет грустно без тебя, но не более… — жёстко припечатала Анна Леопольдовна.

Юлиана Менгден не узнавала свою подругу. Раньше, когда будущая мать наследника Российского престола была влюблена в саксонца Линара, Анна Леопольдовна вела себя несколько возвышенно, витая в облаках. Теперь же она решительная, даже где-то суровая. Немного понимая расклады при дворе, несмотря на свой достаточно юный возраст, Юлиана уже страшилась того, каких дров может наломать Анна Леопольдовна, если продолжит оставаться такой же решительной.

Две девушки смотрели друг другу в глаза. Конечно же, Юлиана отворачивала свой взгляд, стараясь не провоцировать ещё больше Анну Леопольдовну. Но великая княжна всё равно пыталась подавить взглядом свою подругу.

В небольшую комнату, где происходила безмолвная борьба двух молодых женщин, вошёл лакей, который на подносе принёс письмо. Анна Леопольдовна в нетерпении, в одной лишь ночной рубашке, спрыгнула с кровати и побежала к лакею, который стоял, склонив голову, и протягивал поднос.

— Это от него! Я уже знала. Мне герцог Бирон сказал, что солдат Александра Норова добрался с важнейшим донесением до Петербурга. Теперь я знаю, какое важное донесение нёс тот солдат. Это письмо мне! — сказала Анна Леопольдовна, взяла письмо, прижала его к своей груди и начала кружиться по небольшой комнате.

Юлиана Менгден смотрела на то, как ведёт себя её подруга, и понимала, что Линару больше ничего не светит. Не получится у саксонца в будущем занять место первого фаворита и, возможно, даже стать регентом у будущего сына Анны Леопольдовны.

Юлиана радовалась этому обстоятельству, хотя её светлый разум говорил в пользу того, что она теперь Линару будет абсолютно не нужна. Хотя очень хотела девушка, чтобы он её полюбил.

Ещё недавно Юлиана была уверена, что Мориц Линар любит именно её. И она отдала честь свою девичью этому человеку. А потом, когда всё случилось, саксонец чуть ли не силой прогнал Юлиану. Потом, он к ней пришёл опять, уже с новой просьбой повлиять на Анну Леопольдовну. Но безумно влюблённые глаза Юлианы, пусть не до конца, но сбросили часть пелены и тумана, через которые, хоть и нечётко, но просматривались контуры всей той лжи, лицемерия, которые исходили от того самого Линара и постоянно окружали девушку.