Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович

Я видел, как впиваются в тело вовкулака стрелы, одна за другой, но он даже не пытался их вытащить. И только одну, воткнувшуюся ему в щеку, он с чавканьем вырвал и отбросил назад через плечо.

Эти раны его нисколько не волновали.

И тут я увидел, как скользнул мимо меня светящийся силуэт Тихомира. В ночи за ним оставался длинный голубой шлейф, состоящий из сотен таких же силуэтов, только замерших в одной единственной позе. Тихомир беззвучно проплыл вовкулаку за спину, остановился на короткое мгновение, словно собираясь с духом, а затем, сделав решительный шаг вперед, вошел прямо в тело оборотня.

Тот в недоумении замер. Шерсть его вдруг встала дыбом, на ней заиграли голубые искры и посыпались вниз густыми гроздьями. Пасть приоткрылась, из нее устремились по сторонам тугие струи голубого пара.

А потом на широченной груди чудища, в самой ее середине, прочертилась тоненькая голубая полоска. Она светилась холодным светом и исходила искрящимся паром. Затем она стала шире, толще, запузырилась и неожиданно расступилась, выпустив из груди зверя наружу огненный меч Тихомира.

Клинок высунулся почти наполовину, заставив вовкулака задрожать, затем замер и медленно пополз вниз, прочерчивая на плоти оборотня голубую искрящуюся рану.

Зверь взвыл. Я ему был больше не интересен. Он рванулся в сторону, упал на четвереньки и затряс всем телом, как трясется пес, выбравшийся из воды. В лицо мне полетели вонючие брызги пополам с древесной трухой и голубыми искрами. Тихомир выпал из тела вовкулака, ударился спиной о дерево и медленно ополз на землю.

Я тяжело поднялся на ноги и замер, покачиваясь. А вовкулак, продолжая завывать, совершил гигантский прыжок с земли прямо на крону дерева, но долго там не задержался. Ветки обломились, и зверь с грохотом упал на землю. Подскочивший к нему воевода широко размахнулся, намереваясь снести ему мечом голову, но был отброшен ударом могучей лапы. Когти звякнули по кольцам кольчуги и, кажется, даже порвали их.

Чудовище одним прыжком перескочило через ограду и припустило вдоль по улице, не прерывая ужасного завывания. За ним рассыпались по дороге голубые искры.

— Ушел, тварь страхолюдная! — сплюнув в сердцах, сказал подошедший к ограде Добруня Васильевич. — Упустили нелюда…

Он тяжело дышал и покачивал мечом, показывая свое недовольство подобным исходом драки. Кольчуга на груди у него была подрана, шлем отсутствовал вовсе, а через лоб и весь нос протянулась длинная царапина с выступившими на ней капельками крови.

— Ты ж смотри, как аккуратно тебя вовкулак зацепил, — заметил я, осмотрев его. — Мог бы и череп надвое развалить, а так только кожицу оцарапал.

Воевода пальцами потрогал царапину на лбу и помотал головой.

— Не, это не вовкулаково дело, — заявил он. — Это меня твоя Настасья отметила, когда вовкулак ее в меня бросил. Ох, и костлявая сестрица у тебя, Лексей! Ты бы ее кормил побольше, что ли⁈ Не ровен час помрет…

— Да не помру я! Не дождетесь!

Слегка прихрамывая, к нам подошла Настя. Беляк с Кушаком копошились посреди двора, поднимая с земли разбросанное оружие. Тихомир тоже подошел к ограде и проводил взглядом улепетывающего вовкулака. Когда же тот вовсе пропал из вида, то сунул меч в призрачные ножны и погрозил в темную даль кулаком.

— Не понравился ему клинок мой, — сказал Тихомир. — Призраку тяжело кого-то убить насмерть, но он еще способен доставить неприятности всякой нечисти.

— Он еще вернется? — спросила Настя.

Без всякого страха спросила, скорее деловито. Вид у нее при этом был тот еще — растрепанная, взъерошенная, с перепачканным лицом и до крови прокушенной губой.

— Когда-нибудь обязательно вернется, — сказал Добруня. — Если не на следующую седмицу, так попозже. Не добили мы его, и в этом вся печаль. Придется мне с помощничками сызнова Соломянку навещать, и опять тут засады устраивать. Потому как не будет местным мужичкам да бабам спокойной жизни, покудова жива эта нечисть.

— Радуйся, Настасьюшка, что печень у тебя на месте, — подбодрил девушку подошедший Беляк. — Уж очень вовкулак желал девичьей печенкой полакомиться, вон как тебя к себе прижимал, отпускать не хотел! Приглянулась ты ему.

Он засмеялся, но его пихнул в спину подошедший Кушак. Беляк сразу захлебнулся собственным смехом.

— Такая краса любому зараз приглянется, — заметил Кушак. — Вот и мне приглянулась.

— Да ну? — язвительно сказала Настя. — А не ты ли говорил, что тоща я для тебя?

— Что тоща — говорил, — не стал спорить Кушак. — Но еще говорил, что на лицо ты уж больно хороша, и что налюбоваться тобой никак не можно…

Настя прищурилась на него подозрительно.

— Что-то я не припомню, чтобы ты говорил такого.

— Если и вслух не сказал, то только по скромности своей, — заверил ее Кушак. — Но думал об этом совершенно точно. Вот тебе крест, Настасьюшка…

И он яростно перекрестился. А Настя усмехнулась. Я же пихнул ее локтем и прошипел на ухо:

— Анастасия Алексеевна, ты бы поменьше морочила головы богатырям местным. А лучше бы вспомнила, что тебя дома ждут.

Настя пренебрежительно махнула на меня рукой.

— Сумароков, я тебя умоляю! Никто меня нигде не ждет… Да и нет у меня никакого дома теперь. Умерла я там, понял? Убили меня! Ножом зарезал душегуб проклятый. Так что свободная я теперь, как птица. Где захочу, там и будет у меня новый дом, ясно тебе⁈

Я торопливо поднял руки, показывая, что не собираюсь ее ни к чему принуждать. Как говорится, хозяин — барин. В том смысле, что жизнью своей она будет распоряжаться так, как сама того пожелает.

Тем не менее, я взглянул на нее как-то по-новому. А она не так-то проста, эта Настя! Я даже зауважал ее. Не то, чтобы раньше я ее совсем не уважал, но просто относился как к ребенку, который сам о себе не в состоянии позаботиться и нуждается в постоянном внимании. Ан нет — все у нее в порядке с самостоятельностью. Думаю, останься она здесь одна, без моего присмотра, так и не пропадет вовсе, отыщет способ выжить и даже утвердиться в этом мире. А может, и в любом из миров…

— Пора возвращаться в Лисий Нос, — с хмурым видом прервал наше беседу воевода. — Не торчать же нам в Соломянке до самого утра.

Глава 17

Маленькое путешествие в Лисий Нос и кое-кто из местных жителей

Сразу открывать ворота хлева, в котором были заперты наши лошади, мы не решились. Защитный знак в виде трех лежащих на боку крестов, нарисованный углем на воротах, почему-то начал светиться. Не ярко, а едва заметно, так, что при дневном свете или даже в сумерках вряд ли это можно было заметить. Однако сейчас, в темноте, свечение видели все, и остановились перед воротами в нерешительности.

Кто его знает, как сработает этот защитный знак? А вдруг как упадет замертво тот, кто попытается нарушить запрет и откроет ворота? Или же поразит его гром какой? Ну, или же просто паралич хватит? Вовкулак и тот не смог пробиться внутрь, а он малый крепкий, против такого и гром мог оказаться бессильным!

Но все вопросы снял, разумеется, Тихомир. Он бесцеремонно растолкал нас, остановился перед воротами и натуральным образом плюнул на ворота. Ей-богу! Сначала с силой сморкнулся в себя, а потом смачно так харкнул прямо на нарисованный защитный знак, отчего тот зашипел, испустил пар и растаял прямо у нас на глазах.

— И это все? — удивился Кушак.

— Волшебно! — согласилась Настя. — Могли бы меня попросить, я бы тоже так сделала.

Лошади были напуганы. Они жались к дальней стене хлева и боялись выходить наружу. Их можно было понять: наверняка они ощущали присутствие нечисти гораздо лучше людей и буквально лишились сил от страха. Лишь почуяв близость хозяев, лошади витязей почувствовали себя спокойнее. Да и наши тоже, глядя на них, успокоились.

Ждать в Соломянке нам больше было нечего, и мы тронулись в путь до Лисьего Носа. Белый серп нарождающейся луны висел, цепляясь за край черного облака, и он провожал нас на протяжении всего пути. Едва мы выбрались за околицу, как мир снова наполнился звуками, которых так не хватало в Соломянке. Там на все звуки словно был поставлен запретный знак, вроде того, что Тихомир нарисовал на воротах хлева.